Поезд плавно покачиваясь, тронулся. За оком замелькали лица провожающих, проплыли мимо огни платформы. В купе устраивались на ночь две женщины. Одна — высокая, с короткой стрижкой и строгими чертами лица, вторая — пониже, с круглым добродушным лицом. Разложив вещи, женщины выложили на столик снедь, принесённую с собой, а когда проводник принёс чай в стаканах с подстаканниками, разговорились.
— Ох, наконец-то можно передохнуть! Дорога дальняя, так что можно скоротать время за беседой. А то сейчас люди всё больше в телефоны уткнутся, друг на друга и не смотрят, — улыбнулась женщина с круглым лицом. — Я, кстати, Лена.
— А я Светлана, очень приятно. Возвращаюсь домой, у сына гостила неделю — внук родился. А вы тоже в гости или по делам?
— Да какие там дела… — вздохнула Лена. — В Москву еду на пару дней, купить кое-что для хозяйства. Переночую в гостинице, а там — домой. Сын у меня в Москве, кстати, живёт, в гости бы заехала, но он не зовёт. Обижен.
— Вот как! — удивляется попутчица. — Что же случилось?
— Ох, у нас прям ситуация! Не помирились мы с невесткой. У нас с мужем дом большой, хороший, просторный. Сами строили несколько лет, всё по своему вкусу, удобно, красиво. Делали сразу на две семьи, чтобы сын с семьёй мог жить рядом. Сын когда женился, мы полдома с отдельным входом и большим участком на него оформили. Всё для него! Чтобы жил рядом, не думал о квартирах. А он взял и продал свою половину!
— Продал? — Светлана удивлённо подняла брови. — Почему?
— Да кто ж его знает! Всё у него было! Живи да радуйся! Но Лида, жена его, всё испортила. Неблагодарная девка, вот что я скажу!
— И что же им не понравилось, молодым-то?
— Ой, поначалу-то всё было хорошо. Невестка меня слушалась, не перечила. Я ей советовала, как лучше — ну, чтобы уют был, чистота. Всё же готовое им дали — и мебель, и занавески, покрывала, посуду — на всём готовом были. А потом невестка хозяйничать начала, покрывала мои с мебели сняла — мол, сейчас никто мебель не застилает, немодно, мол. Я говорю, что мебель портится, пылится, пятен насажаете — чисти их потом! А так покрывалко-то снял да постирал.
Или вот стулья по ламинату тащит, скребёт. Я ей говорю: «Подними, не царапай ламинат! Он ведь денег стоит, а ты царапины оставляешь», а она обиделась сразу: «Мне нельзя, говорит, поднимать, я беременна». Смешно, право слово! Если уж стул поднять нельзя, то что говорить!
— Ну, беременность всё-таки дело серьёзное…
— Да что там серьёзного? — отмахнулась Лена. — Вон раньше в поле работали, рожали, и ничего! А она… Лежит, шевельнуться боится. В итоге потеряла ребёнка. И знаете что? Оба они, сын с невесткой, меня обвинили! Якобы я её довела!
— Это, конечно, ужасно…
— Я уж старалась к ним меньше заглядывать, тем более что они и дверь на нашу половину заколотили. Мне чтобы к сыну родному зайти — через улицу ходить приходилось. Ну, да ладно, думаю. Они там у себя по-своему всё делали, даже продукты отдельно покупали! Я готовлю борщ, зову сына поесть, а он: «Мама, мы сами готовим». Ну зачем, если у меня всё свежее, вкусное?! Потом Лида калитку с улицы закрывать начала. На улице день-деньской — а у них калитка заперта, стучать приходится. Как будто я к ним воровкой хожу! Хотя я ведь помочь хочу. Посуду помыть, полы подтереть. Раз увидела, что у них в холодильнике мясо лежит уже три дня, ну и сварила, чтобы не пропало. А они скандал закатили!
— Может, вы уж слишком их опекали? Пусть бы сами жили, как умели? Молодые сейчас хотят иметь своё личное пространство...
— Личное пространство? — фыркнула Лена. — Так это же наш дом! Мы с мужем строили, вкладывались, а они… А потом невестка снова забеременела. Сын говорит, я тебя, мама, умоляю её не трогать. Прямо вот трогаю я её! Нашли крайнюю — мать у них во всём виновата. Я уж и смотреть в их сторону боялась. Только один раз всего... За хлебом вышла, смотрю, калитка у них приоткрыта, думаю: что это молодая калитку не заперла против обыкновения? Думаю, может случилось чего. Зашла, а она спит, одиннадцатый час! И белье в машине стоит, киснет. Ну, взяла, развесила, другая бы спасибо сказала, а она поднялась, увидела меня и в истерику. И в тот же день к матери сбежала, а сын вечером ошарашил: я, говорит, продаю свою половину дома.
— Ох…
— И продал за бесценок! Купил в Москве однушку в хрущёвке. Ребёнка там будут растить. А у нас за стеной теперь чужие люди. Муж мрачнее тучи, меня виноватит... Сын не звонит…
Лена замолчала, возмущённо поджав губы. Светлана смотрела в окно, будто что-то обдумывая.
— А вы не думали… Может, они просто хотели жить своей жизнью?
— Но мы же семья!
— Семья — это когда уважают друг друга, — тихо сказала Светлана.
В купе воцарилась тишина, а поезд продолжал свой путь.
А как вы считаете? Не прав сын, что продал родительский подарок? Или это мать молодым жить не давала, уж слишком была надоедливой?
Читайте ещё рассказы из жизни: