Предыдущие рассказы этого цикла смотреть и читать здесь:
Период эксплуатации Монумента, названный мной «труд бойцов невидимого фронта» был самым трудным, но одновременно и самым творческим периодом моей работы на этом объекте. Я даже сочинил тогда песню про Главный Монумент, которую следовало петь на мотив одной из песен Юрия Визбора:
По старинной по привычке
Экономим мы на спичках,
А на крупном экономить
Не умеем, вот беда.
Не затем ли, в самом деле,
Академик Церетели
Монумент большой сварганил
И поставил нам сюда.
Может странно, может, глупо:
Есть в Москве такая группа,
Что имеет в подопечных
Этот самый Монумент.
Но болтают, скажем прямо,
Что с двумя крылами дама
Может с этого объекта
Улететь в любой момент.
Изучаем постоянно
Состояние «стакана»,
Контролируем всё время
Вертикальность у «штыка».
Прозвучит, быть может, дико,
Но, поверьте, наша Ника
Всё сидит на верхотуре
И не падает пока.
Знает пусть московский житель:
В марте мы протрём гаситель,
«Солидол» в нём зимний сменим
На весенний «циатим».
Чучела навесим птицам,
Чтоб не вздумали гнездиться.
И ещё немало песен
Нашей Нике посвятим.
Некоторые моменты в песне требуют пояснения. «Стаканом» у нас называлась стальная цилиндрическая оболочка в нижней части Монумента, которая уходила в фундамент. Изучать её, как наиболее нагруженный элемент конструкции (на предмет возникновения трещин), мы тогда пытались с помощью американского прибора анализа акустической эмиссии ультразвука. «Чучела навесим птицам»: тогда реально обсуждаемая проблема – вдруг какие-нибудь большие хищные птицы вздумают свить у нас гнездо на площадке 110 метров над землёй, будут защищать от нас своё потомство и не дадут вовремя обслужить главный гаситель колебаний? Была идея приобрести несколько чучел хищных птиц и установить на этой площадке, чтобы живые птицы подумали, что это место уже занято, и не стали поселяться на Монументе. Потом об этом быстро забылось, никакие птицы почти в самом центре московского мегаполиса не гнездятся, тем более на такой высоте. А в песне осталось. «Солидол» и «циатим» – названия различных консистентных смазок, которыми у главного гасителя колебаний смазываются штоки поршней пневматических устройств.
Прошло ещё чуть меньше года – и от В.Б. Любомудрова мне позвонили и сообщили, что, по результатам дополнительных исследований, проведённых опытными специалистами из «института по конструкциям», необходимо будет выполнить новые работы по совершенствованию механизмов гасителей колебаний на Монументе. Оказывается, в целях дальнейшего обеспечения безопасной эксплуатации нашего объекта, вновь открыто финансирование, очередной этап называется «Завершение работ по настройке гасителей колебаний». В соответствии с результатами последних исследований «коллектива специалистов», для снижения резонансных колебаний на третьей частоте, Монументу достаточно особых конструктивных элементов, расположенных вблизи острия «штыка». Это – так называемые «ветровые щели», их можно увидеть снизу, если внимательно рассмотреть «лезвия штыка» вблизи его вершины, там, где декоративные облицовки граней становятся гладкими. При обтекании «штыка» ветровым потоком происходит частичное выравнивание давлений между наветренной и подветренной гранями. А это приводит к снижению интенсивности резонансных колебаний. Самое главное, что эти конструктивные элементы с самого начала присутствовали в проекте Монумента, он так и был изготовлен. На фото, где показаны острие «штыка» и верхняя скульптурная группа, хорошо видны вертикальные прорези. Это и есть те самые «ветровые щели». И Михаил Александрович Логинов на занятиях с нами, сотрудниками группы эксплуатации, тоже об этих особенностях конструкции нам рассказывал. Только он при этом добавлял, что этих конструктивных элементов недостаточно, нужен ещё и специальный механизм. А теперь, значит, поскольку конкретно этот механизм у «коллектива специалистов» не получился, они сами же и обосновали вывод, что он просто не нужен, «ветровых щелей» достаточно.
А самое главное, чтобы этот гаситель, внутри «острия штыка», не ухудшал (!) надёжность Монумента, теперь его нужно «частично демонтировать». И наши «бойцы невидимого фронта», слесари группы эксплуатации, принялись за работу. Маленькими «болгарками» с дисками по металлу (большими там было никак не подлезть) за какие-то полгода срезали всё, кроме узлов крепления этого гасителя к основному каркасу «штыка». При этом от непосильного труда сгорели три или четыре маленьких «болгарки», но, главное, люди выдержали.
Так, образно говоря, были уничтожены все «улики», остававшиеся после истории с неудачно сконструированным третьим гасителем. Нет теперь этого гасителя – будто бы и не было его никогда. Тем более что Александр Платонович Виноградский к этому времени уже умер, всё равно некому было бы придумать новый, эффективный механизм. А вместе с ним ушла и та, романтическая эпоха, когда механические гасители колебаний вручную подстраивались на рабочую частоту, непосредственно на месте установки. Аккуратно, можно сказать – любовно, специалисты перекладывали штучные пригрузы, так называемые «окатыши», из одной ёмкости гасителя в другую его ёмкость, одновременно отслеживая изменения частоты колебаний по приборам. И сверяли показания с той самой формулой, которую Александр Платонович когда-то написал для нас по памяти.
Теперь такие механизмы гасителей колебаний для сооружений, подверженных резонансным явлениям в ходе эксплуатации, делают иначе. Фирма-изготовитель после установки на инженерном объекте механизма гашения колебаний пломбирует его. И выдаёт документ, по которому гарантирует работоспособность данного механизма при условии периодического обслуживания специалистами этой же фирмы. При не-продлении договора на обслуживание, либо при нарушении пломбы, все гарантии аннулируются. Взять, к примеру, Стелу Олимпийского Огня в городе Сочи. Там, внутри этого сооружения, вблизи вершины, где во время Олимпиады горел большой олимпийский факел, установлен как раз такой гаситель колебаний, нового образца. Это гаситель австрийский, то есть его изготовила австрийская фирма. А у нас с ними теперь санкции. Будем надеяться, что в ближайшие 10–15 лет ничего плохого ни с этим гасителем, ни со Стелой Олимпийского Огня не случится. А там, дальше, дадут ответственные чиновники правильную команду – найдутся отечественные «кулибины», вскроют опломбированные крышки и выполнят техническое обслуживание. В порядке импортозамещения. Вот как-то так.
Два основных гасителя колебаний, большой, массой 10 тонн, за спиной Ники, для уменьшения интенсивности первого резонанса, и малый, массой 3 тонны, внутри Ники, для второго резонанса, успешно работали, и работают по сей день. При правильном техническом обслуживании они должны обеспечить механическую безопасность Монумента в течение всех 100 лет его нормативного срока службы. Что же касается электронных систем контроля, которые я когда-то лично обещал нашему Генеральному директору доделать «после дефолта», то такие системы мы всё-таки сделали, своими силами. И они неплохо поработали целых 13 лет, с 1999 по 2012 год, несмотря на то, что сделаны были, главным образом, из старого оборудования для испытаний самолётов, брошенного специалистами из ЦАГИ в 1997 году, когда их банк «лопнул». Хотя к регистрации отклонений вершины Монумента от вертикальности и параметров резонансных колебаний во время теперь уже забытого всеми Московского урагана летом 1998 года мы оказались ещё не готовы. К нему многие тогда оказались не готовы, в том числе московские синоптики. Ураганы, как известно, обычно зарождаются в тропиках, над поверхностью океанов, в географических широтах, которые даже так и называются, «ревущие сороковые». Но этот, московский ураган 1998 года, по версии синоптиков (которые его проглядели) почему-то родился «где-то под Харьковом». У меня один электрик позвонил своим знакомым в Харьков, спросил, мол, как же они допустили такое безобразие. Они очень удивились, но ответили: «Никакого урагана мы здесь не видели. Наверное, он, как только в Харькове родился, так почти сразу же к вам в Москву ушёл». Судя по всему, они это утверждали со знанием дела, у них тогда многие люди так поступали, так чем же ураган хуже?
Я же, зная, что главный гаситель колебаний у нас работает штатно, понял, что, прежде всего, нужно быстро открыть проектную документацию и найти сводную контрольную расчётную таблицу деформаций. Зная максимальную скорость ветра (услышал по радио), нашёл в этой таблице соответствующую строку и выписал значения отклонений. А когда позвонили от Генерального директора и попросили доложить о том, насколько хорошо Монумент справился с ветровой нагрузкой от урагана, я тут же уверенно зачитал нужные цифры и доложил, что всё в порядке. Потому, что я знал свой объект и был уверен, что гаситель не подведёт. Не зря же мы его сначала настраивали, а теперь регулярно обслуживаем. Уже меньше, чем через год после урагана, все основные параметры механической безопасности Монумента мы контролировали с помощью нашей «самодельной» системы.
На следующем фото изображена часть комнаты дежурного по Монументу. Помещение аппаратной, где под постоянным круглосуточным контролем происходит «мониторинг технического состояния Монумента», а также другие помещения, в которых расположены необходимые системы обеспечения (электрощитовая, приточная и вытяжная вентиляция и так далее), расположены в техническом этаже, спрятанном от посторонних глаз внутри холмика, над которым возвышается Главный Монумент.
Следовательно, здесь мы имеем дело с подземными, подвальными помещениями, главными проблемами эксплуатации для которых являются обычно проблемы гидроизоляции и недопущения протечек грунтовых вод. Нас эта проблема также коснулась основательно. Спустя каких-то пару лет после начала эксплуатации Монумента, в дождливую погоду или весной, во время таяния снега, в нескольких помещениях с потолка вода не просто капала, а буквально текла тонкими струйками. Нужно было принимать меры. Но у нас такой объект, что ни в коем случае, ни при каких технических работах, нельзя нарушать внешний архитектурный облик. То есть, раскапывать холмик, вскрывать поверхности нижележащих конструкций перекрытий технического этажа – нельзя. Привлекли к этим работам фирму, которая предложила пропитывать герметизирующим составом толщу нашего «холмика», вливая этот химический состав через щели между гранитными плитами, которыми выложена площадка наверху холмика, вокруг основания Монумента, так называемый «стилобат». Специальный герметизирующий химический состав должен был застывать на путях миграции воды вниз, к нашему подвалу, и таким образом препятствовать протечкам.
Рабочие этой фирмы действовали следующим образом. В оцинкованное ведро из бочки наливали растворитель – ксилол. Далее пластина из какого-то специального материала, похожего на современный «Пеноплекс-Фундамент», только ещё более плотного, при этом ярко-синего цвета и с клеймом компании «Доу Кемикалс», несколько раз ломалась способом «об колено». Получившиеся мелкие обломки бросали в ведро с ксилолом. Пока рабочий поднимался наверх, на «стилобат», синие пластиковые обломки бесследно растворялись в едкой жидкости, которая при этом по консистенции становилась похожа на жидкие прозрачные «сопельки». Целое ведро соплей, пахнущее ксилолом. Через воронку со щелевидным носиком (сделанную из пивной банки) раствор вливался в щель между гранитными плитами и где-то там, в глубине, застывал и «герметизировал». Важной задачей рабочих было не допустить, чтобы герметизирующий состав протёк внутрь наших помещений. Поэтому периодически кто-нибудь из них забегал к нам в подвал и спрашивал: «Ксилолом не тянет?». У них самих от вредной работы, вероятно, всё обоняние уже нарушилось. От этих рабочих с утра и до перерыва на обед сильно «тянуло» этим самым ксилолом, а после обеденного перерыва от них «тянуло» уже не ксилолом, а спиртом. Что поделаешь, работа такая у них вредная. Но результат их тяжёлого труда превзошёл все наши ожидания: таких сильных протечек у нас в подвале после уже не было никогда.
Я почти ничего до сих пор не рассказал о своих непосредственных коллегах, сотрудниках группы эксплуатации Главного Монумента. Мне очень повезло, что в середине 90-х годов прошлого века сюда, на работу в группу эксплуатации, пришло много очень разных, но в целом – хороших людей, способных специалистов – инженеров, электриков, слесарей. Расскажу лишь несколько историй, тех, что задержались в моей памяти с той давней поры.
Для работы на Монументе мне требовались люди, обладающие сразу несколькими редкими качествами. Я уже писал про так называемый «тренажёр» – фанерную пластину с вырезом в виде равностороннего треугольника со стороной 42 сантиметра. Каждый желающий работать на Монументе, обязан был пролезть в этот «калибр», точно соответствующий габариту технического хода обслуживания внутри «штыка», на высоте 132 метра. Для контроля состояния металлоконструкций Монумента мне нужен был инженер небольших габаритов, обладающий способностью пролезать в узкие полости. И такого человека мне удалось найти и принять на работу. Михаил Иванович оказался не только инженером, но и геодезистом, альпинистом, спелеологом и просто спортсменом. В процессе контроля металлоконструкций, а также их сварных и болтовых соединений, ему удалось выполнить осмотр по внутреннему пространству всех трёх «лезвий штыка» (угловых зон поперечного сечения), снизу доверху. Кроме того, он смог добраться во внутреннем пространстве богини Ники вплоть до локтя её правой руки. Михаилу Ивановичу нужно было содержать семью, поэтому, кроме основной работы, он умудрялся ещё где-то подрабатывать геодезистом. Времени на увлечение альпинизмом у него совсем не оставалось, и от этого приходили в голову разные идеи. У нас в коллективе ходили слухи о том, что наш Михаил Иванович, однажды, будучи дежурным по Монументу, поднялся поздним вечером внутри стелы со своим альпинистским штурмовым рюкзаком на высоту 110 метров. В рюкзак он положил спальный мешок и специальные страховочные приспособления. И, в результате, он переночевал на работающем главном гасителе, закрепившись страховкой на его верхней плоскости, плавно покачиваясь всю ночь в такт колебаниям, как в большом гамаке, с периодом 5 с половиной секунд. Подтвердить или опровергнуть эту легенду нет никакой возможности. Свидетелей столь оригинальной ночёвки не было. Сам же герой легенды, к сожалению, давно уже покинул наш бренный мир. Но я могу уверенно утверждать: такое могло быть на самом деле. Я хорошо помню его характер.
Ещё один сотрудник, Игорь Владимирович, пришёл работать к нам электриком, уже в очень зрелом возрасте, хотя до этого долгое время трудился в какой-то организации радиоинженером, вот только там им внезапно перестали платить зарплату. Тогда такое у нас в стране часто случалось. Вспоминая про свою прежнюю работу, он, помнится, что-то рассказывал про лазеры и электрические токи в сколько-то там килоампер. Игорь Владимирович запомнился мне таким случаем. В помещении дежурных электриков сбоку рабочего стола стоял телевизор, когда-то давно кем-то принесённый из дома. И вот, захожу я однажды в эту комнату и вижу: Игорь сидит за столом, склонившись над электросхемой, и сосредоточенно паяет. Рядом работает телевизор, но звук у него выключен. Между нами состоялся такой диалог: «Игорь, а чего ты звук у телевизора выключил?» Он, в ответ, не поднимая головы от стола и не прекращая своей работы: «Чтобы не мешал работать». – «А зачем же тогда он вообще включен?» – «Чтобы в этой комнате была какая-то жизнь». В другой раз я услышал, как он кому-то по телефону объяснял, как запомнить номер его рабочего телефона (у нас был внутренний номер 80-38): «Ты запомнишь, это очень легко. Просто всё наоборот, сначала – Олимпиада, а потом – репрессии». Имелись в виду 1980 и 1938 годы. Вот какое нестандартное мышление у него было. Говорили, что он тайком пишет стихи, но никому об этом он не рассказывал. Как не рассказывал ничего и о своей личной жизни. Расстались мы с ним неожиданно и нехорошо. По непонятной причине с ним внезапно произошёл какой-то душевный надлом, он ушёл в запой – и пришлось нам с Игорем Владимировичем попрощаться.
Каждый работник группы эксплуатации Монумента при моём взаимодействии с ним нуждался в индивидуальном подходе. К примеру, другому электрику, Михаилу, я однажды поручил выполнить какое-то конкретное задание. Но при этом достаточно кратко объяснил ему, что нужно сделать, поскольку в тот момент торопился на совещание у руководства. Мою торопливость Михаил понял своеобразно. Придя на следующий день проконтролировать выполненную работу, я обнаружил, что моё поручение выполнено из рук вон плохо, в таких случаях принято говорить: «глаза бы мои не глядели». На мой удивлённый вопрос, почему же так безобразно выполнена работа, последовал ответ, потрясший меня до глубины души: «Что же ты не предупредил меня, что надо сделать хорошо?». Вот ведь как бывает: не скажешь нашему человеку, что надо сделать свою работу хорошо – непременно сделает плохо! Не от того ли у нас то тут то там полно всяческих недостатков? Редко требуем сделать хорошо, чаще заранее согласны с тем, что, как не крути, всё равно всё будет сделано плохо.
В 2004 году с помощью промышленных альпинистов было выполнено комплексное обследование конструкций Главного Монумента. В результате состояние несущих и облицовочных металлоконструкций, их частей и соединений, а также состояние механизмов гасителей колебаний было признано нормальным, а работа группы эксплуатации – удовлетворительной.
И, наконец, 7 марта 2013 года произошло событие, которое мы, сотрудники группы эксплуатации, так долго ждали. Была введена в строй новая, современная система постоянного контроля Монумента и его составных частей, разработанная и смонтированная в соответствии с требованиями действующих нормативных документов. На этом долгая история организации достойного обслуживания такого ответственного уникального инженерного объекта, как Главный Монумент на Поклонной горе, была завершена. Я к тому времени уже давно трудился в разных других организациях, но всё равно, радовался за своих бывших коллег. Вот и всё, что мне вспомнилось про мой самый Главный Монумент и тех людей, с которыми оказались связаны эти мои воспоминания. Я, к сожалению, маловато рассказал на этих страницах про моих непосредственных коллег, сотрудников группы эксплуатации Главного Монумента. Но, может быть, я когда-нибудь напишу об этом после.