ТГ-канал «Медный Колокол» продолжает серию интервью с теми, кто, постоянно находясь на острие и рискуя жизнью, с горячей молитвой Господу защищает нашу Родину от врагов. Алексей с позывным «Шатун» уже два года выполняет боевые задачи в составе казачьего добровольческого отряда БАРС-16 «Кубань». Алексей не просто казак, семьянин и солдат, но и гражданин с активной жизненной позицией. Благодаря его усилиям была создана целая система РЭБ «Покров», которая сегодня спасает жизни десяткам, если не сотням бойцов. Специально для «Медного Колокола» он рассказал о особенностях разработки системы, своем пути к Господу, жизненных принципах, которые помогают выживать на войне, о расколе общества и путях преодоления общих сложностей, и о многом другом.
Сегодня мы публикуем 1 часть нашей беседы.
— Алексей, я уверен, что о вас информации в Сети днем с огнем не найти. Расскажите пожалуйста нашим читателям о себе: кто вы, откуда, давно ли служите и как определились с будущей профессией?
— Я доброволец, казак. И для меня это не просто слова. У меня есть семья, четверо детей, младшему сыну 2 года. На войну я пошел не сразу, через год после начала СВО, тут же и стал казаком по-настоящему. Опыт имеется – служил еще в советское время, так скажем.
— Вы сейчас сказали, что казаком стали на войне. Расскажите пожалуйста, чем казаки вам близки, почему вы их выбрали как братьев по оружию?
— История довольно тривиальная. Я родом из Ростова, и моя мама из довольно известного казачьего рода Тюриных. Даже у Шолохова в «Тихом Доне» проскакивают некоторые моменты, с этой фамилией связанные. А мой отец с западной Украины. Получилась такая смесь. Раньше я особо не примыкал ни к какой касте казаков, родился вообще в СССР, там другая идеология была.
У меня трое сыновей. Я всегда старался жить так, чтобы дети видели хороший пример. Что-то в таком духе: «Мне сорок лет, значит я должен подтягиваться сорок раз». Не думал я, что война придет, но понимал, что должен быть примером для своих сыновей, физически развитым, по-настоящему веруя в Господа Бога. Всегда надо помнить: суеверие – это грех, и сомнение – это тоже грех. И то, и другое происходит от несостоятельности в жизни. Поэтому я считаю так – начни с себя. Если ты с чем-то не справляешься, любишь пивко попить, поваляться на диване, то не ищи миллион причин, почему тебе жена изменяет. Причина в тебе.
Мой стиль жизни подразумевает состоятельность во всех сферах: в семье, в вере, в бизнесе, в отношениях с женой, родителями, детьми, соседями. Занимайся собой, и потихонечку все вокруг образуется в лучшую сторону.
Принимая решение об отправке на СВО, я думал, что при всех событиях до и после, Господь управил родиться мне на этой земле. А ни родителей, ни землю, на которой мы появляемся на свет, не выбирают. И когда у меня забирают мой флаг, когда у меня забирают гимн, говорят, что вы никто и такой нации не существует, когда братья попали в беду и находятся в опасности – то вариантов идти или не идти нет. Просто нужно выполнять свою работу: копать траншеи, дрова пилить, воевать. Нужно быть полезным, чтобы этот ужас быстрее закончился.
Мой уровень подготовки и прошлый опыт помогли мне собрать группу бойцов, с которой мы должны были зайти в «Спарту». Но пока готовились, так получилось, что старшие товарищи пригласили нас в БАРС-16 «Кубань». И уже здесь я для себя отметил одну важную особенность, которая меня в казаках очень привлекает. В миру они все добросовестно выполняют свои обязанности – пашут землю, на заводе работают, хозяйством занимаются. Но приходит время взять в руки оружие – казак садится на коня и выполняет свою боевую задачу. Меня это очень вдохновляет. Я внутренне убрал все лишние политические истории, которые меня беспокоили и принял для себя, что выполняю волю батюшки-царя, волю государя.
— А какие для себя вы выделяете качества в казачьем движении, чисто по-человечески?
— Большинство казаков верующие. Это идеологическая связь. Как бы на Большой земле не говорили по поводу того, что казаки – ряженные, здесь я увидел, что казак обязательно живет с молитвой. Для меня такое отношение к Богу очень близко, и постоянно я вижу, как живет казачий отряд, я вижу капеллана, я вижу молодых ребят, которые в свободное время с батюшкой общаются, любят помолиться, причащаются. Мне в этом находиться очень комфортно.
— А как вы сами пришли к вере, какое место сейчас она занимает в вашей жизни, вашей семье?
— Если говорить про семейные традиции, то воскресная служба – это правило. Мои дети по-настоящему понимают службу: где строгая молитва, что такое часы, как к ним готовиться. У нас в доме есть «красный уголок», где мы всей семьей читаем утренние и вечерние молитвы, также мы постимся по-настоящему, к причастию готовимся. У нас в семье есть церковные и нецерковные дни, даже в отношении супружеской жизни.
Я стараюсь своих детей воспитывать так, чтобы за ними не нужно было подсматривать, следить как-то, понимаете. Важно, чтобы дети с ранних лет понимали, что они отвечают перед Богом. Они могут утаить что-то передо мной, перед мамой, но перед Богом им придется отвечать.
Когда-то я думал, чтобы по-настоящему уверовать, у человека в жизни должно произойти какое-то сильное потрясение. Но по своему опыту я теперь понимаю, что это не так. Я знаю, что Господь призывает человека. И я считаю, что меня Господь призвал без потрясений: потерь, сумы, тюрьмы и так далее. Я пришел к Богу не о помощи просить, а с благодарностью.
— А когда вы пришли к Нему?
— Еще в юности, лет в 25, я захаживал в храм, не понимая особенностей службы. Я знал «Отче наш», Песнь Пресвятой Богородицы. Но душа требовала, и я шел в храм. А потом я попал в Елоховский собор, который меня очень сильно впечатлил. Я начал ходить на службы чаще, читать книги.
А в 2012 году я в первый раз попал в Софрино, и на источнике познакомился с монахиней Александрой. Она меня сама остановила, предложила присесть поговорить. А на тот момент я вообще не понимал монашеские чины, особенности их жизни, служения. И стал общаться с матушкой, помогать в монастыре в качестве трудника. После я познакомился с многими игуменами, был в разных обителях, был в Лавре. Господь открывал для меня эту дорогу постепенно.
Я благодарил Господа Бога за все, что я вижу, что чувствую. И очень хотел это чувство сохранить, как после первого причастия. Но вместе с благодатью пришли и испытания. Но опять же, во многом благодаря духовнику, благодаря молитвам, Господь открывает для меня правильные и доступные вещи. И я понимаю, что нужно сохранять то, что есть, укрепляться в вере.
— Считаете ли вы себя воцерковленным, и что дает вера в Господа лично вам?
— Скажу так: раньше меня в вере было гораздо больше, чем веры во мне. Но спустя годы ситуация изменилась. Вера дает мне смирение и понимание того, что темный я человек, и мне еще учиться, учиться и учиться. Называть себя воцерковленным человеком, находясь в мирской жизни нельзя – это некорректно. А жизнь, прожитая в вере, она и богата жизненными уроками.
Сколько бы я не читал Евангелие, в мирской жизни возникают вопросы, на которые я сам не могу ответить. И воскресную службу я особенно люблю за то, что каждый раз там читается Евангелие. Бывают такие дни, когда я его не слышу, но очень жду проповеди. И когда после службы идет проповедь, а батюшка говорит о важности дня, то я всегда нахожу ответы по беспокоящим меня вопросам.
Раньше я регулярно спрашивал у матушки Александры, насколько сильна моя вера. Вот, например, я курю – это грех. Я это понимаю. Но я физически не мог справиться, тяжело очень мне это давалось. И так получилось, что мы с матушкой поехали в Углич, на дворе зима. По пути остановились, я вышел, покурил. Обратно сажусь, и она меня спрашивает: «А ты что, куришь?» Мне так обидно стало: я к ней пять лет каждый пост на коленях прошу помочь, как бросить то. А она меня только успокаивала, мол ничего страшного, а сейчас меня обличает.
В общем едем, а у меня внутри столько противоречий, и к вере, и к матушке, злюсь ужасно. Она мне еще вдогонку: «Расскажи, как курить бросал. Ты же наверное на себя надеялся, уговаривал, обещания давал». Я ей отвечаю, мол да, так и есть. «А веришь ты кому», - спрашивает меня: «Вот Его и проси. Его воля». И меня тогда это потрясло, как же все просто может быть.
То же и с бизнесом, Господь дал возможность заработать, поэтому я спокойно на себе тянул много вещей: крышу в храме перекрыть, часовню поставить, купель сделать. Как-то у матушки в келье сижу, она пожертвования считает и говорит, что мол не хватает средств на написание иконы. И я ей отвечаю: «Давай я на себя возьму это, зачем со всего мира деньги собирать». А она мне отказала, сказала, что вот с тебя столько-то, и не больше. Я ее спрашиваю, почему? На что она мне пояснила: «Вот ты мирской человек, а мирским аскетично поститься нельзя. Чтобы постараться выжить, нужно уходить в монашество. Ведь когда ты совершаешь подобные подвиги в одиночестве, мы тебя защитить не сможем. И если ты понимаешь, что сможешь духовно устоять после этого поступка, то мы тебя благословляем. А так сто человек скинулись, благодатное дело сделали, и дьяволу сложнее их разобщить, какой-то раздор внести».
— Как мне рассказали ваши товарищи, у вас богатый боевой опыт, три ордена мужества. Как вы считаете, что помогло вам добиться таких успехов, что или кто вам помогает?
— Опять же надеюсь, что говорю не греховные вещи, но думаю, что все это связано с верой, с молитвами. Я в жизни не разбирался, умный я или красивый. Когда-то попал в разведку, стал там начальником. И к Господу у меня одна просьба была: «Дай мне возможность и премудрость сохранить своих людей». В окопах я не прячусь, иду выполнять боевую задачу. Главное, чтобы парни мои были живы. Мне повезло – вокруг меня собрались очень хорошие люди. Один действительно в поле не воин, это правда. Бывают, конечно, и героические поступки. Но и в мирной жизни мы от людей зависим.
У меня есть несколько жизненных наблюдений или правил, по которым я живу. Первое: есть три вида безделья – делать неправильно, делать не то, что нужно и ничего не делать. Второе: никуда не торопиться. Нельзя собрать девять женщин и за один месяц родить. Решения и шаги должны быть взвешанными.
И третье – это отношение к жизни. Объясню на примере книги, как детям своим. У любой книги есть пролог, основная часть и эпилог. И у любого состояния человеческой жизни есть эти же составляющие. Например, я влюбился в свою жену, она в меня – мы создали семью. Это пролог. Дальше идет семейная жизнь – это содержание, мы в нем живем. И некоторым из людей может казаться, что они заранее знают эпилог, а за содержанием и мнимым эпилогом мы забываем про пролог. А о нем очень важно всегда помнить. Когда с супругой сложные моменты возникают, то я всегда вспоминаю, как я ее под окнами ждал, как цветы дарил, и вот эту любовь я все время возвращаю. И когда я ее возвращаю, то я сохраняю то, что у меня уже есть – содержание.
Я четко понимаю, что такое тщеславие. Но не ставя себе задачу быть полноценным и востребованным, нельзя идти к каким-то результатам.
— Многие утверждают, что на войне их сберег Бог. И вообще, на войне неверующих нет – это известное утверждение. А есть ли у вас история из боевого опыта, когда вы явно почувствовали Божию помощь?
— Вы, наверное, знаете, что в зоне боевых действий есть серая зона. Когда я готовился отправляться на СВО, мои товарищи, кто уже успел повоевать, сказали, что эта война вообще не похожа на предыдущие. И я этому сопротивлялся, потому что война по факту каждый раз новая, и предугадать ее в любом случае нельзя. Но когда попал в серую зону, то действительно почувствовал присутствие смерти. Еще когда до ЛБС едешь, по дорогам очень много трупов животных, которые под колесами погибли. А когда уже заходишь в серую, то нет сантиметра, где тебя не ждет погибель: стрелки, снайпера, артиллерия, мины, дроны, квадрокоптеры. И только Господь знает, кому здесь остаться жить.
Я не считаю, сколько дней нахожусь на войне, меряю время шагами: сколько шагов сделал и жив остался. Каждый шаг – это моя жизнь на этой войне. И эти шагаю я только благодаря Господу Богу. Верую ли в большей или в меньшей степени на войне – я не могу оценить. В мирской жизни я может и забываю про веру, думаю о чем-то другом. А здесь я 24 на 7 ощущаю ангела-хранителя и Господа, и им определять, для чего я им здесь нужен.
Дело в том, что когда есть знания о вере и Боге – они становятся крепким фундаментом. И удивляться чуду я не могу, потому что смотрю на чудеса Божии по-другому. Плюс я понимаю, сколько людей за меня молятся, я это чувствую. И без шуток, ко мне подходят парни и говорят: «Пойдем туда-то, ты просто с нами побудь. Когда ты с нами – нам спокойнее». Понимаете, да?
— Насколько необходимо, с точки зрения бойца, нахождение на ЛБС военных священников? Как они там помогают?
— Мое мнение: не надо делить мирскую жизнь и военную. Казачество чем и хорошо, что там понимают, что так и должно быть. Полезно или не полезно нахождение священника с бойцами – такой вопрос вообще не стоит. Это просто правильно, так должно быть. В мирной жизни мы же понимаем, зачем ходим в храм, зачем туда своих детей водим. И это есть правило. По большому счету, так же должно быть и на фронте. Без этого невозможно.
Помню, еще в начале службы, у нас еще не было батюшки, и кто-то из духовенства приехал, говорит, мол давайте причащаться. У меня такое возмущение возникло: как причащаться?! А почему так? Почему я дома должен готовиться к причастию, а здесь я только что чай пил с плюшками, и мне можно к чаше подойти?! Это для меня было испытание. Но слава Богу, нашел в себе силы, нашел батюшку, попросил мне помочь и объяснить. Та же Тайна исповеди. На войне же тоже жизнь идет, много переживаний, а это такая отдушина. Это очень важно, чтобы правильно понять и закрепить те чувства, которые у тебя в душе.
— А по вашему мнению, возможно ли, участвуя в боевых действиях сохранять в себе зерно человеколюбия и любви как главных правил веры в Господа?
— Могу ответить только за себя: мне ничего сохранять не надо. Совершенно. Мир находится в состоянии войны, наверное, с момента своего сотворения. Только тогда не было всяких политических надстроек, одно племя убивало другое.
Расскажу пример: когда я уверовал уже, то во время одной из служб ко мне подошел батюшка и спросил, что меня тревожит. Я ему рассказал, что дал другу денег в долг, а он все промотал в казино и не хочет возвращать. А я тогда спортом серьезно занимался. И батюшка мне отвечает: «Ты что забыл, кто ты? Иди да дай ему по голове». Я в недоумении, а он продолжает: «Ты явное от ложного не отличаешь. Тебе Господь дает силу, и ты ее должен использовать правильно. Логика в том, что ты человека изначально осуждаешь, то есть сам пребываешь в греховном состоянии». И я понимаю, что батюшка прав, а я еще и развращаю человека и даю ему возможность обманывать людей вокруг, уничтожать свою семью, свою жизнь.
На СВО та же самая история. У меня здесь нет потрясений, и это дает возможность ничему не удивляться. В Москве люди едут по МКАДу, лоб в лоб бьются. Меня же размотанными кишками и оторванной головой не удивить.
Я четко понимаю, что я здесь делаю. Я пришел не убивать, я пришел защищать своих братьев, семью и так далее. У меня нет никаких иллюзий. Не я в 2014 году прыгал и кричал «москоляку на гиляку». На той стороне открыто говорят, что хотят уничтожить Россию и этого не скрывают. Первые лица государства говорят, что хотят нас изничтожить.
А я казак и солдат. Если ты крестьянин, ты же знаешь, что нужно пахать и нужно сеять. А если ты будешь верить в приметы и считать, сколько у лука одёжек, то начнешь сомневаться и скажешь: «зачем сеять, снежной зимы не будет», а потом бац и голод наступил. Я солдат, должен выполнять свою работу, и делать ее качественно.
Ведь нельзя же прийти в чужой монастырь со своим уставом. Буквально. Ты же к батюшке трепетно относишься, потому что он хозяин в своей обители. И не обсуждаешь, на машине он или в часах. Кто вообще сказал, что батюшка должен носить песочные часы и ездить на бричке с лошадью? А вы попробуйте помолиться так, как он это делает. Утреня, вечерняя молитва, кого-то покрестить, отпеть, Литургию провести, за приходом следить. Это действительно очень большой труд.
Господь когда-то поставил нам и Горбачева, и Ельцина. Сейчас у нас Путин. И не я его выбрал, а Господь определил. Плохо это или хорошо – неважно, но только так мы будем проходить все испытания. Ни в коем случае нельзя сомневаться и искать легких путей. Когда начинаешь веровать, то понимаешь, что тебе теперь непомерно тяжело жить становится. С верой действительно так: целый день вкалывал, домой приехал, а тут пост, молитвы надо читать, поклоны бить. А можно через костер попрыгать – это проще. Но для чего, зачем мне это? Это факт.
Тот же Чикатило – это не ужас? Ведь самая тяжелая история не на войне творится, а в тылу. А я считаю так: ошибаться можно, врать – нельзя. И я не согласен с тем, что у нас всё везде хорошо. Мне есть, с чем сравнивать. Хорошо, если бы мы просыпались под гимн, хорошо, если бы не скрывали потери наши на войне. Нужно дать человеку возможность выбора. Ведь когда началась СВО, много людей убежало. И чистка произошла. Когда «Вагнер» покатился на Москву – еще одна чистка произошла. А общество должно быть здоровым.
Вот в Китае, например, начинали с того, что взяточников расстреливали, за наркоту вешали. За серьезные проступки должно быть серьезное наказание. И общество должно протрезветь. То же самое и с верой: перед причастием ты должен очиститься, и только после этого ты подойдешь к чаше.
Пример приведу: приехал в отпуск, и меня друг пригласил в известный ресторан. Мы приходим, и меня в форме туда не пускают. Нормально ли это? Или вот еще один пример: на ЛБС тяжело с горючим топливом, и мы зачастую за свои деньги топливо покупаем. Я понимаю, что идет война, тут такое бывает сплошь и рядом. Главное, что проснулся, жив-здоров. Но вот когда на Большую землю возвращаешься, то видишь, что бензин в достатке. И так быть не должно. Обществу нужно понимание, что поддержка должна быть не только в том, чтобы сети маскировочные плести, а в том, чтобы консолидироваться, и, например, исключить полностью из продажи 92 бензин и отправить его на фронт. А обществу взять на себя эту нагрузку.
Вторую часть интервью мы опубликуем 9 декабря. Друзья, следите за обновлениями!
