Недавняя дискуссия вокруг фильма «Девушка, подающая надежды» и, связанная с ней, критика искажения имени Лисбет Саландер в знак презрения к вымышленному персонажу, подчеркивает тревожную тенденцию: нетерпимость к критике, маскирующуюся под «толерантность», и способность отдельных групп давить на дискурс, используя угрозы и доносы.
Этот феномен тесно связан с проблемами, присущими «Девушке с татуировкой дракона» Стига Ларссона и последующим экранизациям, которые далеко не так безобидны, как может показаться на первый взгляд. Анализ этих проблем требует более глубокого погружения, чем простое заявление о «плохости» произведения.
Во-первых, сам роман, даже без учета искаженного восприятия в некоторых экранизациях, не свободен от серьезных недостатков. Заявленная социальная критика, направленная на разоблачение мизогинии и насилия, часто теряется в потоке графического насилия, cекcуализации и неубедительных, стереотипных образов как жертв, так и преступников. Лисбет Саландер, несмотря на свой бунтарский имидж, предстает как плоскостная фигура, более подходящая для фетишизации, чем для глубокого эмпатического понимания.
Её травма используется как удобный инструмент для подчеркивания её «отличности», но не для исследования глубины этой травмы и путей её преодоления. Вместо проработанного образа жертвы мы получаем карикатурную героиню, с чрезмерно акцентированными атрибутами бунтарства и cекcуальности.
Оригинальное название романа, указывающее на презрение мужчин к женщинам, само по себе сигнализирует о проблематичной постановке проблемы. Роман не предлагает глубокого анализа корней мизогинии и способов его преодоления, а скорее концентрируется на спектакле насилия и мести. Это не социальная критика, а сенсационная история, использующая социальные проблемы как декорации.
Подобный подход не только не решает затронутые проблемы, но и может привести к их усугублению через популяризацию сенсационности и эстетизации насилия. Экранизации, в свою очередь, добавляют своих проблем. Работа Дэвида Финчера, несмотря на его режиссерский талант, не избежала коммерциализации и конформизма. «Казус Лондсдейла» показывает, как даже талантливые режиссеры могут подчиняться коммерческим интересам и стремлению к широкой аудитории, при этом игнорируя более глубокий смысл исходного материала или даже искажая его.
Финчер, известный своей способностью создавать атмосферу и детализировать визуальный ряд, в этом случае представил лишь стилизованную версию романа, не пытаюсь разобрать его серьезные проблемы. Кроме того, сами истории о Лисбет Саландер используют устаревшие и проблематичные стереотипы о женщинах, особенно о женщинах с нетрадиционными представлениями о себе и своей жизни.
Её образ часто воспринимается как cекcуализированная версия женщины-бунтарки, что укрепляет гендерные стереотипы, а не рушит их. Этот образ, повторяемый в разных вариантах экранизаций и фанфиках, становится катализатором для фетишизации и объективации, не способствуя подлинному пониманию сложностей женского опыта.
Вместо глубокого исследования травмы, мы наблюдаем её эксплуатацию для создания скандальной истории. Фокус смещается с проблем насилия и мизогинии на саму героиню, её образ превращается в маркетинговый инструмент. Такой подход порождает не критическое осознание, а поверхностное восприятие сложных социальных проблем.
И вот тут мы возвращаемся к первоначальной теме – «толерантность», как инструмент цензуры, запрещающая любую критику популяризированных образов. Угрозы и доносы — симптомы глубокого недоверия к дискуссии и нежелания отказаться от упрощенных интерпретаций. В итоге мы получаем не только некачественную литературу и кино, но и токсичную атмосферу нетерпимости к любой критике, не соответствующей заданным «толерантными» стандартам. И это, возможно, самая большая проблема.