Ссылки на другие части и рассказы внизу страницы!
Рассказ | Дочки-матери | Часть 6 |
Глава 9. Защитница
Благотворительный вечер в особняке Маргариты Леопольдовны собрал весь высший свет Калининграда. Старинный дом, построенный ещё в начале прошлого века, словно ожил, наполнившись звуками музыки и голосов. Хрустальные люстры заливали залы тёплым светом, играя радужными бликами на лицах гостей. Официанты в белоснежных перчатках бесшумно скользили между группками беседующих, разнося шампанское в тонких бокалах. В воздухе витал коктейль из дорогих духов, лёгкой зависти и тяжёлых сплетен.
Алина стояла у мраморной колонны, машинально поглаживая уже заметно округлившийся живот. На ней было платье от местного дизайнера – лиловый шёлк мягко струился, скрадывая беременность, но не пряча её совсем. Берта Карловна настояла на этом фасоне: "Вам нечего стыдиться, Алина Сергеевна. Носите гордо".
– А вот и наша героиня, – прозвучал знакомый голос, от которого во рту появился привкус желчи. Инга из бухгалтерии, затянутая в алое платье, которое больше подошло бы женщине сильно моложе, приближалась, покачивая бокалом. На её губах играла ядовито-сладкая улыбка. – Как там семейная идиллия? Говорят, в полиции уже открыли специальную папку для происшествий в вашем доме. Такая пикантная история с наркотиками...
Алина почувствовала, как немеет лицо. После той истории прошло два месяца, но город всё ещё гудел от слухов. Они расползались как змеи, выглядывая из-под каждого камня и тёмного угла. "Девочка связалась с наркотиками", "В приличном доме такой скандал", "Яблоко от яблони – мать тоже любила риск"...
– Не смей, – голос Полины прозвучал неожиданно твёрдо, перебивая гул голосов. Она стояла на верхней ступеньке парадной лестницы в красивом платье. И очень напоминала свою мать. Тот же гордый разворот плеч и чуть приподнятый подбородок, тот же огонь в глазах. На её шее поблёскивал серебряный медальон – мамин.
– Не смей говорить о моей семье, – каждое слово падало в тишину, как камень в воду, расходясь кругами шепотков и взглядов.
Инга поперхнулась шампанским, и несколько капель упали на ковёр, оставляя пятна на персидском узоре:
– Твоей семье? – она попыталась рассмеяться, но смех вышел нервным, дребезжащим. – Милая, ты что, забыла свою настоящую маму? Или эта... – она мотнула головой в сторону Алины, – уже успела и тебе промыть мозги?
– Нет, – Полина медленно спустилась по лестнице. Гости расступались перед ней, создавая пустое пространство – арену для неожиданного поединка. – Я помню маму. Каждый день помню.
Она остановилась между Алиной и обидчицей, расправив плечи:
– Мама научила меня главному – любить по-настоящему. И прощать по-настоящему. Знаете, что она говорила? "В каждом сердце найдётся место для любви". А вы... – она окинула взглядом собравшихся дам в их дизайнерских платьях и с бриллиантовыми колье на шеях, – люди без сердца. Вам его замели деньги. Только и можете сплетничать.
Маргарита Леопольдовна появилась в дверях гостиной. В её серебристых волосах играли отблески хрустальных люстр, превращая причёску в корону. Безупречный вечерний костюм подчёркивал царственную осанку. Она замерла с бокалом в руке, и тонкий хрусталь задрожал, выдавая волнение хозяйки дома.
– Полина, что ты такое говоришь? – её голос звучал тихо, но в внезапно наступившей тишине каждое слово было слышно даже в дальних уголках залы. Даже музыканты перестали играть, и только струны виолончели едва вздрагивали от сквозняка.
– Правду, бабушка, – девочка развернулась к ней, и в этом движении было столько грации, столько семейного достоинства, что по залу прокатился еле слышный вздох. – Мама бы гордилась мной сейчас. Потому что для неё любовь не была драгоценной статуэткой, которую можно запереть в сейф и показывать гостям по праздникам.
Она сделала шаг к бабушке, и каблучки её туфель гулко стукнули по паркету:
– Любовь – это когда готов рискнуть всем ради другого. Как Алина рисковала ради меня. Своей репутацией, своим счастьем, даже ребёнком. А вы только и делаете, что храните память о маме, как мёртвую бабочку под стеклом. Но она была живой! Она умела любить, умела прощать, умела принимать новое!
В зале повисла такая тишина, что было слышно, как позвякивает хрусталь люстр от лёгкого сквозняка. Где-то в глубине дома часы пробили девять, и каждый удар отдавался в сердце как набат.
– Ты забываешь, что... – начала Маргарита Леопольдовна, но её голос дрогнул, когда Полина перебила:
– Нет, это вы забыли, какой была мама, – она обвела взглядом стены, увешанные фотографиями Кристины. – Она бы никогда не одобрила эту травлю. Эти сплетни. Этот яд, которым вы отравляете всё вокруг. Помните, как она защищала мою подружку Марию, когда все смеялись над её старой одеждой? Как пригласила её на мой день рождения и подарила ей такое же платье, как у меня?
По щекам Маргариты Леопольдовны скатились две слезинки, оставляя тёмные дорожки на безупречном макияже:
– Кристина была особенной...
– Да! Потому что умела любить. И я... – голос Полины дрогнул, – я тоже научусь. Благодаря Алине.
Она повернулась к мачехе, взяла её за руку:
– Спасибо за то, что не сдалась, и что любишь нас с папой. Любыми. За то, что показала, что семья – это не только кровь, а выбор. Каждый день выбор – быть рядом.
У Алины защипало в глазах. Где-то в толпе гостей она заметила Диану – подругу Кристины. Она едва заметно кивнула подбадривая.
***
Через неделю они втроём стояли в пустой комнате, которая станет детской. Алина не хотела обустраивать сама, а у Андрея было мало времени. Он старался возвращаться раньше, но получалось далеко не всегда. И вот отец семейства вдруг объявил выходной. Среди недели. Полину тоже оставили дома. Берта Карловна приготовила особенный завтрак, и после него они поднялись в детскую.
Утреннее солнце заливало светом свежевыкрашенные в белый цвет стены, играло в высоких венецианских окнах, превращая стёкла в калейдоскоп радужных бликов. Пахло деревом и весной – форточка была приоткрыта, и ветер доносил ароматы сада.
– Может, здесь кроватку? – Андрей прищурился, разглядывая пространство. На его футболке виднелись следы побелки – сам подкрасил кое-что, не удержался.
Алина настороженно следила за тем, как он постепенно начинает расставлять приоритеты иначе.
– А пеленальный столик у окна, – подхватила Полина, кружась по комнате. Её длинные волосы развевались в солнечных лучах, как золотой шлейф. – И мобиль с единорогами над кроваткой! У меня такой был, помнишь, пап? Розовый, с серебряными звёздочками...
– Помню, – он улыбнулся, и морщинки в уголках глаз стали глубже. – Звёздочки мерцали, и ты не хотела засыпать – всё смотрела, как они кружатся.
Алина ждала привычной боли в глазах падчерицы при упоминании Кристины, ревности и потери, которые всегда появлялись раньше. Но этого не было. Только светлая грусть и... принятие? Словно призрак прошлого наконец-то нашёл своё место – не между ними, а рядом с ними.
– Мы тоже можем повесить звёздочки, – Полина подошла к Алине, осторожно погладила её живот. От её ладони шло тепло, и ребёнок внутри словно потянулся к этому теплу, легонько толкнувшись. – Малышу понравится. Правда, братик?
– Может быть, сестрёнка, – напомнил Андрей. – Доктор сказал, он прячется, не хочет показывать.
– Неважно, – Полина улыбнулась, и в её улыбке было столько света, что защемило сердце. – Главное – наш.
Телефон Андрея зазвонил – его второй, для звонков от особых людей. Тот самый, что раньше поднимал его среди ночи, заставлял бросать всё и мчаться в офис. Он достал трубку, глянул на экран... и, помедлив секунду, сбросил вызов.
– Подождут, – пояснил он в ответ на удивлённые взгляды. В его глазах плясали солнечные зайчики. – Сегодня только наш день. Что думаете насчёт нежно-зелёного цвета стен? Как молодая листва весной?
Маргарита Леопольдовна приехала без предупреждения, когда они в детской. Полина баловалась, выбирая для декора то единорогов, то лисичек. Никто не возражал, атмосфера была светлой и радостной.
– Я привезла кое-что, – она поставила на пол старинную шкатулку красного дерева. – Это принадлежало твоей маме, Полина. Она хотела, чтобы её дети…
Голос дрогнул, оборвался. Полина опустилась на колени, благоговейно открыла крышку. Внутри лежали веточки лаванды и маленькие медальончики в виде мальчика и девочки.
– Бабушка…
– Возможно, я была немного неправа, – Маргарита Леопольдовна расправила плечи, как генерал перед важным сражением. – Не во всём, конечно. Но... – она посмотрела на Алину, и в её взгляде колючего льда стало меньше. – Кажется, ты любишь их.
– Я не пытаюсь её заменить.
– Знаю. Теперь знаю, – она достала из сумочки конверт, потёртый по краям. – Это... это документы на дом в Прибалтике. Свадебный подарок. Запоздалый.
– Ну, что вы, не нужно было.
– Нужно, – она поджала губы, но не так, как раньше – не с презрением, а словно сдерживая чувства. – Для малыша. Море там чистое, воздух целебный. И я могла бы иногда приезжать. Если позволите.
Они не обнялись. Не было долгих разговоров по душам и признаний в любви. Некоторые раны слишком глубоки, чтобы зажить полностью. Но лёд тронулся, и весна – пусть робкая, неуверенная – вступала в свои права.
Вечером, когда Полина уснула в кресле посреди разобранной детской, свернувшись калачиком, а Андрей спустился за водой, Алина подошла к окну. Над заливом загоралась первая звезда – та самая, что когда-то видела их с Андреем первую встречу. Тогда она загадала желание. Теперь оно сбылось, пусть и не совсем так, как представлялось.
Внизу хлопнула входная дверь – вернулась Берта Карловна с вечерней прогулки. Из кухни потянуло чем-то вкусным, она всегда пекла, когда на душе было спокойно. Дом наполнялся запахами, звуками, жизнью. Настоящей жизнью, где есть место и радости, и боли, и прощению.
Глава 10. Бесконечная линия
Шестнадцатый день рождения Полины решили отмечать дома. Берта Карловна с утра колдовала на кухне, готовя любимый торт младшей Власовой – с малиной и белым шоколадом. Скоро прибудут помощники из ресторана. Умопомрачительный запах смешивался с ароматом роз – Андрей заказал целую оранжерею цветов.
Алина помогала развешивать гирлянды и по старой привычке полезла на стремянку. Живот уже мешал, до родов оставалось не так много времени.
– Осторожнее! – Полина поддержала её за локоть. – Тебе нельзя так напрягаться, мам! Пожалуйста, спускайся.
Слово "мам" повисло в воздухе, как хрупкая снежинка. Они обе замерли. Это вырвалось случайно, непроизвольно, но от этого ещё более искренне.
– Прости, я не хотела... – Полина побледнела.
– За что? – Алина осторожно спустилась, взяла падчерицу за руку. – За то, что в твоём сердце хватает места для двух мам?
– Ты не обидишься? И мама Кристина тоже?
– Знаешь, что она бы сказала? – раздался голос от двери. Там стояла Диана, держа в руках старый фотоальбом. – Она бы сказала: "Любовь не делится, а умножается".
На следующее утро они сидели в гостиной, перебирая старые фотографии.
– А как мы назовём малыша? – Полина положила голову Алине на колени. – У меня есть идея...
– Какая?
– Если мальчик – пусть будет Максим. А если девочка...
– София? – улыбнулась Алина.
Среди фотографий нашёлся дневник Кристины. Небольшая записная книжка в кожаном переплёте, потёртом по углам от частого прикосновения. На первой странице – засушенный цветок яблони, такой хрупкий, что, казалось, рассыплется от одного вздоха. И дата: "Счастливое лето 20…".
Полина с волнением листала страницы, исписанные летящим почерком. Здесь была вся жизнь – радости и тревоги, надежды и страхи. Кристина писала о том, как Полина сделала первые шаги в этом самом саду, как собирала ракушки на берегу, как училась плавать в тёплых волнах залива.
На последней исписанной странице чернила немного расплылись – словно от упавшей слезы:
"Моя девочка, когда-нибудь ты прочтёшь это. Может быть, уже став матерью, возможно – стоя в этой самой комнате, слушая, как шумит наше море. И я хочу, чтобы ты знала: материнство – это не замок, в котором нужно запереть свою любовь. Это право отпускать, право позволять расти, право делиться любовью с кем угодно.
Не бойся любить. Не бойся быть любимой. Сердце умеет расти вместе с любовью – как дом, в котором всегда найдётся комната для ещё одного родного человека. Как этот сад, где каждую весну распускаются новые цветы. Как море, которое никогда не переполняется, сколько бы рек ни впадало в него.
Я не знаю, что принесёт тебе будущее. Но знаю точно: ты научишься любить так же сильно, как любила я. И, может быть, даже сильнее, и пусть это принесёт тебе такое же безграничное счастье, моя любимая девочка".
Полина, всхлипывая, закрыла дневник и прижала к груди. Алина гладила её по волосам, утешая, но понимая, что полного утешения никогда не будет. Но точно будет что-то другое – тепло, ласка, любовь, всё, чем она сможет поделиться с этой девочкой, её отцом и малышом, который пока непонятно Максим или Софья.
И своему ребёнку, мальчику или девочке, она тоже обязательно напишет в дневнике, что материнство вовсе не конечная точка, а линия, уходящая в бесконечность. Она протягивается сквозь поколения от матери к дочери и не зависит от крови и происхождения.
Конец
Закончилась история матери и дочери. Если она тронула вас, ставьте лайки и делитесь ей с близкими, а также подписывайтесь на мой канал, следующая история уже в пути!