Работой Гарика в институте остались довольны. Он соблюдал правила, не лез куда не следует, подробно и со знанием некоторых вопросов психологии составил отчёт. Вторгаться в мысли Влада ему разрешили три раза – внушить оптимизм. И Гарик справился.
На два месяца его вернули в университет – подбирать хвосты, а потом отправили на новое задание. Причем, настолько доверяли, что отправили всё-таки к женщине. Сказали, что у них заболела сотрудница, а исследование по женщинам прерывать нежелательно. И отправили к Фифе, обложив запретами. Нельзя было смотреть на неё голую, быть с ней в душе или туалете, в её спальне (в институте могли следить за Гариком, видели на экранах чем он занимается, подключались внезапно, три-четыре раза в день. Причём, объект подселения виделся расплывчато, а Гарик как раз очень четко – сгустком света). В такие минуты, когда женщина спит или раздета, студент должен был отсоединяться и находиться в другой комнате.
Гарик огорчился. В чём прелесть – следить за немолодой, разряженной в пух и прах бабой? О чём интересном она может говорить? О шмотках, косметике и сплетничать. С ней, в её теле, надо будет провести месяц! С дурындой с этой и с её мужем, который наверняка подкаблучник. Гарику и со своей-то матерью скучно, не говоря уж о чужих дамах.
Успокоил себя тем, что, может быть, у Фифы есть взрослая симпатичная дочь, и если она хорошая девчонка, то позже, когда Гарик будет в своём теле, можно и подкатить. Настроение улучшилось, когда сказали, что Фифа живёт в Канаде. Надо ж какое совпадение – и Влад с Борисом были оттуда.
У-хуууу! Вот она – загранкомандировка.
Вы читаете продолжение. Начало здесь
***
ФИФА
...Фифа – Надежда – оказалась хозяйкой продуктового магазина в украинском районе большого города. Она владела им вместе с мужем – поляком Войтеком. Мужчина болел – рак, но помогал супруге – продолжал переносить тяжести, стоял за прилавком. И шутил – весёлый человек.
Надежда – хмурая, молчаливая, смотрит обычно исподлобья. И как же удивлён был Гарик, когда в её доме – большом, просторном – увидел фотографии её тридцатилетней – красавицы в пышных платьях девятнадцатого века! Оказывается, в прошлом она – оперная певица, жила в Киеве. До эмиграции. Яркая, пышная, с радостным блеском в глазах, она совсем не была похожа на себя сегодняшнюю. На фотографиях, с оголенными плечами, утопающими в волнах кружев, она выглядела словно цветок в роскошной вазе.
Нет, и сейчас Надежда следила за собой – была даже постройнее себя прежней, подкрашивала глаза и губы, но доверчивой, захлестывающей радости молодости на лице уже не наблюдалось. Одевалась со вкусом, но в будние дни работала допоздна и носила рабочую одежду – голубой халат и темно-синий, чистый фартук. Разговоры вела в основном про поставки, цены, товар... Однако, неожиданно для Гарика, который почти засыпал под эту скучищу, в голове Нади иногда вдруг взрывалась музыка. Гремела так, будто оркестр – над ухом. Никогда еще студент не слышал столько арий. Расфасовывает Надя конфеты, и внезапно...
Мне часто снится, как будто я птица,
И птица мчится в тот дивный край,
В тот край счастливый, где зреют оливы,
В край волшебный, где вечный светлый май...
Вечерами, уставшая, Надя иногда открывала ютуб и смотрела оперы и оперетты. Потом взглянет на Войтека, хочет что-то сказать, и промолчит. Гарик знает почему. Она считает, что мужу неинтересны её мысли, да и не поймёт. Не музыкант, не артист и никогда даже не был в оперном театре. Надя нежна с Войтеком, заботлива, но в душе, – Гарик это ощущает, – не влюблена. Заботится о нём как о брате, о родном человеке. Уважает.
Она не верит в любовь. С тех пор, как жизнь в эмиграции неслабо ударила, поняла, что любовь, о которой она так много пела, и на которую сильно надеялась в молодости – это сказка, миф, флёр романтики, накинутый на половое чувство. Исчезает влечение, гибнет и “любовь”. Хорошо, если человек тебе попался порядочный, он и без влечения будет вести себя достойно, а если нет?
***
Однажды в магазин пришла журналистка “Комсомольской правды в Канаде”. Чтобы написать рекламную статью. Корреспондентке удалось разговорить хозяйку магазина так, что беседа вышла за рабочие рамки.
– В 90-е, когда национализм на Украине зацвёл пышным цветом, я решила уехать в Канаду. Меня давно приглашали, я же была примой в театре. Пела и оперу, и оперетту. Подала на эмиграцию, присовокупила приглашение от канадского театра, и быстро получила вид на жительство. Приехала в Канаду, пела пять месяцев, хорошо платили. Потом владелец театра умер, а его наследники меня уволили. Новый владелец принял на моё место любовницу. Я кинулась по другим театрам, а всё занято, меня никуда не берут, тем более мой английский ещё слаб.
– А пели на каком?
– На итальянском. Так вот, я поняла, что, скорее всего, придется расстаться с профессией. Ну, или петь попсу в русских ресторанах. Однако, и там всё занято... То есть надо идти на физические работы – упаковку кур, официанткой, в пекарне поддоны таскать, пельмени лепить в ресторанах...
– Почему не уехали в Россию?
– У меня нет российского гражданства и в 90-е оперные театры там корку глодали. Артисты разбегались по миру... Так вот, я не просто так перечисляю физические работы. Это то, чем я занималась после увольнения. Поддоны с хлебом были очень тяжелыми, мы, женщины, их таскали, а хозяева пекарни – отец и сыновья, ходили меж нами, следили, комплименты делали, но никогда не помогали... Я так переживала крушение карьеры, что тяжело заболела. Это было аутоимунное заболевание.
...Она не могла подняться с постели. А надо оплачивать съёмную квартиру, еду, страховку на машину, бензин, лекарства...
– Муж ушёл. Я лежала, слабая, с ощущением, что умираю. А он сказал: “Я в Канаду приехал не за больными ухаживать, хочу быть честным – мне с тобой невыгодно жить ”. Собрал вещи и ушёл.
Усмехнулась:
– Честный, понимаете? Не выгодно – не стал скрывать. Я, дурочка молодая, плакала. Потом поняла, что умру, скорее всего, от голода. Продукты в холодильнике ведь когда-то закончатся. Смерть не пугала. Хотелось улететь куда-то, где нет людей.
Надя запела арию из “Летучей мыши”:
В край волшебный, где вечный светлый май...
Где любят верней и нежней,
Где нет вероломных мужей,
Где муж до рассвета не кружится где-то,
Жену бросив дома одну...
А потом Надя решила не сдаваться. В эмиграцию ведь едут сильные. Рисковые, целеустремленные, упрямые. Первопроходцы по натуре. Пусть земля, куда они едут, уже открыта, но для них-то она – целина.
Решила жить. А через неделю, зимним утром, в преддверии Рождества, она почувствовала вдруг тот самый “дух Рождества”, о котором говорят в Северной Америке. Присутствие высших сил... Благодать, разлитую в воздухе. Тишину, наполненную любовью. Она находилась в квартире одна, и вдруг перестало пахнуть лекарствами, и стало – неожиданно – пахнуть хвоей и ладаном. Надя встала с кровати и пошла... Она и раньше ходила – до холодильника, туалета, но еле-еле, а тут – прошла обычным шагом. И, посмотрев в зеркало, обрадовалась себе, нашла себя симпатичной, хоть и лохматой.
Женщина оделась и отправилась в магазин поблизости – купить вкусненькое на праздник. С этого дня началось выздоровление. Надя устроилась в этот же магазин – продавцом, сначала на полдня, а вскоре уже и на полный день. Деньги получала небольшие, но по выходным ещё давала уроки вокала. Через пять лет взяла кредит в банке, открыла русский магазин. В украинском районе, так как жила там. Купила дом – в ипотеку, разумеется, как все в Канаде (благо, дают всего под 3-4% процента). Жила без искусства, но сыто, спокойно.
Однажды в её магазин зашел бывший муж. Скользнул глазами по женщине, нарезающей ветчину, и не узнал.
***
– [Шутливо-фамильярное прозвище украинцев] идут! – глянув в окно, мрачно сказала Войтеку Надя. В магазине никого не было, так как рабочий день ещё не кончился, поток покупателей обычно бывает после пяти.
На полу у входа лежали кучами газеты на русском и украинском языках. Сейчас, летом 2015-го года, русские газеты украинцев не волновали, так как они лишь номинально считались русскими. На самом деле они издавались иммигрантами из Израиля, и русскими в них был лишь язык и краденые из российских либеральных изданий статьи, ругающие Россию. Антироссийски настроенных украинцев такое содержание вполне устраивало. Мешала лишь “Комсомольская правда” с её русской редакторшей. Она дула совсем в другую дуду – любила Россию, выступала на её стороне. Откроешь газету, а там аршинный заголовок – “Фашист пролетел”. Об украинских самолетах над Луганском...
Диаспора бесилась. Если раньше, до майдана, “коммуняцкую газету” терпели, то теперь, когда Россия отхватила Крым, терпение иссякло. Парубки заходили в магазины – русские и украинские – и скидывали с полок российские товары: гречку, семечки, пряники... Предупреждали хозяев, что если те не откажутся них, “в ваш магазин больше никто не придет”. И требовали выгнать “Комсомолку”.
Хозяева горевали, но отказывали газете в месте. Горевали потому, что газету покупатели любили, разбирали в первую очередь (не только русские, но и пророссийски настроенные украинцы, коих было немало). До майдана владельцы магазинов сами просили редактора привозить им побольше экземпляров, ведь люди приходили за свежей прессой, и, ну как уйдешь, ничего из продуктов не купив? На это и расчёт. Магазинщикам были выгодны “половые издания” – развалы газет на русском языке, лежащих на полу у входа. И уж тем более выгодна “Комсомолка” – интересная, талантливая, дерзкая. Она выделялась профессионализмом на фоне других изданий, редакторами которых были не журналисты, а просто персоны при деньгах.
И вот делегация недружелюбцев дошла до магазина Надежды.
– Почему у вас путинская газета? – спросили хозяйку на английском. Парни выросли в Канаде, им так легче.
– Газета как газета.
– Вы согласны с тем, что там написано? Вы за Путина?
– Я не читаю, времени нет, – сказала Надя, которая “Комсомолку” читала и была полностью со всем согласна.
– Её тут не должно быть! Мы придём на следующей неделе и проверим. Если не уберете, украинцы к вам ходить больше не будут! Разорим вас.
– Не имеете права. Мы живем в свободной стране (это была заезженная мантра эмиграции, над которой Надежда посмеивалась, но тут применила, зная какое влияние она оказывает на неокрепшие умы). Это мой бизнес и мне выгодно распространять эту газету. Так что, ребята, ничего личного, только бизнес...
– Нет, не маете права этого делать! – перешёл на суржик один из юношей. – Это антиукраинская газета, мы вас будем судить!
***
Угроза серьёзная. Канада выступает на стороне Украины. Здесь есть Украинский Конгресс – организация со связями во власти. Есть очень богатые украинские бизнесы, прямо по соседству, оказывающие влияние на общину. Если вмешаются, сотрут магазинчик в порошок. Просто скажут всем не ходить туда, и украинцы не пойдут. Так ещё и в суд подадут, что, мол, торговая точка распространяет антиукраинскую прессу. Докажут-не докажут, но нервы потреплют, и на большие деньги разведут – юридическая защита дорого стоит.
Могут разорить и другим путём – явиться в магазин, поскользнуться, и через суд требовать компенсации за то, что теперь якобы болит спина, шея, копчик... Такие иски нередки. Один мужчина судился с кафе за то, что сел там на унитаз в туалете и ему прищемило “сидушкой” тестикулы. Думал, тихонечко высудит большие деньги, но журналисты растрезвонили, и он стал посмешищем. Так ещё и жена подлила масла в огонь: тоже подала иск на большую сумму, написав, что в результате травмы муж не может исполнять супружеский долг. Дословно: “Я лишилась сервиса”.
...Войтек вышел вперед.
– Уходите, ребята, вы не имеете права запугивать. Мы пожалуемся на угрозы.
– Ещё вернемся! – пообещали недружелюбцы. Но скидывать с полок российские товары не стали. Русская и поляк смотрели на них так мрачно, что казалось, прикоснись кто к гречке, и эти двое бросятся на них и задушат.
***
Парни взяли три пачки “Комсомолки”, перевязанные типографской пластмассовой лентой, и вышли. Надежда знала куда пошли – к мусорным контейнерам за магазинам. Эти умники уже не раз бросали туда газету, крали её, пока она обслуживала покупателей, но Войтек вытаскивал пачки из контейнера и возвращал на место.
На этот раз Надежда позвонила редактору:
– К нам украинцы приходили, требовали вам отказать.
– И что, не привозить больше? – у той упал голос. Это был единственный оставшийся в украинском районе магазин, распространявший “Комсомолку”. Множество пророссийских украинцев ждали еженедельник каждую пятницу как глотка свежего воздуха. Многие имели большие проблемы в семье. Их мужья, жены, дети вдруг оказывались украинскими националистами, и лились слёзы, пыль скандалов стояла до потолка. Российская газета являлась отдушиной среди антирусского треска и англоязычных газет, и украинских. Лучом света в тёмном царстве.
– Привозите, – спокойно сказала Надя.
– А как же вы?
– Нормально. Привозите.
***
Гарик был впечатлён. На кону стоял бизнес Нади и Войтека, их благополучие и безопасность. Если разорятся, куда идти больному мужчине и немолодой уже женщине? Снова поддоны таскать?
Переехать в другой район проблематично: у магазина сложившаяся клиентура, наработанная за много лет. И аренда помещения оплачена на два года вперед. Денег, если отказаться от нее, могут не вернуть.
***
Кадры решают всё. Недружелюбцы, проверив, что [шутливо-фамильярное прозвище русских] не отказались от газеты, сходили к хозяевам плазы – торговой площади, на которой стоял магазин. Объяснили, что эти люди распространяют “нацистскую газету”. Пропутинскую.
Хозяином плазы оказался араб. Ему нравился Путин. Потому что в Канаде все предыдущие десять лет нагнетали исламофобию, а российский президент выказывает мусульманам уважение. Об этом араб, разумеется, недружелюбцам не сообщил. Он их долго путал, жал руки, говорил прямо противоположные вещи, посмеивался, рассказывал длинные, не относящиеся к делу притчи, предлагал кальян, и в итоге до того запутал юных активистов, что они вышли от него с выпученными глазами, так и не поняв за них он или против. Впрочем, в его бормотании они расслышали “mind your own business” – “занимайтесь своим делом”, и “everything going to be OK” – “всё будет хорошо”.
У кого хорошо – не пояснил.
Так “Комсомолка” осталась в украинском районе.
***
Гарик пересмотрел взгляды на жизнь. В Америку уже не так уж и хотелось. Увидел, что на этом континенте надо работать от зари и дотемна, что владелец магазина таскает тяжелые ящики, хозяин автомастерской сам лежит под машинами и редактор газеты сам развозит по магазинам эту самую газету. Почувствовал, что за каждым углом эмигранта поджидает опасность. Безработица, суды, происки конкурентов... В России одно потеряешь, другое найдешь – родня, друзья помогут. В Канаде всё сам. Вытаскивай себя за волосы как Мюнхгаузен. Так ещё если у тебя плохи дела, надо скрывать. Здесь не любят лузеров.
Да, у Надежды прекрасный дом, хорошее авто, но она работает до ночи без отпусков. Как студент понял по разговорам, у многих эмигрантов их нет, так как не на кого оставить бизнес. А если и есть, то оставляют на неделю, максимум – две. За это время от десятилетий напряженного труда не отдохнешь. В Россию Надежда летала всего на две недели – впервые за два десятилетия. Визу просила, так как хотя и русская, а паспорта-то российского нет, из Киева выезжала.
Гарик слушал разговоры покупателей и понимал о жизни на Западе всё больше.
– Ну, как ваш сын, ещё не женился?
– Да на ком тут жениться... Но девушки у него есть. Каждый раз новые. Утром встаю, сажусь завтракать, из бейсмента* (подвальный этаж, оборудованный как квартира, нередко с окнами, благоустроенный) выходит очередная пассия...
– Это хорошо, что девушки...
– О, да! – спохватывается женщина. – Это очень хорошо!
– А то сейчас и на sleep over детей отпускать страшно. Раньше-то отпускали, и ничего, а сейчас боишься.
Речь шла о старой канадской традиции, когда дети ходят к друзьям ночевать. Раньше русские со спокойным сердцем разрешали дочке пойти переночевать у подружки, а сыну – у друга. С победой в стране радужности над разумом, родители стали с подозрением относиться к таким ночёвкам. В каждом сидел страх узнать о ребёнке неожиданное. “Нет!” – орали они, дети обижались, плакали. А родители не могли объяснить почему “нет”. Как выкатить ребенку такое подозрение?
Гарик почти не вторгался в мысли и намерения Надежды. И лишь вечером, перед сном, когда она ворочалась от атакующих мыслей, беспокоилась, старался внушить оптимизм. Посылал светлые, безмятежные мысли.
Сам он тоже довольно часто отлетал от неё – к этому в институте относились с пониманием, должен же мальчонка заграницу осмотреть.
Канада, несмотря ни на что, студенту всё же очень понравилась. Чистые улицы с частными домами – немного различающимися, но всё же выглядящими одним ансамблем, вдоль дорог непременно высажены деревья. Он узнал, что люди не могут позволить себе засорять участок перед домом или сам дом содержать плохо, потому что это скажется на ценах на дома во всей округе. Получится, что район неблагополучный, и у соседей упадет цена на жильё. А канадцы зарабатывают на том, что перепродают свои дома, переезжают каждые три-семь лет. Городские власти следят за тем, чтобы и трава косилась, и внешний вид домов и дворов соблюдался.
И это правильно, подумал студент. В итоге приятно пройти по улице – ни бардака на балконах, ни заваленных урн, ни грязи – размокшей земли – как таковой. Грязи нет потому, что везде либо асфальт, либо затянутая ковриками из травы земля. Гарик видел, как её стелют. Привозят рулоны пророщенной на тонком слое земли травки и укладывают. Она прирастает и вот тебе чудесный газон! Так и застелено всё, в результате после дождя нет месива грязи. Вот, оказывается, в чём секрет того, что у североамериканцев такая чистая обувь, что они бухаются в ней на постель или кладут ноги на стол!
Даунтаун – центр – это комплекс сверкающих зелеными и золотыми стёклами небоскрёбов. Каждый своеобразен.
Улицы в стране пошире, чем в Европе. Магазины, кафешки – всё масштабнее европейского, и поновее что ли. Плесенью не пахнет (Гарик однажды ездил по студенческому обмену в Париж и унюхал плесень в разных помещениях).
Он также увидел, что канадцы – не злые. Полицейские подстилали бездомным матрасы, накрывали их одеялами. Прохожие давали бомжам еду, деньги. Все открывали двери друг другу и были доброжелательны и вежливы. Улыбки не показались фальшивыми. Он также обратил внимание на то, что если у кого-то заглохла машина, водители останавливаются и спрашивают чем можно помочь. Но особенно понравилась природа. Леса, озёра – как наша Сибирь.
***
По возвращении в Россию, Гарик на полгода выпал из экспериментов – подбирал “хвосты”. И ему заплатили. На счету образовалась солидная сумма и студент сообщил об этом маме, она приехала к нему чтобы помочь купить студию. Гарик, конечно, не рассказал ей в чем состоял эксперимент, наплёл что на раскопках нашёл клад, и это выплата процентов от стоимости драгоценностей. Мама была очень удивлена. “Я думала в наше время уже кладов не находят”, – сказала.
В итоге нашли пресимпатичную студию, отремонтированную по американским стандартам (Гарик теперь хотел именно такую): никаких обоев, окрашенные в голубовато-серый цвет ровные стены. Он купил большую кровать, отличный дорогой матрас. Над “лежбищем”, как он называл кровать, повесил абстрактную, но приятную в цветовом плане мазню – тоже как в Канаде. Там картин с сюжетом, как он заметил, не вешают, чтобы у жилья не было характера (это для продажи плохо, никто не хочет покупать дом со следами пристрастий хозяина).
Напротив кровати установил большой телевизор на подставке. Сбоку – опять же, как в Канаде, комод и над ним зеркало в посеребрённой раме, а по бокам – современные, с фендибобером, серебристые подсвечники с белыми свечами.
Он полетал по разным домам в Канаде и увидел, что изысканность обстановке придает однородность интерьера. Здесь нет кухонь в петухах, коллекций бутылок, пивных банок, магнитиков, собраний гжели, развеселых полотенец. Всё это, как он понял, создает ощущение хаоса, беспорядка. Потому его холодильник – девственно чист. Кухонное полотенце в цвет кухонных шкафов – серое. Вся утварь – в шкафах, снаружи только электрический чайник. На столешнице пусто. И никаких аляповатых сидений на стульях, или цветастых ковриков. В общем, в плане создания уюта Гарик оканадился и с удовольствием пребывал в своем новом, североамериканского вида жилище. Однокурсники хвалили и завидовали. Девушки стали посматривать на него с интересом.
Окончание здесь Начало рассказа здесь
Азаева Эвелина (автор) Tags: Проза Project: Moloko
Книгу этого автора "Перелётные люди" можно выписать на Wildberries, на Озоне, а также на сайте издательства.
Другие рассказы этого автора здесь , здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь