Вопрос, почему некоторые классы позвоночных давно научились кусаться, тогда как другим это искусство далось лишь недавно, – или же вовсе не далось, – был задан в комментариях к статье о пираньях. Названных «самыми прогрессивными рыбами». Ибо костистыми рыбами способность отсекать (а не отрывать) зубами куски плоти добычи была обретена лишь миллионы лет назад. Амфибии же, кстати, считающиеся более продвинутыми, чем рыбы, животными, и сейчас этого не умеют.
Искусство владения зубами в разных линиях хордовых развивалось с разной скоростью. Первоначально функция зубов, – глоточных, а затем и челюстных, – сводилась к удержанию пытающейся выскользнуть из пасти добычи. Добыча же сбежать пыталась, ибо погибала лишь от удушья в пищеводе или даже в желудке. Плюс, могла и просто в горло не пролезать, специально отрастив на теле твёрдые выступы…
Примеры такой тактики защиты от заглатывания не единичны, но уже 380 миллионов лет назад гарантии спасения не давали. Первыми проблему поглощения слишком крупной для заглатывания добычи по частям (и, одновременно, её убийства) решили именно рыбы, – сначала плакодермы, а потом хрящевые… То есть, – вот уже начинаются вопросы, – рыбы примитивные. Правильные, костистые рыбы оставались отсталыми именно в зубном отношении. И даже на сушу выбрались, не избавившись от данного недостатка. Амфибии, их потомки, также могли заглатывать добычу только целиком.
...Амфибии же, в свою очередь, имели массу потомков, среди которых сразу выделились синапсиды. Выделились тем, что, минуя второй уровень зубного совершенства, давно давшееся акулам откусывание, сразу перескочили на третий, позволяющий наносить зубами глубокие раны. Краса и гордость любого (даже травоядного) звероящера – сабельные клыки, позволяли, пронзая твёрдые покровы и нанося глубокие раны, убить животное даже больше собственного размера. Затем уже зубы использовались для разделки – неподвижной – туши. Это изобретение оказалось настолько полезным, что синапсиды быстро захватили господство на суше, и ещё в перми усовершенствовали свои навыки, обретя способность грызть (не разрубая кости мощным укусом, а «распиливая» их) и жевать… То и другое расширяло объём доступных ресурсов.
Потом, в триасе расслабившиеся на почве успехов синапсиды проиграли, на весь мезозой уступив сушу диапсидам… Но умение грызть и жевать так и осталось привилегией линии синапсид. Динозавры, конечно, обладали мощным укусом. Однако, и не более того. Научились делать то, что до них умели акулы, а после научились пираньи.
И нельзя сказать, что диапсиды вообще не работали над проблемой. Достаточно вспомнить змей, превративших зубы в складные шприцы для впрыскивания яда. Но ядовитые змеи появляются только в кайнозое, и решена ими лишь одна из возлагающихся на зубы задач. Обычно же диапсиды желавшие от своей пасти чего-то большего, чем может акулья, предпочитали вовсе отказаться от зубов, заменив их клювом.
О чём речь? Пока лишь набросанная крупными мазками картина, позволяющая видеть, что в разных эволюционных линиях искусство укуса совершенствовалось разными путями и с разной скоростью. Обратить внимание тут стоит на разные пути. И на то, что совершенствовалось оно везде. Наиболее прогрессивные и успешные бесхвостые амфибии, например, изобрели липкий язык, но от зубов (чтобы язык не прикусить) отказались. То есть, своим, особым путём пошли… Упомянутые же выше лучепёрые рыбы предпочли решения традиционные.
Соответственно, можно переходить к вопросу о случайности и закономерности.
Закономерным является стремление каждого из классов к повышению приспособленности. Последнее же не в последнюю очередь подразумевает и умение поглощать пищу. Крокодил утопивший антилопу может приступить к трапезе только через неделю, – когда разложение ослабит ткани добычи. В таком же темпе оленя поглощает и гигантский варан. И, с одной стороны, рептилии никуда не торопятся, но с другой, всё это время добычу нужно охранять… Куда это годится?
...Но скорость, как и способ повышения приспособленности (в том числе и к поглощению пищи) – случайны. Конечно, настоящие случайности возможны только в микромире. Однако в макромире вполне правомерно считать «случайным» событие, предопределённое действием совокупности факторов, слишком сложно друг с другом связанных для анализа, многочисленных и совсем не обязательно известных… В конце концов, изменения происходят за счёт отбора мутаций, являющихся следствием подлинно случайных – на уровне микромира – событий.
В общем же случае эволюция идёт по пути наименьшего сопротивления. Одни классы имеют задатки для развития в определённом направлении, а другие – нет… Но это – не интересно.
Интересно же присмотреться и закономерность, – хоть намёк на неё, – в хаосе увидеть.
Например, почему напевали на зубы, оставив их как есть, а потом и вовсе отказавших от этого атрибута, амфибии?.. А что бы им это дало? Зубы это естественное оружие, а бойцы из амфибий – никакие. Да и проблема, которую решили бы клыки, никогда перед амфибиями не стояла. Против мелкой добычи заглатывание целиком, практичный, рабочий способ. Мелких же животных намного больше чем крупных. Их труднее найти и поймать, но значение эти факторы приобретают для теплокровных хищников, которым добычи требуется много. Для экономичной амфибии же выбирать добычу меньше и, желательно, примитивнее себя, совершенно естественно.
Костистые рыбы с самого своего появления находились в таком же – «подчинённом» – положении. Верхние ярусы пирамиды уже были заняты акулами. А потом туда ворвались рептилии и млекопитающие. Прежде чем зубы понадобятся, лучепёрым требовалось выбить акул хотя бы со средних ярусов… Что (при загадочных обстоятельствах) произошло только 20 миллионов лет назад.
В реках же рыб долгое время прессовали амфибии. Разгромить их лучепёрым удалось только в кайнозое. Однако, и после этого за растительный ресурс – и за падаль – рыбам пришлось побороться с черепахами. А это, некоторым образом, уже другой уровень… Несколько миллионов лет назад черепашье засилье в Амазонии было ликвидировано, и началась радиация пираньевых.
Эволюционные же изменения распространяются от экватора к полюсам.