– Гриша, дорогой, горю! – жаловался я приятелю, пока тот пристально смотрел на меня поверх дымящейся чашки кофе, подносимой ко рту. – Помнишь мой ресторан?
– Было что-то такое, – услышал я ленивый ответ.
– Всё! Кончилась моя мечта, – слезливо горячился я, тревожно звеня ложечкой, размешивая сахар в стакане чая. – Разорён! Представляешь, в пух и прах! Ладно бы только разорён, так весь в долгах. Что теперь делать, ума не приложу!
– Продай ресторан, – невозмутимо посоветовал Стебловский.
Гришу Стебловского я знал ещё с юности. Это был немногословный деловой человек строгой бульдожьей наружности с большими мясистыми ушами и неуклюжими тяжеловесными манерами.
– О, брат! – застонал я. – Кому мой ресторан нужен? Будто сам не знаешь, какое сейчас время. Я ведь хочу со всей обстановкой продать, но кто же купит? Дураков нет! А долги растут. Скоро по миру пойду! Выручи!
Стебловский задумчиво покряхтел, почмокал толстыми губами и наконец сказал:
– Есть у меня один человечек. Всё, что хочешь может продать.
– Не верю! – воскликнул я, считая свой случай безнадёжным.
– Он сейчас как раз без работы сидит, – не обращая внимания на моё возражение, авторитетно сообщил Стебловский. – Политика. Допускаю, что возьмётся за твоё дело. Бывалый. Деньги любит самозабвенно, а к работе питает патологическое отвращение. Если что продавать, так это к нему.
– Я согласен на любые комиссионные! – с жаром заключил я.
– Тогда дня через два покажи нам свой ресторан, – допивая кофе, сказал Стебловский. – Посмотрим, что там и как. Фактуру, так сказать. Только есть одно условие…
В назначенный день я стоял на углу улиц, откуда до моего горе-ресторана было рукой подать, зяб от пронизывающего зимнего ветра и грелся надеждой, что за моё дело возьмётся самый хваткий человек в городе. Но когда автомобиль Стебловского припарковался, и он вылез из него в компании странного субъекта, сердце моё колыхнулось и упало.
Для начала, знакомый Стебловского, которого он расхваливал как опытного продавца, совсем не походил на предпринимателя. Это был лохматый рыжий паренёк с длинной шеей, потасканным видом и кольцом в носу. Он плёлся за Стебловским нехотя, едва передвигая ноги в поношенных кроссовках, точно старик, которого гонят на плаху, а вовсе не в то место, где он может хорошо заработать. Превозмогая разочарование, которое, вероятно, отражалось на моём лице, я повёл их к источнику своих неприятностей, надеясь по пути разговорить подозрительного дельца.
– Вы так молоды, а уже занимаетесь сделками с недвижимостью, – начал я, как можно дружелюбнее. – Вы, наверно, заканчивали престижный университет по специальности.
В ответ паренёк наградил меня таким взглядом, будто к нему обращалось насекомое.
– По-вашему, я похож на торгаша или лавочника? – возмутился он.
– Нет, что вы, – тут же поправился я, боясь рассердить моего спасителя. – А давно вы занимаетесь подобными сделками?
– Сколько себя помню, – небрежно ответил паренёк. – Это у нас семейное. Дед – дипломат и партийный работник, отец и мать – с первым президентом дружбу водили. Просто сейчас время политической неопределённости. Смена власти. Халтурю понемногу.
– Но в России, кажется, всё давно определено, – недоверчиво заметил я.
– Да при чём тут Россия?! – возмутился парень, но увидев моё озадаченное лицо, прибавил с таким видом, точно только что вернулся с международного саммита. – Гранты, дядя. Американские гранты срезали. Начисто!
Мы уже подходили к ресторану, а в моей голове скопилось вопросов больше, чем ответов. Недоумение раздражало, и я не выдержал.
– Тогда кто вы такой? – выпалил я, остановившись у входа в своё заведение и уставившись на рыжего парня.
Тот небрежно зевнул, смахнул невидимую пылинку с плеча и с ленцой ответил:
– Я – либеральный журналист! Так что мы сегодня продаём?
– Вот… – растерянно пробормотал я, указывая на ресторан.
– О, – обрадовался журналист, потирая руки и любуясь новенькой вывеской, заказанной мной по условию Стебловского. – Это я умею. Это я живо продам!
На вывеске над входом крупными буквами было выведено название ресторана: «Родина».
