Несмотря на разницу в возрасте, которая, к слову сказать, была совсем невелика, дети проходили обучение вместе. Астрономия, математика, история, наука о душе растений и природы в целом, ну и, конечно же, языки, - вот не весь перечень знаний, которыми овладевали шехзаде и султанша.
Обязателен был арабский язык, на котором написан Коран.
Названный сын кормилицы, Ахмет, которого все считали её родным сыном, рос в кругу султанских детей и учился вместе с ними.
Молочный брат или родной по крови – в османской империи не было разделения. Религиозные деятели и медицинские специалисты из всех четырех суннитских мазхабов (богословско-правовых школ) ислама предполагали связь между грудным молоком, кровью и семенной жидкостью, а следовательно, родственную связь между двумя людьми, которых кормит одна и та же женщина.
Поэтому Михримах и Селим считали Ахмета родным братом, Мехмед и Баязет, не вдаваясь в подробности, тоже любили его, как родного брата.
Особенно сдружились Селим и Ахмет. Они часто засиживались за чтением интересных книг, а вскоре у них появилось увлечение, которое и вовсе сблизило двух мальчиков.
Султан Сулейман подарил детям дорогой набор шахмат. Играть научились все, однако, особый интерес шахматы вызвали у Селима и Ахмета. В то время как Баязет сражался в саду на мечах со старшим братом, оба мальчика вели битву на шахматной доске.
Постепенно Ахмет и Селим пристрастили к этому занятию Ханым-хатун. И теперь уже втроём они сидели за столом, подперев щёки руками, продумывая верные ходы.
Михримах овладела всеми навыками, которыми владели братья, и даже больше: девочку учили ещё и вышиванию. К слову сказать, это занятие ей не очень-то нравилось, но роптать и отказываться она не смела.
Терпеливо продолжая выводить иголкой и ниткой узоры, девочка поглядывала на матушку, ожидая, когда та позволит ей пойти к братьям для более подвижных занятий, например, стрельбе из лука или лошадиных скачек.
Михримах любила лошадей. Отец-султан полгода назад подарил ей на день рождения красивого коня, однако порадоваться от души подарку не довелось. В самый канун праздника, тринадцатого дня рождения Михримах, скончалась её великая бабушка, валиде Айше Хавса-султан.
Империя погрузилась в траур. Народ скорбел о своей могущественной и справедливой госпоже. Безутешна была семья султана Сулеймана. Сам он почернел от горя. Хюррем и Михримах всеми силами помогали повелителю переносить страдания, хотя и сами переживали уход из жизни блистательной валиде-султан.
Хюррем побаивалась, не нарушится ли уклад в гареме, достаточным ли авторитетом будет обладать следующая его хозяйка, чтобы держать в руках гарем. А Михримах искренне жалела бабушку, которую любила всей душой.
Время шло, рана от утраты любимого человека затягивалась, и на смену скорби и грусти пришли повседневные дела и заботы.
Наконец, настал день, когда Михримах решила сесть в седло и совершить конную прогулку. Султанша в сопровождении служанок отправилась на конюшню.
- Кто из вас Рустем-ага? – деловито спросила она работников конюшни.
- Слушаю Вас, госпожа, - вежливо ответил ей молодой мужчина, слегка наклонив голову в почтительном приветствии.
Он был крепкого телосложения, не очень высокий, с обыкновенной внешностью. Михримах обратила внимание на его аккуратный холёный вид и чистый кафтан из дорогой ткани, в этом она хорошо разбиралась. Это немного удивило девочку, потому что она считала, что мирахур (главный конюший) султана должен выглядеть более сурово и неухоженно.
- Выведи мне моего коня и оседлай, я проедусь верхом, - приказала она.
- Хорошо, госпожа, - ответил Рустем и пошёл за лошадью.
Спустя минуту Рустем подвёл коня к его хозяйке, но она даже не посмотрела в его сторону, не отводя своего взора от другого животного, стоявшего неподалёку.
- Это чей такой красавец, Рустем-ага? – спросила султанша. Кивнув головой в сторону скакуна.
- Он вам понравился? – довольно улыбаясь, спросил Рустем.
- Да, очень красивый конь. Кто владелец?
- Он мой. Я выращиваю его с самого рождения.
- Как его зовут?
- Бутомир.
- Это имя означает что-то?
- Это название места, где я родился. Я по происхождению хорват.
- Значит, ты хорват. Там красиво? Там, откуда ты родом?
- Насколько я помню, красиво, госпожа. Реки, много лесов. Если позволите, я всё же помогу Вам оседлать Вашу лошадь, - сказал Рустем и взял поводья в руки.
- Ты собираешься идти рядом со мной? Отдай мне поводья, я сама поведу коня, - заершилась девочка.
- Госпожа, нельзя. Неизвестно, что может прийти в голову этому животному, вы не сможете с ним справиться, - ответил Рустем, не думая отдавать поводья.
- Уважаемый Рустем-ага, можно, я хоть немного подержу их в руках и почувствую себя настоящей наездницей, - ласково промолвила Михримах, и Рустем сдался.
Не успели поводья попасть в руки девочки, как она пришпорила лошадь и, заливисто смеясь, поскакала по аллее в сторону леса.
Рустем оседлал своего коня и последовал за султаншей.
Сразу за поворотом он остановился. Рядом с тропинкой на лужайке стоял конь Михримах, а она сидела рядом с ним, пытаясь встать на ноги.
- Что смотришь, ага, не видел, как люди падают? – спросила своенравная госпожа, исподлобья взглянув на Рустема.
- Отчего же, видел, госпожа. Однако я не смог отвести свой взор, любуясь Вашей ангельской красотой, - низким спокойным голосом сказал Рустем.
- Да? Ну хорошо, - ответила девочка, перестав хмуриться. На её лице появилась тень довольной улыбки. Ей было очень приятно услышать комплимент в свой адрес. Подумав, как бы поизящнее подняться, она оперлась на одну ногу и тут же вскрикнула от боли.
- Ох, шайтан её раздери, эту ногу, - прокряхтела она и схватилась за больное место. – Рустем-ага, помоги-ка мне встать, кажется, я повредила ногу.
- Слушаюсь, госпожа, - отозвался Рустем и подошёл к султанше, не сумев сдержать смеха. – Простите, госпожа, Ваши ругательства невольно вызвали у меня удивление, - стараясь оправдать веселье, сказал мужчина.
- Знаешь, ага, если бы ты хоть раз в жизни испытал такую боль, как я сейчас, ты бы и не так выругался, - сдавленным голосом резонно заметила султанша.
А ругательства она когда-то случайно услышала от Гюля-аги, и они ей понравились, особенно выражение лица слуги, сказавшего это. Евнух пользовался уважением и авторитетом у детей султана.
Рустем сделал вид, что кашлянул, а сам спрятал смех в кулак.
- Очень сочувствую Вам. Вы правы, одному Аллаху ведомо, как бы повёл я себя, испытав такую боль, - протяжно проговорил он, отважный участник Мохачской битвы, и серьёзно продолжил:
- Позвольте взять Вас на руки. Идти, похоже, Вы не сможете.
- Пожалуй, бери, Рустем-ага, - сказала Михримах, вызвав своими словами на лице Рустем бурю эмоций.
Лёгким движением он поднял султаншу на руки и понёс к лошади. Ушибленная нога не позволила девочке ехать в седле, и Рустем понёс султаншу на руках во дворец, в её покои.
По дороге она вдруг рассмеялась. Рустем остановился и в упор посмотрел на неё:
- В чём дело, госпожа, что-то не так?
- Всё хорошо, Рустем-ага, не обращай внимания. Просто ты несёшь меня так сосредоточенно, как самую драгоценную вещь в мире, или как Сюмбюль-ага молоко для матушки.
Тут уж Рустем расхохотался.
Всю дорогу Михримах беседовала с Рустемом.
Ступив во дворец с султаншей на руках, мирахур велел звать лекарей. Минутами позже комната госпожи заполнилась прислугой. Над ногой девочки склонилась лекарша. А чуть позже в комнату проследовали султан Сулейман и Хюррем-султан.
- Рустем-ага, как ты мог допустить, чтобы султанша получила травму? – строгим басом обратился к мужчине, не успевшему покинуть покои, повелитель.
Рустем открыл рот, чтобы начать говорить, но из глубины комнаты послышался громкий голос Михримах:
- Повелитель, позвольте сказать. Ваш мирахур достоин награды. Я обманула его и ускакала от него на лошади в лес. По своей вине я случайно упала с лошади, а он оказался рядом и принёс меня во дворец. Всё могло закончиться гораздо хуже, - сделала страшное лицо Михримах.
Хюррем с Сулейманом переглянулись, спрятав улыбки, им был ведом актёрский талант дочери, и повелитель пообещал:
- Хорошо, Михримах, я награжу твоего спасителя.
- Рустем-ага, ты можешь идти, - разрешил он конюшему покинуть покои дочери.
С того дня образ Михримах-султан прочно засел в голове и сердце Рустема-аги. Мужчину покорили её искреннее поведение и неповторимое обаяние, а также интеллект, делающий её старше своих лет.
Вскоре султан Сулейман отправился в очередной поход на войну с Сефевидским государством. В этот раз он решил взять с собой всех сыновей, а также Ахмета.
Осенью Сулейман с главными силами турок вступил в Тебриз, затем соединился с войсками великого визиря Ибрагим-паши, и их объединённые силы двинулись на юг к Багдаду. Через два месяца Сулейман взял Багдад и многие княжества на южном берегу Персидского залива. Шах Тахмасп попытался отвоевать Тебриз, но Сулейман снова взял город, затем ушёл через Диярбакыр в Халеб и направился домой.
…Михримах проснулась, едва стали вырисовываться решётчатые ставни на окнах. В комнате ещё тускло горели свечи, которые не принято было гасить на ночь. Полежав несколько минут, сладко потянувшись, девушка откинула одеяло и опустила ноги на мягкий ворсистый ковёр.
К пятнадцати годам султанша была превосходно образована, и именно в это время период её обучения заканчивался. Девушку ожидала торжественная церемония по случаю окончания обучения, переход из детства в юность.
- Фирузе-хатун, - позвала она служанку, - я хочу умыться.
Тут же в комнату вошла высокая миловидная девушка и покорно склонилась перед госпожой.
- Слушаюсь, Михримах-султан, - сказала она красивым бархатным голосом и продолжила:
- Что это Вы сегодня ни свет, ни заря подхватились, спали бы ещё.
Для служанки такие слова считались дерзостью по отношению к госпоже, рабыня не имела права говорить много, а уж тем более давать советы.
Однако Михримах оставила без внимания поведение хатун, или сделала вид, что оставила. Фирузе она выбрала сама, когда понадобилось увеличить штат прислуги.
Зоркий взгляд молоденькой султанши сразу выделил из всех рабынь, представленных ей, стройную красивую девушку с затейливой причёской в греческом стиле, каких не делали даже султанши: её тёмные словно ночь волосы ниспадали на плечи нежными локонами, а на макушке укрепился строгий пучок, переплетённый косичками.
Всё это придавало девушке неповторимую нежность и женственность. Рабыня отличалась от других изяществом и утончённостью, её вкрадчивый голос завораживал и окутывал спокойствием. Правильные черты лица очаровывали выражением кроткой задумчивости.
Она совсем не была неучтива, скорее, напротив, слишком вежлива и деликатна, однако в ней отсутствовала покорность и взгляд рабыни.
- Фирузе, я же говорила тебе, что сегодня для меня самый важный день в моей жизни. Я стала взрослой, и скоро надену настоящее женское платье, - сказала Михримах, горделиво подняв свою милую голову.
Фирузе посмотрела на госпожу и снисходительно улыбнулась.
Не прошло и получаса, как в комнату постучали, и к дочери вошла Хюррем-султан в сопровождении Ханым-хатун и Афифе-хатун, которая сменила на посту хазнедар гарема Дайе-хатун. Дайе, многие годы служившая валиде-султан, похоронив госпожу, пожелала покинуть дворец, и её проводили со всеми почестями.
- Михримах, доброе утро! Сегодня такой прекрасный и счастливый день! – радостно сказала Хюррем-султан, просияв лучезарной улыбкой.
- Матушка, пусть утро будет добрым и для Вас, - ответила Михримах. – Я понимаю, что Вы рады окончанию моего обучения, однако, мне кажется, что не только в этом причина Вашего ликования, - продолжила она с присущей ей прозорливостью.
- Ты абсолютно права, моя умная дочь! Не далее как полчаса назад я получила послание от повелителя – он вместе с шехзаде возвращается домой! – еле сдерживая счастливый смех, произнесла госпожа.
- Матушка! – воскликнула Михримах и бросилась ей на шею.
Звон упавшего подноса заставил их разъединить объятия и посмотреть на неловкую служанку. Ею оказалась Фирузе-хатун.
- Простите, - кротко сказала она и продолжила, как ни в чём не бывало, заниматься делами.
