Ссылка на другие части и рассказы внизу страницы!
Рассказ | Дочки-матери | Часть 2 |
Глава 2. Счастье с горьким привкусом
Алина стояла перед зеркалом в спальне, разглаживая складки на белом шёлковом платье. Ткань струилась под пальцами, нежная и прохладная, как утренний туман. Снизу доносился звон посуды – Берта Карловна готовила праздничный ужин. Запах вишнёвого пирога поднимался до второго этажа, заставляя желудок предательски урчать.
Три теста, один положительнее другого, спрятаны в ящике прикроватной тумбочки. Она в сотый раз открыла убедиться: две полоски. На всех трёх. Она провела ладонью по обычному, на вид небеременному животу, пытаясь представить, как будет выглядеть через несколько месяцев.
Сосны в саду раскачивались под порывами ветра, их шелест успокаивал.
Щёлкнул замок входной двери. Торопливые шаги по лестнице – Андрей всегда взбегал через две ступеньки, и старый дом отзывался на его шаги уютным поскрипыванием.
– Милая? – он замер на пороге спальни, тяжело дыша. Галстук чуть сбился набок - спешил. – Что случилось? Почему ты попросила приехать пораньше? Твой звонок меня напугал.
В его зелёных глазах читалось беспокойство. Алина обернулась, чувствуя, как колотится сердце. В горле пересохло:
– У меня для тебя новость... – голос предательски дрожал.
– Что-то с Полиной? – он нахмурился, и между бровями залегла знакомая складка. – В школе проблемы?
– Нет-нет, – она покачала головой, невольно улыбаясь. – Это касается нас с тобой.
Андрей уставился на пластиковую полоску в её руках. Его глаза расширились, а кровь бросилась в лицо:
– Ты... Мы... Правда?
Алина кивнула, закусив губу. В следующий момент мир перевернулся – муж подхватил её на руки, закружил по комнате. Её туфли отлетели в сторону, платье взметнулось облаком.
– Господи, счастье моё! – его поцелуи обжигали кожу. – Я так мечтал об этом! Мы станем настоящей семьёй! У Полины будет братик или сестричка!
Грохот в дверях заставил их обернуться. На пороге стояла Полина в школьной форме, с растрёпанными волосами. Бледная как мел, она вцепилась в дверной косяк, словно искала опору.
– Доченька, – Андрей бережно опустил Алину на пол, – у нас чудесная новость! Ты станешь старшей сестрой!
Алина видела, как расширились зрачки падчерицы, как задрожали её губы, накрашенные неуместно яркой помадой. В воздухе повисла звенящая тишина, нарушаемая только отдалённым шумом Берты Карловны внизу.
– Сестрой? – наконец выдавила Полина. Её голос сочился ядом. – Старшей сестрой ребёнку этой ш-ш-ш…?! Которой нужны только твои денежки?!
– Полина! – рявкнул Андрей так, что задрожали стёкла. Алина никогда не слышала в его голосе столько ярости. – Немедленно извинись!
– Перед кем? – девочка картинно всплеснула руками. – Перед ней? Перед этой... этой... – она захлебнулась слезами. – Перед той, которая украла у меня отца? Да ты посмотри на неё! – она ткнула пальцем в Алину. – Она же младше тебя на шестнадцать лет! Она мне в сёстры годится! А ты предал маму! Предал меня!
Полина развернулась и бросилась прочь. Её шаги прогремели по лестнице, внизу что-то упало – видимо, зацепила столик в прихожей или смахнула вазу. Хлопнула входная дверь, да так, что стены ухнули.
– Я поговорю с ней, – Андрей шагнул к выходу, но Алина удержала его за руку.
– Дай ей время, – прошептала она, сама с трудом сдерживая слёзы. – Это слишком неожиданно для неё.
Он вздохнул, притянул жену к себе. Его сердце колотилось как безумное:
– Прости. Она привыкнет. Обязательно привыкнет.
***
Особняк родителей Андрея возвышался на холме в самом престижном районе города. Белый камень фасада, ионические колонны, безупречно подстриженные кусты – всё кричало о старых деньгах и положении в обществе. Фонари, подсвечивающие вековые дубы, отбрасывали причудливые тени на гравийную дорожку.
Алина нервно одёрнула новое платье, переживая, что тёмно-синий шёлк слишком подчёркивает её бледность. Каблуки туфель утопали в гравии, каждый шаг давался с трудом. Тошнота подкатывала к горлу – то ли от беременности, то ли от страха.
– Не волнуйся, – шепнул Андрей, сжимая её ледяные пальцы. – Всё будет хорошо. Ты моя жена, помнишь, м?
Полина демонстративно держалась в трёх шагах позади. После истерики прошла неделя, но она не сказала мачехе ни слова.
Маргарита Леопольдовна встретила их в гостиной. Высокая, статная, с идеальной укладкой серебристых волос, она восседала в антикварном кресле, словно на троне. За её спиной висел портрет Кристины – первой жены Андрея. Она смотрела на Алину с холста, и от этого взгляда по спине бежали мурашки.
– А вот и наша... невестка, – Маргарита Леопольдовна поджала губы, окидывая Алину взглядом профессионального ювелира, увидевшего подделку. – Присаживайтесь. Берта сообщила мне новость о вашем... положении.
В камине потрескивали поленья, но Алину бросило в холод. Чёртова домработница! Она же просила никому не говорить... По гостиной пронёсся шёпоток: здесь собрались представители высшего света города, и каждый хотел посмотреть на выскочку.
– Да, мама, – Андрей положил ладонь на плечо жены, и Алина почувствовала, как его пальцы слегка сжимаются поддерживая. – Мы ждём ребёнка. Я счастлив.
– Как мило, – процедила Маргарита Леопольдовна, поднося к губам бокал красного вина. На безымянном пальце сверкнул фамильный сапфир размером с лесной орех. – И как... своевременно. Присутствующие здесь дамы делали ставки, сколько наша секретарша продержится до беременности. Признаться, я проиграла – думала, это случится до свадьбы.
Дамы захихикали, пряча улыбки за бокалами.
– Мама! – голос Андрея звучал спокойно, но с предупреждением.
– Что "мама"? – она картинно изогнула безупречно выщипанную бровь. – Я всего лишь озвучиваю то, что думают все. Девочка из простой семьи, – она поморщилась, словно само слово "простой" вызывало у неё физическое отвращение, – секретарша из пригорода вдруг выходит замуж за владельца крупнейшей компании. Как это называется? У нас в приличном обществе для таких есть специальное слово.
Послышались плохо скрытые смешки.
– Это называется любовь, – тихо, но твёрдо произнесла Алина, стиснув салфетку.
Кто-то подавился шампанским, кто-то демонстративно закашлялся.
– Любовь? – Маргарита Леопольдовна картинно приложила сухую, сморщенную ладонь к груди. – Милая моя, давай называть вещи своими именами. Такие девочки, как ты, не влюбляются в мужчин, подобных моему сыну. Они очень хорошо рассчитывают…
– Достаточно! – Андрей грохнул кулаком по столу. Хрустальные бокалы подпрыгнули, вино расплескалось на белоснежную скатерть, расползаясь рубиновыми пятнами. – Я не позволю оскорблять мою жену! Она носит моего ребёнка, и...
В гостиную влетела горничная, прервав его речь.
– Полина сбежала!
Алина вскочила так резко, что закружилась голова:
– Как?
– Она заперла меня комнате! – горничная всхлипывала, перебирая передник. – Я поднялась проверить, не нужно ли чего, а она захлопнула дверь. Вот оставила записку…
На небольшом листке было написано: “Не вернусь, пока эта с тобой”. “Эта” было написано большими буквами и подчёркнуто несколько раз.
– Ах так! – обвиняюще воскликнула Маргарита Леопольдовна, поднимаясь из кресла. – Смотри, сын, к чему привела твоя так называемая “любовь”! Девочка не выдержала! А твоя милая жена, – она ткнула наманикюренным пальцем в Алину, – даже не уследила за ребёнком! Хотя... – её тонкие губы изогнулись в ядовитой усмешке, – может, она специально? Новый наследник на подходе, старый уже не нужен? Очень удобно, не правда ли? Если с Полиной что-то случится, всё состояние достанется твоему отпрыску, дорогая невестка!
В гостиной повисла мёртвая тишина. Было слышно, как потрескивают дрова в камине и тяжёлое дыхание Андрея. Он был в бешенстве.
Неужели всё это правда из-за неё?
Алина почувствовала, как комната начинает кружиться. Лица гостей слились в один размытый круг, голоса доносились словно сквозь вату. Последнее, что она увидела перед тем, как потерять сознание – портрет Кристины на стене. Почему-то ей показалось, что первая жена мужа тоже улыбается – холодно и торжествующе.
А потом темнота накрыла её мягким одеялом.
Глава 3. Чужая в чужом доме
Полицейские машины прочёсывали улицы города, разрезая темноту проблесковыми маячками. Холодный ветер с залива пробирал до костей, забирался под тонкое пальто Алины, заставляя её дрожать.
Звонок от дежурного раздался в начале четвёртого: "Нашли. В старом порту. Жива-здорова".
Полина сидела на самом краю пирса, свесив ноги над чёрной водой. Кружевное платье промокло насквозь и облепило худенькое тело. В свете фонаря Алина видела, как дрожат её совсем детские тонкие плечи. Рядом валялись пустые бутылки пива и разбросанные окурки.
– Ты хоть представляешь, что мы пережили? – голос Андрея звенел от ярости, когда он вытаскивал дочь из такси у дома. От неё пахло дешёвыми сигаретами, алкоголем и отчаянием. – Весь город на ушах! Бабушка в истерике! Полиция!
– Да плевать! – Полина попыталась вывернуться из его хватки. Потёкшая тушь размазалась по щекам чёрными ручьями, делая её похожей на маленькую панду. – Лучше бы не искали!
– Замолчи! – рявкнул отец. – Немедленно домой!
– Не пойду! – она упёрлась каблуками в гравий дорожки. – Не вернусь в этот дом! Не вернусь, пока там она!
Алина, прислонившаяся к дверце машины, почувствовала новый приступ тошноты. Последствия недавнего обморока никак не отпускали.
– Полина, – она шагнула вперёд, стараясь, чтобы голос звучал мягко, – пожалуйста, пойдём домой. Ты вся мокрая замёрзла. Давай я сделаю тебе горячего чаю...
– Ты хоть молчи! – глаза девочки полыхнули такой ненавистью, что Алина невольно отшатнулась. В свете уличных фонарей они казались почти чёрными. – Не смей изображать заботу! Ты мне не мать! Моя мама умерла!
– Полина! – Андрей встряхнул дочь за плечи. – Ещё одно слово, и...
– И что? – она истерически расхохоталась, запрокинув голову. – Накажешь? Запрёшь в комнате? Отберёшь телефон? Давай! Всё равно лучше, чем видеть, как эта ходит по маминому дому! Как спит в маминой спальне!
– Андрей, – Алина осторожно коснулась его плеча, чувствуя, как напряжены его мышцы под рубашкой, – не надо. Она просто расстроена. Она имеет право...
– Не лезь, – он дёрнул плечом, сбрасывая её руку. В его голосе звучал металл. – Это наши с дочерью отношения. Ты здесь ни при чём.
Эти слова ударили больнее пощёчины. "Ни при чём". Конечно. Она ведь чужая. Самозванка. Узурпаторша чужого места.
В машине повисла звенящая тишина. Только дворники размеренно смахивали редкие капли дождя с лобового стекла, и в их монотонном движении было что-то гипнотическое. Полина забилась в угол заднего сиденья, обхватив колени руками – совсем как маленькая девочка. Алина украдкой разглядывала её в зеркало заднего вида: растрёпанные волосы, дрожащие губы, отчаяние и протест во взгляде.
***
Через неделю, которая показалась вечностью, Алина не выдержала. Завтрак, как обычно, проходил в гробовой тишине. Берта Карловна сновала между кухней и столовой, гремя посудой громче необходимого – видимо, пыталась заполнить звенящую пустоту. Полина ковырялась в тарелке с яичницей, методично превращая её в месиво. Желток растёкся жёлтой лужицей - от этого зрелища Алину мутило.
Дождавшись, когда Полина покинет столовую, она сделала глубокий вдох, собираясь с силами:
– Может, нам стоит пожить отдельно?
Вилка Андрея звякнула о фарфоровую тарелку. Он медленно поднял глаза от телефона:
– Что?
Где-то на кухне Берта Карловна уронила поднос.
– Ну... снять квартиру, – Алина нервно теребила льняную салфетку, расшитую инициалами первой жены. – Пока всё не уляжется. Пока Полина не привыкнет. Я видела хороший вариант в центре, недалеко от... – Даже не думай, – отрезал муж. В его голосе зазвучали те же стальные нотки, что и в ночь побега Полины. – Это наш дом. Ты моя жена и носишь моего ребёнка. Дочь должна с этим смириться.
– Но...
– Никаких "но", – он отодвинул тарелку с недоеденным завтраком. Кофе в его чашке остыл. – Я не позволю своей беременной жене жить где-то в съёмной квартире. И сам не стану. Это даже не обсуждается.
Полина, спускавшаяся со второго этажа с рюкзаком на плече, выбежала на порог столовой:
– Пусть катится, папа! Останемся как раньше! Или я тебе больше не дочь? – она сжала руки в кулаки. – Конечно! Маленький, чистенький ребёночек без проблем лучше, да? Не то что я – неблагодарная, истеричная!
– Поля...
– Да пошли вы все! – она вылетела из кухни, едва не сбив с ног Берту Карловну, входившую с подносом горячего кофе. Чашки, молочник и сахарница посыпались на пол, брызнув осколками в разные стороны.
Вечером Алина набралась решимости продолжить разговор:
– Я хочу вернуться на работу.
Она произнесла это почти шёпотом, но в ночной тишине спальни её слова прозвучали неожиданно громко. Они лежали в постели, Андрей смотрел в ноутбук, она читала книгу.
– Что? – Андрей изумлённо повернулся. – Зачем?
– Мне тут скучно, – она положила ладонь на его широкое плечо. – Я не привыкла сидеть дома. Целыми днями только и делаю, что хожу из угла в угол. Даже готовить толком не дают. И потом... – она запнулась, подбирая слова, – я хочу доказать твоей матери, что мне не нужны твои деньги. Что я могу сама...
– Нет, – он перехватил её руку и поцеловал пальцы. – Даже не думай. Я не хочу, чтобы моя жена работала.
– Но...
– Алина, – его голос приобрёл жёсткие нотки. – Я сказал – нет. Тебе вредно нервничать. Сосредоточься на ребёнке и доме. Займись... не знаю, цветами, интерьером, иди на курсы какие-нибудь. Что обычно делают беременные женщины?
Она отвернулась к стене, чувствуя, как по щекам текут горячие слёзы. Он совсем её не понимал. Что случилось с прежним Андреем, которому не были нужны слова, он всё улавливал по глазам?
***
Это случилось в пятницу, когда первые заморозки разрисовали окна морозными узорами. У Алины с самого утра кружилась голова – доктор говорил, что такое бывает на ранних сроках. Её постоянно мутило от запаха кофе Андрея, от аромата духов Берты Карловны, даже от собственного любимого шампуня.
Она поднималась по лестнице, держась за дубовые перила, отполированные за годы прикосновениями множества рук. На стенах висели фотографии – целая галерея счастливой семьи. Вот Полина совсем крошка, делает первые шаги. Вот она в школьной форме с огромным букетом на первое сентября. А вот...
Комната качнулась, стены поплыли перед глазами. Алина попыталась ухватиться за перила, но промахнулась. Локоть задел старинную серебряную рамку – фотографию Кристины. Та самая, где она смеётся, запрокинув голову, а ветер треплет её светлые волосы. Фотография, перед которой всегда стояли свежие цветы.
Звон разбитого стекла эхом прокатился по дому. Осколки разлетелись по лестнице, сверкая в утреннем свете, как крошечные бриллианты. Один из них оцарапал Алине щиколотку, и на светлый ковёр упала капля крови.
– Что ты наделала?! – Полина выскочила из своей комнаты как фурия. Она была в домашней футболке с принтом рок-группы. – Ты разбила мамину фотографию!
– Я не хотела, – Алина опустилась на колени, пытаясь собрать осколки дрожащими руками. Один впился в палец, но она едва заметила боль. – Я случайно... У меня закружилась голова, и...
– Случайно?! – в голосе падчерицы звенела такая боль, что у Алины сжалось сердце. – Ничего случайного! Ты специально! Хочешь уничтожить всю память о ней! Стереть её из этого дома! Как будто её никогда не было!
– Поля, я, правда...
– Не смей! – девочка бросилась вперёд, расталкивая осколки босыми ногами, не обращая внимания на возможность порезаться. – Не смей называть меня Полей! Так меня звала только мама!
Она схватила фотографию, прижала к груди.
– Ненавижу! – её голос сорвался на хрип. – Ненавижу тебя! Лучше бы это тебя не было, а не её! Лучше бы твой ребёнок никогда не родился!
Алина смотрела, как падчерица убегает к себе, сжимая в руках спасённую фотографию. Где-то в животе тонко кольнуло. Она машинально прижала руку к тому месту, где рос её ребёнок – их с Андреем ребёнок, которому здесь тоже не рады.
Порез на пальце саднил, капли крови падали на осколки стекла. Сверху доносились приглушённые рыдания Полины и та самая песня, которую девочка включала, когда ей было особенно плохо.
Алина сидела на лестнице, среди осколков разбитого стекла и разбитых надежд, и думала о том, что, возможно, Полина права. Возможно, она действительно чужая в этом доме, где каждая вещь, каждая половица, каждая фотография на стене хранит память о другой женщине. О настоящей хозяйке, чьё присутствие до сих пор ощущается в каждом уголке этого особняка.
Хлопнула входная дверь – вернулся Андрей. Сейчас он поднимется по лестнице, увидит этот разгром, и... Что он скажет? Чью сторону примет? Алина знала ответ, но боялась себе в этом признаться.
Конец второй части
Так бывает, что даже в любящей паре может случиться разлад, когда окружение настроено против. А вы что думаете по этому поводу? Если сочувствуете Алине, жду ваши лайки и репосты этой истории. И не забудьте подписаться на мой канал, завтра вас ждёт продолжение.