Дверь учительской приоткрылась, и Анна Сергеевна подняла взгляд от стопки тетрадей. Татьяна Николаевна, завуч, просунула голову в дверной проем:
— К тебе Карповы. По поводу Никиты, — сказала она с той особой интонацией, которая у педагогов всегда сопровождает упоминание "сложных случаев".
Анна отложила красную ручку и машинально поправила волосы. Она ожидала этого визита после вчерашнего инцидента, но всё равно ощутила, как внутри что-то сжалось.
— Проводи их, пожалуйста, — ответила она, быстро убирая личные вещи в ящик стола.
Карповы вошли плечом к плечу — единым фронтом. Высокий, широкоплечий Сергей Дмитриевич с залысинами и дорогими часами, выглядывающими из-под манжеты рубашки, и Ирина Александровна — миниатюрная женщина с идеальным макияжем и воинственным взглядом. Завуч мягко прикрыла за ними дверь.
— Добрый день, — Анна встала из-за стола, протягивая руку.
Сергей Дмитриевич ответил крепким рукопожатием, Ирина лишь слегка коснулась пальцами её ладони.
— Присаживайтесь, пожалуйста, — Анна указала на стулья напротив своего стола.
— Мы ненадолго, — отрезала Ирина Александровна, но всё же села, поставив на колени дизайнерскую сумку, словно щит. — Хотим прояснить ситуацию с вашей жалобой.
Сергей расположился рядом, плотно сжав губы. Было заметно, что он предпочел бы находиться где угодно, только не здесь, разбирая школьные проблемы сына.
— Это не жалоба, — мягко поправила Анна, хотя внутренне вздрогнула от агрессивного тона. Как часто за последние годы ей приходилось сдерживать настоящие эмоции, надевая маску профессиональной невозмутимости. — Я просто проинформировала вас о том, что произошло вчера на уроке. Никита в третий раз сорвал занятие, на этот раз включив на полную громкость музыку с неприемлемым текстом, от которого некоторые девочки в классе буквально вжались в стулья.
— Мы понимаем, — Ирина подалась вперед. — Но давайте будем откровенны. Никита — подросток, у него сложный возраст. Ваша задача как педагога найти к нему подход.
Анна почувствовала, как внутри поднимается знакомое раздражение. Она сделала глубокий вдох, напомнив себе о профессиональной этике.
— За пятнадцать лет работы я встречала разных учеников, — ответила она, стараясь говорить спокойно. — И к каждому пыталась найти индивидуальный подход. Но в случае с Никитой проблема выходит за рамки обычного подросткового бунтарства.
— Да что вы говорите? — в голосе Ирины звучал плохо скрываемый сарказм. Она выпрямила спину и скрестила руки. Анна узнала эту позу — так родители обычно возводили стены между собой и неудобной правдой. — И в чем же? Все мальчишки его возраста слушают эту музыку. Вы просто не понимаете современную молодежь.
— Он систематически срывает уроки, оскорбляет одноклассников и учителей, — Анна раскрыла лежащую перед ней папку. — Только за последние две недели в журнале зафиксировано семь серьезных замечаний. А вчера он нецензурно выражался, когда я попросила его покинуть класс.
Сергей Дмитриевич, молчавший до этого, подал голос:
— Мы работаем с ним дома. Но вы должны понимать, у нас тяжелый график, мы оба руководим отделами...
— Мы платим немаленькие деньги за его обучение в этой школе, — перебила мужа Ирина. — И ожидаем, что педагоги будут выполнять свою работу. Вы же психологию изучали, верно? Должны уметь работать со сложными детьми.
Анна почувствовала, как краска приливает к щекам. Она сцепила пальцы под столом так сильно, что ногти впились в кожу. Пятнадцать лет отдала школе, недосыпала, просиживала ночи над планами уроков, тратила собственные деньги на книги для детей... И этого мало?
— Психологию я действительно изучала, — произнесла она тихо, но твердо. — И именно поэтому понимаю, что без совместных усилий школы и семьи мы не добьемся результата. — Она сделала паузу, затем добавила то, о чем давно думала: — Скажите, когда вы в последний раз интересовались, что Никита читает? Какие фильмы смотрит? О чем мечтает?
— Вы намекаете, что мы плохие родители? — Ирина резко выпрямилась.
— Нет, я говорю о партнерстве, — Анна выдержала её взгляд. — Никита нуждается в более серьезной работе, чем может предложить обычный учитель литературы.
***
По дороге домой Сергей вел машину молча, слишком сильно сжимая руль. Ирина смотрела в окно, нервно постукивая ногтями по дверце.
— Ты слишком давил на нее, — наконец произнес он.
— Я? — Ирина резко повернулась к мужу. — Я всего лишь требую, чтобы она делала свою работу. "Ваш сын не моя проблема" — вот что она по сути сказала.
— Она сказала не это...
— Именно это! — отрезала Ирина. — Эта Анна Сергеевна хочет переложить ответственность на нас. Как будто у нас есть время заниматься воспитательными беседами. Никита просто бунтует, это нормально в его возрасте.
Сергей свернул на парковку возле кафе и заглушил двигатель.
— Ты же видел, как она собирала на нас досье, — продолжала Ирина. — Папка с какими-то записями. Как будто мы преступники.
— Это был журнал учета поведения, — Сергей устало потер переносицу. — Ира, мы должны признать, что у Никиты действительно проблемы.
— У всех подростков проблемы! — Ирина повысила голос, но в нем прозвучала едва уловимая нотка неуверенности. Она выглянула в окно на проезжающие мимо машины. — Мои родители вообще мной не занимались, и ничего, выросла нормальным человеком.
— Не такие, — Сергей покачал головой. — Помнишь, как нас вызывали месяц назад из-за драки? А до этого из-за того, что он прогуливал математику? А тот звонок от соседки, когда она нашла его курящим на лестнице в три часа ночи? Ты каждый раз находишь оправдания.
— Потому что на работе меня не оправдывает никто! — в голосе Ирины прозвучала неожиданная боль. — Я не могу провалить еще и это... воспитание. Понимаешь?
Ирина уставилась на мужа, словно видела его впервые:
— Ты что, на её стороне?
— Я на стороне Никиты, — тихо ответил Сергей. — И начинаю думать, что мы ему не помогаем своим отношением.
***
Следующие несколько дней Анна ловила себя на мысли, что внутренне напрягается, когда Никита входит в класс. Эта ситуация выматывала ее больше, чем она могла признать. Дома она раздраженно ответила мужу, что не хочет обсуждать школу, впервые за пять лет совместной жизни.
Странное дело — Никита вел себя необычно тихо. Не участвовал в обсуждениях, как раньше, но и не срывал уроки. Просто сидел, уткнувшись в тетрадь, и что-то рисовал. В его молчании было что-то тревожное, как затишье перед бурей, и Анна не знала, радоваться ли этому спокойствию или готовиться к новому взрыву.
После звонка с последнего урока, когда класс опустел, Анна заметила, что Никита не торопится уходить.
— Никита, ты что-то хотел? — спросила она, собирая журнал и тетради.
Мальчик стоял у окна, засунув руки в карманы джинсов, и смотрел куда-то в пол.
— Нет... То есть да, — он переступил с ноги на ногу. — Я хотел извиниться за то... на прошлой неделе.
Анна удивленно подняла брови:
— Спасибо за извинения. Я ценю это.
Никита кивнул, все еще не поднимая глаз:
— Папа сказал, что я должен. Но дело не только в этом... — он замялся. — Я знаю, что веду себя как придурок. Но иногда просто не могу остановиться.
Анна медленно опустилась на стул, жестом предлагая Никите сесть напротив. К её удивлению, он послушался.
— Что происходит, Никита? — прямо спросила она. — Раньше ты был одним из самых активных учеников. Помнишь, в прошлом году ты даже участвовал в литературном конкурсе.
Никита пожал плечами, но в его глазах мелькнуло что-то похожее на благодарность — она помнила.
Никита смотрел куда-то мимо нее, постукивая пальцами по столу. Его ногти были обкусаны до крови.
— Дома всё сложно, — наконец сказал он. — Родители... они как будто живут в параллельной вселенной. — Он помолчал. — Знаете, мой отец однажды спросил, в каком я классе. В каком классе! Как будто я всё еще в началке. А мать... она вечно сравнивает меня с собой в моем возрасте. Какая она была целеустремленная, как все успевала.
Он резко поднял глаза на Анну:
— Знаете, что самое обидное? Когда я пытался рассказать им о том книжном конкурсе в прошлом году, они просто сказали "молодец" и продолжили обсуждать какой-то рабочий проект. А когда я разбил окно в школе, они примчались через двадцать минут. Иногда мне кажется, что единственный способ заставить их по-настоящему заметить меня — это сделать что-то ужасное.
Анна почувствовала, как внутри что-то сжалось от этих простых слов. Она часто забывала, что за маской хулигана обычно скрывается запутавшийся, одинокий ребенок.
— Твой отец приходил вчера, — сказала она. — Один, без мамы.
Никита удивленно поднял глаза:
— Правда? Он мне не говорил.
— Мы долго разговаривали. Знаешь, он очень переживает за тебя.
***
Ирина нервно посмотрела на часы, затем снова на дверь кабинета психолога. Сергей положил свою руку на её:
— Перестань. Всего пятнадцать минут прошло.
— Я не понимаю, почему мы согласились на эту авантюру, — прошипела она. — Семейная терапия? Серьезно? Как будто у нас нет других проблем.
— Потому что наш сын важнее всех других проблем, — просто ответил Сергей.
Дверь открылась, и в коридор вышла Анна Сергеевна вместе с школьным психологом Еленой Викторовной и Никитой. Мальчик выглядел непривычно задумчивым.
— Спасибо, что согласились прийти, — Елена Викторовна тепло улыбнулась родителям. — Мы провели очень продуктивный разговор.
Ирина напряженно кивнула. Она все еще была уверена, что эта затея — пустая трата времени. Но что-то в выражении лица сына заставило её сдержать готовые сорваться с языка раздраженные слова.
— Никита поделился некоторыми своими переживаниями, — продолжила психолог. — И мне кажется, нам всем есть над чем поработать.
— Я бы хотела задать вопрос, — Анна Сергеевна обратилась к Ирине. — Вы сказали тогда, что я пытаюсь переложить ответственность за Никиту на вас. Но скажите, разве воспитание ребенка — это не общая ответственность семьи и школы?
Ирина открыла рот, чтобы резко ответить, но неожиданно осеклась. Сергей положил руку ей на плечо — не сдерживая, а поддерживая. Она посмотрела на сына, который старательно избегал ее взгляда. В его опущенных плечах, в том, как он теребил рукав куртки, она внезапно увидела себя — девочку, которая так отчаянно хотела, чтобы родители ею гордились, что в конце концов перестала быть собой.
— Я... — начала она и замолчала, удивленная комком в горле. — Я так привыкла решать проблемы на работе, что перенесла этот подход на семью. Проблему можно делегировать, оптимизировать, реструктурировать... — Она горько усмехнулась, чувствуя, как дрожат губы. — Может быть, я действительно пыталась переложить слишком многое... не только на школу, но и на Никиту. Как будто он должен сам разобраться, как быть подростком, потому что я так занята своей карьерой.
Никита удивленно моргнул, явно не ожидая такого признания от матери.
— Признаюсь, мне тоже есть что переосмыслить, — мягко сказала Анна. — Я иногда забываю, что за плохим поведением стоят глубокие причины, а не просто желание досадить учителю.
Сергей обнял сына за плечи:
— Что скажешь, сынок? Готов дать нам всем второй шанс?
Никита пожал плечами с показной небрежностью, но в уголках его губ мелькнула легкая улыбка:
— Я подумаю.
Когда они направились к выходу из школы, Ирина на мгновение задержалась и обернулась к Анне:
— Знаете, — Ирина нервно поправила волосы, — я всегда считала, что справляюсь со всем лучше других. На работе, дома... Учителя должны учить, родители должны обеспечивать, все должны быть на своих местах... — Она сделала паузу. — Но, кажется, я забыла, что между всеми этими "должны" как-то потерялся живой человек. Мой сын.
— Это не значит, что вы плохая мать, — тихо сказала Анна. — Просто иногда мы все видим только часть картины.
Ирина смотрела на удаляющуюся фигуру Никиты, который шел рядом с отцом к машине. В его походке проглядывало что-то новое — может быть, надежда?
— Я не уверена, что всё сразу изменится, — призналась она. — У меня все еще сотня дедлайнов и встреч... Но, может быть, стоит начать с малого? Хотя бы полчаса в день без телефона. Только для него.
— Звучит как отличное начало, — кивнула Анна и неожиданно для себя добавила: — И знаете, я тоже была неправа. Иногда легче навесить ярлык "трудный подросток", чем действительно попытаться понять его мир.
***
Через три недели Никита опоздал на урок. Анна только начала объяснение новой темы, когда дверь распахнулась. Он буркнул извинение и прошел к своему месту, бросив хмурый взгляд на одноклассницу, которая шепнула что-то соседке.
На следующей перемене Анна заметила его, нерешительно топчущегося у учительского стола.
— Никита? Что-то случилось?
— Ничего, — он пожал плечами. — Просто... я не понял домашку по Достоевскому. Это сложно.
Позже, оставшись одна, Анна достала папку с заметками о Никите. В ней по-прежнему были записи о проступках — новые конфликты случались, пусть и реже. Но теперь среди них затесались другие заметки: "Задал интересный вопрос о Раскольникове", "Помог новенькому разобраться с заданием", "Согласился участвовать в школьном проекте".
Не было громких извинений или драматических перемен. Просто маленькие, едва заметные шаги. И, возможно, именно они и составляют настоящую жизнь — несовершенную, сложную, но всё-таки движущуюся вперед.
Рядом с папкой лежал скомканный листок — её собственный черновик заявления об увольнении, написанный после той первой встречи с Карповыми. Она улыбнулась и отправила его в корзину.
Понравился вам рассказ? Тогда поставьте лайк и подпишитесь на наш канал, чтобы не пропустить новые интересные истории из жизни.
НАШ ЮМОРИСТИЧЕСКИЙ - ТЕЛЕГРАМ-КАНАЛ.
