«Расскажу вам мою историю с часами…» Это первая строка рассказа. А в самом конце его мы узнаем, что у «старика»-рассказчика «в потаённом ящике письменного стола хранятся старинные серебряные часы с розаном на циферблате», удивительно похожие на те, о которых идёт речь. «От времени до времени, когда я один и никого к себе не жду, я вынимаю их из ящика и, глядя на них, вспоминаю молодые дни и товарища тех дней, безвозвратно улетевших…»
Наверное, часы выглядели примерно так (тут, правда, не один «розан»):
И вот эти самые часы становятся своеобразным символом жизненной позиции героев. Известно, что по первоначальному замыслу Тургенева сюжет рассказа составляла лишь история с часами и характеры героев раскрывались лишь в их отношении к этому. Уже позднее появились главы, содержащие как лирическую линию рассказа, так и историю взаимоотношений отца рассказчика и Латкина.
Поэтому, наверное, важно проследить, как проявляют себя герои в данной истории.
Алексей получает часы в свой «именинный день» от крёстного, причем с любопытным словесным дополнением: «Ничем-то я доселева, крестничек, тебя не дарил; зато посмотри, каку штуку я тебе принёс сегодня!» Не знаю, как вам, дорогие читатели, но мне кажется несколько странным тот факт, что за прошедшие пятнадцать лет герой не получал от крёстного отца никаких подарков, и поэтому уже зарождается подозрение, что за этим подарком кроется какая-то неизвестная нам проделка «Настасея», и думаю, слова отца говорят о том же. Напомню: «Вошёл отец, посмотрел на часы, поблагодарил Настасеича — небрежно таково, да и позвал его к себе в кабинет. И слышу я, говорит отец, словно про себя:
— Коли ты, брат, этим думаешь отделаться…»
Перед тем было сказано, что отец с Настасеичем «вместе "промышляли"». Затем, когда речь пойдёт об «измене» отца Раисы, мы прочтём: «Если бы Латкин отбил у отца выгодное дело, на манер заменившего его впоследствии Настасея, — отец вознегодовал бы на него не более, чем на Настасея». Скорее всего, и сейчас речь идёт о какой-то афере, где «Настасей» обманул Порфирия Петровича, и эти часы (а они же старые!) – один из его «трофеев», которым он решил откупиться…
Но герой не раздумывает: получив подарок, он «так и сомлел от восторга», и даже услышав слова отца, «уже не мог устоять на месте, надел на себя часы и бросился стремглав показывать свой подарок Давыду».
Давыд же, как я уже писала, считает, что «дряни-человеку одолжаться не следует». Мне кажется, он, в отличие от Алексея, прекрасно понимает, откуда взялись эти часы. И его слова вызывают болезненные ощущения у Алексея: «Стало быть, подумал я, он меня внутренне порицает! Стало быть, я тоже дрянь в его глазах! Сам он никогда до этого бы не унизился, не принял бы подачки от Настасея! Но что мне теперь остаётся сделать?»
Конечно, можно посочувствовать герою, не знающему, что делать: «Жаль было лишиться часов — я их положил возле постели на ночной столик; они так приятно и забавно постукивали… Но чувствовать, что Давыд меня презирает (да, нечего обманываться! он презирает меня!)… это мне казалось невыносимым!» Однако его дальнейшее поведение: отдал часы «босоногому оборвышу», но затем, не выдержав («Решительно: пожертвование моё приходилось мне в убыток, оно не уравновешивалось тем удовольствием, которое моё самолюбие мне доставляло»), попросил вернуть – вызывает только жалость с оттенком презрения…
А Давыд? Мы снова видим, что этот, по существу, мальчик многое понимает и ведёт себя очень корректно. Прекрасно зная всё («Ты думаешь, я не знал, что часы опять у тебя? Я в первый же день, как ты их принёс, увидел их»), он не скажет ни слова осуждения.
Однако затем события примут неожиданный оборот. В очередной раз отданные и вернувшиеся назад часы тётка собирается подарить ненавидимому героем Транквиллитатину. Почему Давыд, до этого устранявшийся ото всего связанного с этими часами, вдруг начинает во всём помогать Алексею? После изумительной сцены «кражи» часов у тётки (ну не может Кот не вспомнить встречу героя с другим котом, который «вскакивает на кровать — тяжело и мягко — оборачивается и сидит не мурлыча, словно судья какой; сидит и глядит своими золотыми зрачками») он предлагает «бесподобный» выход: «Знаешь ли что? — говорит он мне наконец. — Зароем мы эти дурацкие часы в землю, чтобы и духу их больше не было!» И снова мы видим, что герои, в сущности, ещё совсем мальчишки: «Мы утаптываем яму, набрасываем на неё щебню и, гордые, счастливые, никем не замеченные, возвращаемся домой, ложимся в наши постели и спим ещё часок-другой — и каким лёгким и блаженным сном!»
Давыд и дальше будет помогать: когда «тётка вздумала было натравить» на Алексея Транквиллитатина, он «прямо объявил дюжему семинаристу, что распорет ему ножом брюхо, если он не оставит меня в покое… Транквиллитатин испугался». Испугался, думаю, потому, что прекрасно понимал: у Давыда слово не расходится с делом.
И почему Давыд «пришёл в ярость несказанную», узнав, что слуга Василий, «молодой развязный малый», эти часы «отрыл» и прячет у себя (кстати, он считает, что именно «Давыдка-то их у старухи в ту самую ночь из-под хребта вытащил… Беспардонный совсем»)?
Мне кажется, что приводит в бешенство Давыда то, что кто-то пытается распорядиться чужой вещью по своему усмотрению («Ты не имел права это сделать, они тебе не принадлежали»). И ему совершенно неважно, тётка ли это, считающая, что Алексей «поступком своим доказал, что недостоин носить их и даже цены им не понимает», или слуга, собирающийся их «продать кому, а не то в карты разыграть»: «Этого так оставить нельзя! Как он смеет себе чужую вещь присвоивать? Я ему покажу, постой! Я ворам потачки не даю!»
И Алексей любуется другом, забравшим часы у слуги: «"Суворов! как есть Суворов!" — думал я про себя. Тогда, в 1801 году, Суворов был наш первый, народный герой».
И, напомню, Давыд вовсе не стремится использовать часы с пользой для себя или Латкиных. Мы не знаем, насколько сильно оскорбили его подозрения Алексея, что это он тайком откопал часы, чтобы помочь вконец обнищавшей семье Раисы (а Алексей переживает именно из-за скрытности друга: «С какой бы радостью я согласился! Но действовать тайно, изменнически, не довериться другу… Нет! Никакая страсть, никакая нужда этого не извиняет!») Но сам он этой вещью, за которой, скорее всего, тянется какой-то шлейф неприятных историй, воспользоваться не хочет.
И именно поэтому, когда не удаётся отдать часы в комиссию для помощи погорельцам, он отделывается от них самым простым способом: «К Оке! — кричит он. — В воду их, в реку, к чёрту!» «Давыд мгновенно вскакивает на перила — он издаёт радостное восклицание… Что-то белое, что-то голубое сверкнуло, мелькнуло в воздухе — это серебряные часы вместе с бисерным Васильевым шнурком полетели в волны…»
И после, приходя в себя после падения в воду, он будет с удовлетворением констатировать: «А зато часы теперь — тю-тю!..»
И, казалось бы, достаточно простое произведение переходит в размышление о «воспитании чувств», закладывании основ характера ещё в детстве героев… Мы видим, что Давыд чётко разделяет добро и зло и не может терпеть несправедливости. Алексей же (по крайней мере, пока) ещё слаб характером и только стремится походить на своего друга.
************
Однако есть в рассказе и ещё одна нравственная проблема, о которой, я думаю, поговорим в заключительной статье.
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Уведомления о новых публикациях, вы можете получать, если активизируете "колокольчик" на моём канале
"Путеводитель" по тургеневскому циклу здесь
Навигатор по всему каналу здесь
