Глава 32
Едва медсёстры переступили порог конференц-зала, едва расселись за столом, как главврач нашей клиники Вежновец, не дав им даже слова, обрушил на средний медперсонал целую гору обвинений. Оказывается, получив петицию, он и не собирался предпринимать мер, чтобы облегчить медсёстрам их непростое, мягко говоря, положение, учитывая нагрузки и невысокую зарплату. Потому что в полученном документе Иван Валерьевич увидел одно: попытку шантажа по стороны медперсонала. Не больше, не меньше.
Поскольку он не из тех руководителей, которые считают себя профессионалами и потому уверены в своих действиях, что даёт им основание не трястись за кресло, Вежновец никогда во главе клиники спокойно себя не ощущал. Потому он даже порадовался, когда Гранин уехал в Курскую область помогать с тамошней системой здравоохранения, пострадавшей от военных действий. Ведь прежде Вежновцу постоянно мерещилось, будто Никита способен использовать старые связи своего отца, чтобы скинуть преемника с «трона».
Теперь же, когда медсёстры пришли требовать улучшения своих условий работы, главврач решил: это бунт. Попытка его свергнуть, чтобы поставить на его место… кого бы вы думали? Ну естественно – заведующую отделением неотложной помощи Эллину Печерскую, то есть меня! Пока Вежновец орал, он этого напрямую не сказал. Но намекнул более чем прозрачно: «Я так и вижу гадкую ухмылку тех сил, которые стоят за вашими спинами и направляют эти незаконные действия!»
Поддержать Ивана Валерьевича вскоре примчался наш профсоюзный лидер, коим, сколько себя помню, была заведующая архивом Галина Семёновна Белолипская, – безобидное, бесхребетное создание предпенсионного возраста, которая ни о чём ином и не мечтала, как выйти на пенсию, а потом уехать на дачу под Гатчину и там разводить патиссоны. Про Галину Семёновна можно было сказать просто: добрейшей души человек, правда очень недалёкая. Если не сказать глуповатая. Она обожает гороскопы, хранит подшивку газеты «За здоровый образ жизни» (работая в одной из ведущих клиник России!) и искренне верит, что народная медицина способна вылечить от чего угодно.
Белолипская безоговорочно встала на сторону Вежновца и давай ему поддакивать. Что ни скажет, что ни брякнет, она лишь покорно качает головой. Стоит ли говорить, что профсоюз в нашем коллективе никогда не пользовался авторитетом? Потому что Галина Семёновна опасалась главврача, как огня, пела ему дифирамбы, и его это вполне устраивало. Единственный раз, когда Белолипская ничего не сказала, это когда Вежновец рявкнул, подводя итоги своего гневного выступления:
– Пишите все заявления по собственному желанию и вон отсюда! За воротами толпа желающих работать в такой клинике, как наша! Запомните: это сегодня вы средний медперсонал, а завтра нет никто!
С гордым видом, как рассказала мне Катя Скворцова, Вежновец откинулся на спинку кресла, скрестив руки на груди.
– И что же вы сделали? – спрашиваю её.
Ну, а дальше звучит то самое, что меня шокировало.
– Что и должны были, – заявляет старшая медсестра. – Я сходила к Романовой, взяла у неё пачку бумаги и охапку ручек. Принесла и сказала всем: «Девочки, раз нас здесь ни во что не ставят, пишем!»
– И что же… – спрашиваю настороженно. – Неужели все… написали?
– Как одна! – с гордостью отвечает Скворцова.
Я в ужасе закрываю лицо руками. Потом убираю ладони.
– Катя, но ведь это же… Так нельзя было. Вы обо мне подумали? О пациентах?
– Элли, – строго, но по-деловому отвечает Катя. – А кто подумает о нас? У всех семьи, дети, внуки. Прости, но родные люди любому из нас ближе, чем даже самый лучший руководитель. Такой как ты, и это не лесть. Мы тебя уважаем и любим. Наших пациентов ценим, но… семьи дороже всего. А для некоторых из нас работа здесь – единственный источник дохода.
Я слушаю и понимаю, что Скворцова совершенно права. Что Вежновец поступил, как настоящий деспот и глупец, и его выходка дорого нам обойдётся.
– И что было дальше, ну, с вашими заявлениями?
– Иван Валерьевич взял каждое и начертал: «Уволить без отработки с…» и дату поставил.
– Какую? – в маленькое зеркальце, стоящее на моём столе, вижу, как я побледнела от волнения.
– Сегодняшнюю.
Сглатываю ком в горле. Получается, завтра у меня в отделении ни одной медсестры не останется? Боже…
– Катя, и как мне быть теперь? – растерянно спрашиваю коллегу.
– Прости, Элли. Я не знаю, – искренне признаётся она. – Ты нас пойми: так обращаться с людьми нельзя. Мы не крепостные. Ну, мне нужно работать.
Скворцова извиняется и уходит. Я остаюсь в кабинете одна и в полной растерянности. Что делать? Как быть? Открыть сайт, где люди ищут работу, и набрать кого попало, – всех желающих у нас работать? Но ведь это катастрофа. Даже простая санитарка должна обладать определёнными навыками и знаниями, чтобы трудиться в том или ином отделении. Ведь всюду свои требования. У нас, например, надо соображать быстро, поскольку порой всё решают секунды. А если человек к такому не готов? Если медсестра привыкла работать неспешно, поскольку этого от неё никогда не требовалось? Как окажется в нашем отделении, которое порой напоминает прифронтовой госпиталь во время наступления, когда бесконечный поток раненых, так и сбежит на следующий день.
Я понимаю, что уговаривать медсестёр остаться тоже не смогу. Они не на меня обижены, на Вежновца. Пойти к нему и в лицо сказать, какую дичь он натворил? Вряд ли поймёт. Он ведь уже намекнул, что именно я стою за демаршем среднего медперсонала. Боже, и посоветоваться не с кем! Осип Маркович, наш бывший главврач, мой учитель и наставник, в такие ситуации не попадал никогда. Да, им здесь было трудно в 1990-е, но чтобы часть коллектива вот так уходила…
От безысходности расплакаться хочется. Но я руководитель, не имею права так сильно раскисать. Решать проблему надо, а слезами горю не поможешь. Значит, надо думать о том, чего боится Вежновец. Потерять своё кресло. Тогда бить надо именно в эту точку. Нечестно? Да. Но я в данном случае не ради себя стараюсь, а ради пациентов, которых буквально завтра лечить некому будет, поскольку врачи без медсестёр захлебнутся в работе. Не исключаю, что тоже могут забастовать: на больничные уйдут, отгулы захотят и тому подобное. А может, кто и заявление «по собственному» напишет.
Страх Вежновца я буду раскачивать через руководство комитета по здравоохранению. Он туда наверняка ничего не сообщил, поскольку считает конфликт локальным. Там, если узнают, устроят главврачу жуткий скандал. Прежде всего почему не доложил, не согласовал. Наверху ненавидят, когда подчинённые проявляют излишнюю инициативу. Но звонить той же Клизме и кляузничать я не стану. Она может легко сдать меня Вежновцу, сказав, откуда у неё информация. Это не улучшит отношения с ним, которые и так слишком странные: то люблю, то ненавижу, а порой всё сразу.
Значит, шороху наводить будем посредством масс-медиа. Не СМИ, поскольку независимых давно не осталось. Те, что держатся на плаву, выживают за счёт бюджетного финансирования. Выходит, помочь мне могут лидеры мнений. И тут мне приходит на ум блогерша Ева Финк, которая некогда поступала в наше отделение. Причём аж из Смольного звонили главврачу, коим тогда был Валерьян Эдуардович Заславский, чтобы мы здесь отнеслись к ней с особой тщательностью.
Спешно ищу её номер, и, к моей большой радости, Ева почти сразу отвечает. Спрашиваю её о здоровье прежде всего, и блогерша жалуется на частые головные боли. У меня едва не вырывается: «Так это же хорошо!» Но сдерживаюсь. Предлагаю ей приехать и обследоваться, поскольку такие симптомы могут свидетельствовать об опасном заболевании. Да, я помню, насколько Финк трепетно относится к таким вещам. Знаю, что играю на этом, и мне стыдно. Только… не для себя стараюсь.
– А это бесплатно? – уточняет блогерша.
– Для вас – абсолютно! Кроме того, у меня есть одна очень интересная информация, – отвечаю и приглашаю прибыть поскорее.
Пока жду, снова вызываю к себе Катю и предлагаю поучаствовать в одном деле. Выкладываю свой замысел. Скворцова слушает с интересом. Правда, она не слишком верит в успех. Но другого пути всё равно нет. Самой Кате, я так понимаю, тоже ведь работу искать не слишком хочется. Потому она решает мне подыграть, а в напарники берёт Зою Филатову и Фёдора Ивановича Достоевского. Соглашаюсь. Они люди надёжные, не подведут.
Ева, как человек лёгкий на подъём, приезжает буквально через сорок минут. Входит в мой кабинет, и мне невольно приходит на ум: «Расфуфыренная фуфырка». Сама не знаю, откуда это. Но Финк своим видом демонстрирует то, что теперь называется «успешность». Одежда и аксессуары, аромат французского парфюма, причёска и макияж, – всё буквально кричит о богатстве и любви к роскоши. Меня коробит от этого, но ради дела потерплю.
Выкладывать сразу суть своей просьбы я не буду, хотя и понимаю, что времени остаётся всё меньше. Но для того, чтобы блогерша на себе прочувствовала, какая проблема скоро произойдёт, веду её в VIP-палату, устраиваю небольшой консилиум с участием доктора Берегового и ординатора Великановой. Их в свой план пока посвящать не буду, чтобы избежать утечек. Мало ли, сболтнут лишнего. Всё внимание только пациентке. Она рассказывает симптомы, мы обсуждаем. Я даю коллегам понять: нужно отнестись к этому случаю очень серьёзно, поскольку Ева Финк – человек непростой, она звезда масс-медиа, на её блог подписаны несколько миллионов человек и так далее.
Втроём решаем, какие анализы следует сдать пациентке, какие диагностические исследования пройти. Для этого прошу Еву задержаться у нас на сутки, и она соглашается. Говорит, что давно собиралась заняться своим здоровьем, да всё было недосуг. Но я так понимаю, больше всего её соблазнила идея пройти полное обследование совершенно бесплатно. В частной клинике она бы за это отдала кругленькую сумму. Без явной причины кто же захочет расставаться с большими деньгами?
Мы уходим, я оставляю Еву на попечение старшей медсестры.
Дальше начинается самое интересное. Финк ждёт в палате, когда её начнут, как она выражается, «обслуживать». Но этого не происходит. Её просто оставили одну, никто внимания не обращает. Через час, уже немного на взводе, – ей же обещали всё сделать быстро, как VIP-пациентке! – она идёт к регистратуре. Требует у администратора, чтобы о ней вспомнили. Достоевский делает извиняющееся лицо. Мол, простите, у нас запарка, сейчас всё решим.
Ева удаляется, вскоре к ней приходит Катя. Просит прощения за задержку, берёт кровь на анализ, потом говорит, что ей надо договориться с диагностическим отделением, исчезает. Проходит ещё час. В палату забегает Зоя Филатова. Говорит, что Скворцова занята, и вообще много пациентов. «Ждите», – и удаляется. Финк уже откровенно бесится. Не привыкла она к такому. Ещё через час происходит то, чего я и добивалась: разъярённая блогерша является в мой кабинет и требует наказать нерадивых подчинённых, которые на неё «положили с прибором».
Соглашаюсь, что это недопустимо, прошу Еву присесть. Наливаю ей кофе, а потом признаюсь, что это был спектакль. Я придумала его, чтобы Финк сама убедилась, как бывает, когда пациент оказывается фактически предоставлен сам себе.
– Теперь представьте, что было бы, если б у вас, например, началось кровотечение. Или вы потеряли сознание от боли. Да что угодно. А медсестёр нет, от слова совсем.
– Как это? – поражается блогерша. – Так не бывает.
– Ещё как бывает, – и рассказываю ей всю предысторию.
Финк, будучи женщиной умной, интересуется:
– Но почему вы сразу мне всё не рассказали? Зачем спектакль устроили?
– Личный опыт ценнее всего, верно? К тому же вы блогер, для вас это важно. Разве не так?
– Да, – соглашается Ева и даже улыбается на секунду. Но становится серьёзной, возвращаясь к теме массового увольнения. – То есть завтра ваше отделение может остаться без медсестёр?
– Да.
– Но это же настоящая катастрофа! – поражается блогерша.
Снова киваю.
– Этот ваш Вежновец, он совсем ку-ку? – она крутит пальцем у виска.
Пожимаю плечами.
– Я же не психиатр, чтобы такой диагноз поставить.
– Да, и ещё вы его подчинённая, потому не можете прямо выступить против руководителя.
– Могу, а порой даже выступаю. Но это редко к чему приводит, – признаюсь Финк.
– И что вы хотите от меня?
– Чтобы вы придали этому вопиющему факту широкую огласку. Как пациентка, которая сама убедилась, в какую глубокую яму толкает главврач Вежновец наше отделение.
Ева думает несколько секунд. Потом соглашается:
– Да. Сделаю. Уверена, мои подписчики правильно воспримут эту информацию. Думаю, многие из них тут бывали.
– Да через нас треть Питера прошла, если не больше, – замечаю на это.
– Когда начинать?
– Давайте сделаем так. Я всё-таки обещала вам обследование. Вы его пройдёте до вечера. Будет время поснимать, пообщаться с медиками. Ну, а как преподнести новость, решайте сами. Только пожалуйста, не упоминайте моё имя. Вежновец на меня и так зуб имеет. Пусть думает, что вы всё узнали от медсестёр.
– Хорошо!
Довольная и тем, что заполучила эксклюзивный материал, и бесплатно обследуется, Финк уходит. Я тут же зову Катю Скворцову и прошу её выполнить всё, что требуется в отношении Евы. Дальше звоню в диагностику и прошу дать моей VIP-пациентке всюду зелёный свет. Мне идут навстречу.
Поздно вечером, когда усталый после работы – на него с получением новой должности навалилась подготовка огромной АПЛ, напоминающей многоэтажный жилой дом, к дальнему походу, – рядом сопит Игорь, захожу в интернет, открываю блог Евы Финк. Там на первой странице огромными буквами: «Сестринский бунт». И подзаголовок: «Завтра неотложную помощь оказывать будет некому». У меня аж дрожь по телу. Представляю лицо Вежновца, когда он увидит это. Хотел самолично всё провернуть, и чтобы шито-крыто, а получит огромный скандал.
Ложусь спать, но слышу, как жужжит телефон. Первый час ночи! На экране фамилия главврача. Не буду отвечать. Ставлю аппарат на беззвучный режим. Представляю, что завтра будет.