Есть мнение, что я не объективен к эпохе «хрустящей булки». Вплоть до того, что в своём отвращении к конспирологии делаю для неё исключение: всё было хорошо, страна возмутительным образом процветала, пока враги заслали Ленина в пломбированном вагоне. И это совершенно несправедливое мнение. Собственно, у меня где-то и говорилось, что про «немецкое золото», сказки это. Несмотря на заявленную готовность всеми силами способствовать поражению своей страны и превращать империалистическую войну в гражданскую, никаких денег от немцев Ленин, конечно, не получал… Не дали бы просто ему денег. До октября семнадцатого об Ульянове вообще мало кто знал, и серьёзной фигурой он не считался.
...Разумеется, обе революции 1917 года результат не заговора, а стечения объективных причин. Хорошо и даже блестяще в Российской Империи было далеко не всё. Фактически же, проблемы отсутствовали только там, где со слов большевиков всё было плохо. В прекрасном, сравнительно с другими (даже не воюющими) странами, состоянии находилась экономика, – благодаря продолжающемуся на фоне боевых действий росту и избытку собственного продовольствия. Безоблачной оставалась и ситуация на фронте. К началу 1917 года вопрос о перспективах развития событий уже не стоял, – Центральные Державы проиграли войну. Даже в середине года, когда после февраля русская армия утратила боеспособность, немцы не имели уже возможности этим воспользоваться.
Но это лишь детали, а в главном всё было очень плохо.
Соответственно, остаётся определить, что из себя представляет это «главное».
А почему распался Советский Союз?
Войны не было. Афганистан не в счёт, – это даже не «Операция». В экономике всё было плохо, – социалистическая система хозяйствования зашилась до состояния, когда и Политбюро стало ясно, что работать это не будет. Но «плохо» весьма относительно. В 80-х система лишь не могла обеспечить гражданам того уровня благосостояния, который сама же и обещала. Речь могла идти лишь о некоторых затруднениях, с послевоенной разрухой, ужасы которой народ перенёс без жалоб, абсолютно несравнимых.
Революции, – точно по Ленину, – происходят, когда верхи не могут управлять по-старому, а низы не хотят жить по-старому. То есть, из формулировки – «хотят, не хотят» – ясно, что речь о субъективном восприятии условий народом. Народ же по определению многостраделен, и вообще – привык. Тяжелые времена он переносит с философским спокойствием. Но только пока трудности кажутся временными, а жертвы оправданными. Пока не исчерпан моральный ресурс.
В СССР он был полностью исчерпан. Если до этого снабжение постоянно улучшалось, то в 80-х оно стало ухудшаться. Ничего критичного. Партия сбивалась с ног, чтобы наполнить магазины, но народ не верил, что в перспективе положение дел изменится к лучшему, и было непонятно, во имя чего он должен это терпеть. Во имя торжества коммунизма на всей планете?.. Современные «советчики» не верят в торжество коммунизма. Подавно они не считают коммунистическую партию «авангардом пролетариата» а так же «умом, честью и совестью эпохи». Да и с пролетариатом себя не ассоциируют. И сорок лет назад всё так же было.
Народ, таким образом, не хотел, а верхи – не могли, поскольку утратили в глазах народа легитимность. Власть держится, пока жители страны верят, что если какие-то неизвестные люди, посовещавшись между собой, предлагают на выбор (хотя, голосовать будут специально обученные «выборщики») две неприемлемые кандидатуры, то так, стало быть, и выглядит законная власть – Богом Данное Начальство. Если перестают верить, БДН вскорости начинает самоназначаться в соответствии с обновлённой процедурой.
Падение власти после утраты ею легитимности неизбежно, поскольку «народ» это не только «низы». Народ это – все. Чиновники, офицеры, включая и генералов, жандармы, – тоже народ. Как следствие, защищать партократию в СССР желающих не нашлось.
...В Российской Империи образца 1917 года всё было точно так, как в СССР через семьдесят с небольшим лет. В феврале желающие защищать монархию не объявились даже в среде охраны императорского поезда. Отчасти, это было связано с личностью Николая II, – с истинно всенародным презрением к нему (тут напрашивается параллель с Брежневым). Но преимущественно с революционной ситуацией. Низы – не хотели мириться с ростом цен на продовольствие, верхи же не могли объяснить им, почему так уж надо идти в бой «за Проливы». Моральный ресурс, обеспечивающий устойчивость государства, был исчерпан.
Как и в случае с СССР, причиной являлся кризис господствующей идеологии, – инфляция ценностей. Сознанное в начале XVIII столетия в России «дворянское государство», неверно именовать феодальным. Феодализм в классической форме вообще не имел успеха на Руси, и почти полностью его пережитки исчезли при Алексее, – при Петре же не остаётся и следа. Государство становится военно-бюрократическим. «Дворяне» – выстроенные в чётко организованную пирамиду военные и гражданские чиновники, во главе с «как бы» абсолютными (только сам Пётр) и «как бы» наследственным (в XIX веке часто) монархом, – в соответствии с рангами делят между собой ресурсы.
И это была хорошая система. Прогрессивная ли для своей эпохи (XVIII-XIX века) отдельный вопрос, но весьма практичная, не людоедская, – а на самом деле очень гуманная сравнительно с государством коммунистов, – не сползающая в деспотию, демократичная (дворянство приобреталось службой), проникнутая духом интернационализма, – всем памятна перебранка Багратиона и Барклая, кто из них русский, а кто дурак. Главное же, «дворянское государство» было отлично приспособлено для войны и управления огромными территориями… Минусом, соответственно, оказывалось то, что военно-бюрократическая диктатура очень плохо подходила для всего остального.
В конце XIX века дворянское государство превратилось в пережиток, – богатство создавалось теперь не на полях, а в рудниках, в торговых домах и на фабриках, – «третье» же сословие, – буржуазия, – в иерархию интегрировано не было… Хотя, Пётр, кстати, пытался, после национализации Церкви превратить в государственных служащих и купцов. Но дело не зашло далее обязывания их в торжественных случаях тоже наряжаться в мундиры, лишь с саблями, вместо шпаг.
И всё это могло быть преодолено путём реформ, – которые, кстати, и проводились… Однако, в первую очередь, «дворянское государство» не отвечало духу эпохи в силу своей ценностной отсталости. Эпоха национальных государств, – а тем самым и национализма, – наступила в Европе уже век назад, – даже в Турции наступила, – в России же высшей ценностью самурая оставалась верность сюзерену. Даже в формуле, «Вера, Царь и Отечество», первый и третий пункты замыкались на второй. Ведь Православная Церковь со времён Петра официально существовала, как министерство (пропаганды), а Отечество, однозначно ассоциировалось с монархом, – не с «территорией русских», а с «территорией Романовых».
...В то время, как царя, иначе нежели «Николашкой», не величал уже никто. Как в трактирах, так и в Думе.
В начале XX века идеалы дворянского государства вызывали в массах (вплоть до генералитета) не больше энтузиазма, чем позже будут вызывать коммунистические идеалы.