Степа тем временем рос. Дважды я отправляла его летом в Бронницы, в выездной детский сад от работы. Там замечательные места, а приезжать можно было хоть каждый выходной.
В сентябре 1985 года мы с Зайцем и Бенитой опять поехали в Феодосию, все к той же Ларисе. Она к тому времени вышла замуж за милейшего дядю Колю. Был он жуткий рукодельник, и одно из его орудий труда едва не лишило меня пальцев на левой ноге. Это был здоровый деревянный брус, обитый железом, стоял у сарая. Спасла мою ногу неровность почвы: когда эта хреновина упала, она всего лишь щелкнула меня по ногтю большого пальца. Когда ко мне вернулась способность дышать и видеть, ноготь был фиолетовым с перламутровым отливом, обалденно красиво.
Тот отдых был не очень удачным и по другой причине: буквально в день приезда поднялся северный ветер и выдул всю теплую воду из залива. Назавтра жара вернулась, а вода осталась холодной. У меня до сих пор где-то лежит местная газета с прогнозом погоды: температура воздуха 28–30*С, воды – 11–12*С. Контраст был впечатляющий, море буквально обжигало. Пришлось научиться забегать в воду быстро, впереди своего поросячьего визга.
Но все равно было здорово. Тогда уже почти закончили широкую новую набережную с цветниками, исправно работал фонтан, на рейде стоял красивый большой парусник. А если на море начинался небольшой отлив, это значило, что в порту всплыла или утонула атомная подводная лодка (обычные такую волну не поднимали).
В школу Зайца отдали в шесть лет, тогда это только начинали практиковать. Провожать его в 1-й класс пришли обе Большаковы. Помню, посетила меня тогда грустная мысль: вот уже и ребенок в школу пошел, старая ты вешалка! Денек был пасмурный, а народ сонный. Развеселила торжественную линейку одна деловая собачка, прибежавшая покакать на школьный двор в разгар речи директрисы.
В 1-м классе у Степы учительницей была милая девочка, но она вышла замуж и ушла в декрет. И со 2-го класса ребятам досталась старая грымза, у которой дети были тупицами, а родители – козлами и сволочами (конец цитаты). А так как язык у Зайца еще длиннее моего, он вполне мог ответить даме в том же духе, типа сама такая. Естественно, начались проблемы.
Они продолжались до окончания школы. Собственно, не думаю, что закончились и сейчас. Ребенок никогда не давал мне особенно расслабляться. Обострения происходят в нечетные годы Степиной жизни, то есть не реже одного раза в два года мне дают конкретно просраться. По разным поводам, зачастую довольно серьезным. Не бойся, Заяц, я тебя не сдам: это ведь уже твоя страшная история.
В конце зимы 1986 года в нашей хрущобе начался так называемый капитальный ремонт. Кроме чисто косметических мероприятий он включал замену полов и кое-какой сантехники. Нам заменили унитаз и мойку на кухне. На первых этажах (то есть и у нас) положили паркетную доску жуткого вида, прямо на линолеум. В результате пол приподнялся на несколько сантиметров, а потолки, соответственно, стали ниже везде, кроме кухоньки. Все это удовольствие растянулось месяца на два и создало массу неудобств. Одно время мы втроем и со всей имеющейся мебелью жили в мамулиной комнате. Приятно вспомнить!
Сразу после окончания ремонта обшарпанный «паркет» пришлось циклевать и лакировать, но хватило этой красоты ненадолго. Потом еще пару раз я своими силами пыталась привести это безобразие в божеский вид, а затем плюнула.
Встал вопрос о покупке кое-какой мебели. Мамуля попыталась прикинуться безденежной и вынудить меня взять на себя все расходы. Но я это поползновение пресекла, причем неожиданно удалось бабушку даже пристыдить. Я взяла очередную ссуду в кассе взаимопомощи (очень удобная была практика, просто прелесть) и купила себе диван-малютку, журнальный столик, книжные полки и стол-книгу. А мамуля, скрепя сердце, тряхнула мошной и разорилась на кресло-кровать и на огромное количество тех же книжных полок.: старый книжный шкаф мы отменили, засунув его в подсобку. А был он, как оказалось, более чем вместительным. Не удалось тогда купить только рабочий стол на кухню, поскольку расстояние между плитой и мойкой у нас нестандартное. И довольно долго это пространство занимало дикое сооружение из табуреток, досок и картона.
Тем не менее, какое-то время жилье выглядело вполне прилично: свежие обои и полы, новые шторы, – жить можно.
Мои институтские подруги – все более или менее благополучные семейные дамы. Общаюсь я с ними последние годы мало, да и то далеко не со всеми, чаще всего с Раиской. У них со Славцом уже две взрослые дочери, живут себе потихонечку.
С Галкой у нас в свое время вышла размолвка. Однажды она дала мне почитать страшно дефицитную и популярную книгу: зарубежный детектив «с бабочками». В этом сборнике было «Убийственное лето» Жапризо. Драгоценную книгу я аккуратно обернула в миллиметровку и, неоднократно перечитав, дала еще и Верунчику, с которой тогда виделась гораздо чаще, чем с остальными, но все же редко. Вернула мне ее Верунчик все в той же, уже изрядно потрепанной бумаге. Сняв обертку, я передала Галке книжку через мамулю – они тогда работали на одном предприятии.
Я во время еженедельных дежурств частенько девчонок обзванивала. И вот когда позвонила в очередной раз Галке, та на меня совершенно безобразно наорала. Как на писюшку–школьницу, ей-богу. Что это я так долго редкую вещь держу да в таком непотребном виде возвращаю?! Небось, половина Москвы ее перечитало, вон какая потертая! Изрядно прибалдев, я сказала, что нечего на меня орать, а читал кроме меня только Верунчик; и выглядит книга вполне пристойно, нечего выдумывать.
В общем, после этой разборки сама я Галке звонить перестала. Не люблю, когда на меня визжат не по делу. Сама же она звонит не чаще, чем прежде – лишь на мой день рожденья.
Виделись мы с Галкой и Раиской за последние годы всего два раза. Сначала отмечали 20-летие знакомства, собирались у меня. А в 1998-м Галка пригласила нас с детьми к себе на Пасху. Действительно, безобразие: дети наши до сих пор даже не были знакомы, а ведь Раискины девчонки – Степины троюродные сестры. У Галки одна дочка, младше Степы на год.
Галка с мужем тогда были в полном порядке, строили дом за городом, довольно внушительный. Собирались жить там постоянно, а квартиру оставить дочери. На тот момент дом был подведен под крышу, оставалась отделка и мебель. Как дальше дело пошло, мне не известно, но через несколько месяцев случился пресловутый дефолт, который многим жизнь осложнил.
Верунчик мой по распределению поехала во Фрязино (или Фрязево, я их путаю). Честно отработала там три года, живя в общаге. У меня бывала регулярно, а один раз мы с Жуковым ездили к ней.
Бедный Верунчик долго страдал по своему спесивому Степаняну. А тот вскоре объявился в Москве, уже женатый. Звонил мне иногда, даже клинья подбивал, жопа эдакая! Верунчик даже было обиделась, когда я сына Степой назвала. Я объяснила, что к ее разлюбезному Степаняну это не имеет никакого отношения. Может, она не поверила?
Личная жизнь у Верунчика долго была неудачной, она это тяжело переживала. Верунчик девчонка очень домашняя, хотела замуж и не менее троих детей, – а никак. Был у нее какой-то невнятный роман, еще пока во Фрязине жила, да весь вышел. Потом она вернулась в родную Электросталь, стала работать мастером на типографии. Когда приезжала к нам, всегда привозила хорошие книги.
Потом за ней стал ухаживать некий местный мужичок, и Верунчик его ухаживания приняла. Где-то в мае 1985 года сыграли пышную свадьбу. Свадьба была классическая: с посещением памятника героям войны, с рестораном и ряжеными на второй день.
Верунчик ушла жить к мужу, с забитым свекром и вредной свекровью. Пахала она и дома, и на их даче, словом, была счастлива. В положенный срок родила мальчика (нет, ну я же не обижаюсь, что она сына Владимиром назвала!). Ребенок попался очень крикливый, орал круглые сутки. Муж Верунчику заявил, что других детей не будет, хватит одного.
Видеться мы, естественно, почти перестали, только переписывались. Лишь однажды она с мужем была у меня на дне рожденья, на 30 лет. Да еще через год они пригласили нас со Степой к себе, летом на выходные. Мы провели замечательный уик-энд. Ездили на рыбалку на их новеньком «Москвиче», посетили образцово-показательную дачу. Потом нам насовали кучу гостинцев и отвезли к электричке, расстались мы только что не со слезами на глазах.
И после этого Верунчик не ответила ни на одно письмо, хотя писала я ей еще довольно долго. Было это совершенно непонятно и обидно. Когда мы с девчонками решили отметить 20–летие знакомства, я отправила Верунчику телеграмму с приглашением, но она так и не откликнулась. Я прекратила попытки, хотя жалею об этой потере до сих пор.
Мухина Наталья, выйдя замуж за Евгена, родила двоих сыновей. Мы с ней вместе работали в Зеленограде, правда, в разных отделах. По-моему, она и до сих пор там. Однажды мы столкнулись в районе Ховрино. Наташка рассказала, что они переехали в Бусиново и дала новый телефон. Наверно, я его неправильно записала – там ни разу никто не подошел.
Довольно долго я переписывалась еще с одной нашей девчонкой, Леной Крахмалевой. В институте мы особенно не дружили, но через несколько лет она приехала в Москву в командировку, позвонила и мне среди прочих московских знакомых. Мы встретились, посидели в кафе, и она оставила свой адрес.
Судьба у девчонки нелегкая. Она дочь военного, фронтовика. Родилась на Сахалине, потом семья моталась по всей стране. Поступать в институт Ленка приехала из Грозного, а распределили ее в Казахстан, в город Шевченко (ныне Актау) на Мангышлаке. Родители, уже давно пенсионеры, переехали к ней. Там Ленка вышла замуж и родила троих детей, много лет они с этим выводком ютились в однокомнатной квартире. Получению законного нового жилья постоянно мешали катаклизмы в стране. Как только подходила их очередь, что-нибудь случалось: сначала авария на Чернобыльской АЭС, потом землетрясение в Спитаке. И новые квартиры занимали переселенцы. Потом все же долгожданная, роскошная квартира была получена, стало полегче. Но нерушимый Союз благополучно развалился, начались другие проблемы: они стали иностранцами.
Муж у Ленки из казахских немцев, тот еще тип, Леня Галкин. Он был у нас два раза, такой мелковатый усатый крепыш. Первый раз был проездом, посидел полдня между самолетами, впечатление о себе оставил нормальное. А вот второго визита лучше бы и не было, это получился полный пипец. Свалился без предупреждения, как снег на голову, и оккупировал нашу квартиру на полторы недели: с 25 марта (день рожденья Пал Палыча) по 5 апреля (Степин день рожденья). Наплел с три короба, но в результате у меня сложилось впечатление, что он у нас просто прятался. От партнеров по черноватому бизнесу, а может, от конкурентов. Всю дорогу пил водку с «Амаретто», меня от запаха этого ликера до сих пор тошнит. Пытался строить Степу и Тролля, но эти поползновения я быстро пресекла. Степа чуть не плакал: когда он уедет?! А мамуля ходила тихая, как мышка, даже странно.
Болтал Леня очень много. И во Вьетнаме он воевал, и рэкетом занимался, шпана усатая. И в Германию-то он уедет, а может, – в Австралию, еще не решил. И всех-то он баб перетрахал, вплоть до Софии Ротару на гастролях. Очень мне стало Ленку жалко, а себя – еще жальче, не могла дождаться конца этого десанта. Но в конце концов прекрасный Леня свалил, оставив нам на память довольно приличный счет за междугородние разговоры.
