Автор Дарья Десса
Глава 86
– Похоже, этот парень неумело поиграл с ручной гранатой, – произнёс военврач Соболев на следующее утро, осматривая только что привезённого бойца. Вокруг пахло кровью, антисептиком и надеждой, уцепившейся за хирургов, как утопающий за соломинку. Взгляд доктора, цепкий и натренированный годами практики, метался по израненному телу, формируя план спасения.
– Фигурный скальпель.
– Дима, у меня тут твой старый знакомый, – заметил стоящий за соседним столом доктор Жигунов. Голос его был уставшим, но всё ещё с нотками привычного сарказма, – он даже в таких непростых условиях не мог удержаться от привычного подшучивания.
– С чего такой вывод? – спросил Соболев.
– Похоже на твои швы, – заметил друг.
– Если они похожи на швы, значит, не мои, – чуть иронично ответил Дмитрий, поправляя маску. – Я работаю так, чтобы практически не оставлять следов.
– Капитан, вам нужна пересадка скромности, – усмехнулся подполковник Романцов, осматривая ещё одного раненого. Он и сегодня, как во многие предыдущие дни, так бы и остался у себя в кабинете, но после крупного боя руководимый им госпиталь оказался забит под завязку. Всех, кто хоть что-то понимал в медицине, мобилизовали на помощь. За пределами палат сортировкой раненых занималась доктор Прошина. В её глазах читалась тревога, но руки оставались уверенными. Халат давно покрылся алыми пятнами, но она продолжала работать, стиснув зубы.
– Зажим, – коротко сказал Гардемарин, вытянув руку.
Ассистирующая медсестра быстро подала инструмент, но он тут же выскользнул из рук врача, блеснул в свете ламп и упал на пол с металлическим звоном. На мгновение в палатах воцарилась тишина, словно сама война задержала дыхание.
– Тебе там хватает пальцев, Гардемарин? – шутливо спросил Соболев, оглядываясь через плечо. Несмотря на дикую нагрузку, он был сегодня в отличном настроении. Сам видел, как рано утром, швырнув вещи в кузов УАЗика, из госпиталя отбыл в неизвестном направлении майор Прокопчук. Ни прощального слова, ни отходной – только тень, скользнувшая по территории. Да и кому тут было с ним прощаться? Разве что сержанту Пантюхову, но даже тому не удосужились сказать «до свидания». А если бы майор организовал, как того требует традиция, отвальную, на неё бы никто не пришёл.
– По-моему, это совсем не смешно, товарищ капитан, – нахмурился Романцов.
– Хотите, чтобы я вас отстранил, товарищ подполковник? – Дмитрий бросил ироничный взгляд, и Олег Иванович едва не задохнулся от такой дерзости. Заставил себя не спорить, решив потом промыть капитану мозги. Разговором, а если потребуется, то и более весомыми методами.
– Парень, ну давай же, заканчивай кровоточить, – став серьёзным, пробормотал Соболев, пытаясь найти источник утечки. Граната сделала своё дело – картечь впилась в тело бойца, причинив множество мелких ранений. Большинство были пустяковые, но среди них мог скрываться крошечный осколок, добравшийся до сосуда, и тогда...
Военврач Жигунов закончил с одним раненым, и санитары тут же подтащили следующего. Быстрый взгляд на сопроводительный лист – те же множественные осколочные ранения. Боец смотрел на него через узкие щёлочки глаз.
– Куандык... Егембердиев, – капитан осилил фамилию только с третьей попытки. – Ничего себе... – пробормотал он, а боец вдруг ответил ему что-то на незнакомом языке. Жигунов лишь пожал плечами:
– Тебе легко говорить, а я ни слова не понял.
Через час операция была завершена. Когда Куандыка уносили, он снова сказал что-то на родном языке. Капитан вопросительно глянул на санитара.
– Чего вы так на меня смотрите, товарищ капитан? Я из Башкирии, а он, судя по всему, казах.
– Интересно, как он сюда попал?
– По повестке, конечно, – без тени сомнения отозвался военврач Соболев. – Вызвали в военкомат где-нибудь в Алмате, а потом сразу сюда, на СВО.
Гардемарин уставился на друга, его лицо выражало изумление, граничащее с недоверием:
– Брось. Они же объявили о своём нейтралитете в этом конфликте.
– Нам объявили, а своим забыли. Ну или наши верховные главнокомандующие потихоньку договорились.
Подполковник Романцов недовольно поморщился, раздражённо вздохнул:
– Капитан Соболев, хватит уже людям пудрить мозги. Скорее всего, боец переехал жить в Россию, получил гражданство и приехал сюда сам.
– Конечно сам, и вообще я родом из Воронежа, – вдруг весело произнёс казах, его лицо озарила широкая улыбка, – сильное обезболивающее продолжало подействовать. – Разыграл я вас, доктор!
Жигунов с Романцовым, а также медсёстры дружно рассмеялись. Соболев, который только что ёрничал над другими, вдруг оказался в центре розыгрыша, и теперь сам чувствовал, как его гордость слегка поубавилась. Он покачал головой, но усмехнулся – хорошо подловил, однако.
– Ретрактор, – строгий голос вырвал их из короткого мгновения передышки. В операционную вернулась доктор Прошина, закончив с сортировкой.
– Ретрактор, – повторила операционная медсестра Петракова, подавая инструмент. Она вызвалась помогать новенькой, чтобы поддержать её, и теперь замечала, как напряжённо держится Екатерина Владимировна. Лицо у неё было сосредоточенное, но в глазах читалась некоторая растерянность. Не привыкла к такому. Здесь, в этой чёртовой мясорубке, врачи не просто спасали жизни – они работали под постоянным давлением, под крики боли и грохот носилок, под осознание того, что каждое движение может стать последним шансом для пациента.
– Товарищи, здесь непрофессиональная обстановка, – неожиданно громко заявила Петракова, бросив строгий взгляд на старших коллег. – Вы отвлекаете доктора Прошину!
В операционной на мгновение повисла тишина, нарушаемая лишь приглушённым звуком приборов.
– Хорошо, хорошо, мы больше не будем, – принял решение за всех Соболев. Он перевёл взгляд на Прошину и спросил чуть мягче: – Коллега, а с чего вы так волнуетесь?
Екатерина Владимировна шумно выдохнула, её пальцы судорожно сжали инструмент:
– Потому что нелегко удалять человеку почку в таких условиях.
Соболев резко замер. Перевёл взгляд на неё, потом на пациента. Что-то не сходилось. Он медленно поднял руки, сделал шаг назад от стола, за которым работал.
– Катя, ему сделали снимок? – его голос прозвучал глухо.
– Да, конечно, – быстро ответила Прошина чуть раздражённо: неужели он сомневается в её компетентности?
– Катя, – спокойно произнёс Гардемарин, кивнув на негатоскоп за её спиной.
Прошина нахмурилась:
– Зачем? Чего я там не видела?
– Затем, что у раненого и так уже всего одна почка, – мрачно пояснил Жигунов.
Прошина застыла. Потом медленно повернулась, посмотрела на снимок. Осознание ударило с оглушительной силой. Она сжала пальцы до белизны. Тело пронзил холод. Как могла забыть проверить? Торопилась… Да, очень торопилась! Но это не оправдание.
– Боже… – её голос дрогнул. – Я могла его убить.
– Спасибо, доктор, – спокойно произнесла Петракова.
– Всё хорошо, Катя, – мягко добавил Жигунов, отходя, чтобы дать коллеге пространство время прийти в себя.
Прошина встретилась взглядом с Петраковой, и та слегка кивнула, как бы говоря: «Дыши. Продолжаем». Екатерина Владимировна сглотнула ком в горле, кивнула в ответ, попросила Галину Николаевну вытереть пот со лба, глубоко вдохнула и вернулась к работе. Ошибка могла стоить жизни, но её удалось предотвратить. Теперь главное – не дать дрожи в пальцах испортить всё остальное.
В следующий миг операционная взорвалась тревожными голосами.
– Что значит нет пульса?! – выкрикнул Соболев, его глаза расширились от неожиданности. Он обернулся к анестезиологу, словно надеясь, что ослышался.
– Вот так. Нет, – невозмутимо ответил тот.
Соболеву показалось, что время сгустилось, стало вязким. Внутри что-то оборвалось.
– Как?! Всё было нормально! Вот же… Дайте длинную иглу с адреналином!
Он сделал инъекцию, начал непрямой массаж сердца, вкладывая в эти движения всё отчаяние, всю злость на этот проклятый мир, который отбирает жизни так легко, словно рвёт сухую траву.
– Давай, ну давай же…
– Нет реакции, – голос анестезиолога был мертвенно спокоен.
Соболев сжал зубы и продолжил. Сердце молчало.
– Дыхательный аппарат работает? – спросил Дмитрий. Он сделал это на всякий случай – анестезиолог, который входил в его бригаду, прибыл сюда недавно и ещё не успел привыкнуть к тому, что оборудование в этих условиях ломается намного быстрее, чем в любой другой больнице, поскольку операции порой следуют непрерывно одна за другой, и на износ трудятся не только люди, но и аппаратура.
– Да, работает, – ответил коллега, проверив.
Соболев продолжил массаж, чувствуя, как по позвоночнику течёт пот. Он не позволит этому парню умереть. Не сегодня. Не здесь.
– Пульса нет, – констатировал пришедший на помощь подполковник Романцов. – Мы его теряем.
– Чёрт бы всё побрал! – разозлился Дмитрий. – Никому не позволю портить мне статистику! Скальпель! – потребовал он. – Готовьте рёберный расширитель!
– Что ты задумал? – спросил Олег Иванович.
– Сделаю прямой массаж сердца, – коротко ответил Соболев, делая надрез.
– Мы этого никогда не делали в таких условиях, – заметил Жигунов.
– Он тоже, – кивнул Дмитрий на раненого. – Расширитель!
– Расширитель.
– Доктор Соболев, это слишком опасно, у вас ничего не получится, – произнёс Романцов, с опаской глядя на действия подчинённого.
– Мы на войне, – ответил Дмитрий, тяжело дыша в маску, – здесь везде опасно, и особенно на передовой.
Он сноровисто раскрыл грудную клетку и погрузил туда руку. Взял в ладонь сердце и, сказав «Ну, с Богом!», начал осторожно сжимать и отпускать.
– Зажим, тампон, – Романцов между тем продолжил операцию, закрывая другие раны у бойца, чтобы уменьшить кровопотерю.
Все, кто не был занят срочными делами, заворожённо уставились на военврача Соболева. Глядя на то, с каким напряжением ему даётся процедура, подполковник ускорился. Спустя пару минут их старания дали результат:
– Шестьдесят на сорок, – сказал анестезиолог с облегчением.
– Давай, парень, ты можешь и больше, – произнёс Дмитрий, снова обращаясь к раненому.
– Есть пульс! – заметил Романцов.
– 92 на 60, – сообщил анестезиолог.
– Живёт! – с радостным облегчением произнёс подполковник.
– Молодец, Дима! – искренне сказал Жигунов. Потом широко улыбнулся и возвестил окружающим. – Мой ученик, рекомендую. Это я его научил всему, что он умеет.
– Я сам здесь закончу, – с отцовской нежностью произнёс Романцов, глядя на бледное от волнения лицо военврача Соболева.
– Хорошо, Олег Иванович. Всем спасибо, коллеги, – сказал тот и ушёл, чтобы отдохнуть. Поток раненых схлынул, можно было перевести дух.
– Это самое невероятное, что я когда-либо видел, – восхищённо произнёс Романцов.
– Готов этим заниматься хоть каждый день, – нашёл в себе силы пошутить Соболев. – Только за удвоение денежного довольствия.
– Ох, вот только борзеть не надо, товарищ капитан, – с улыбкой беззлобно сказал начальник госпиталя.
Только отдохнуть как следует у Соболева не получилось. Вскоре его позвали обратно, на срочную операцию, а ещё через полчаса завыла сирена, её жуткий, пронзительный вой пробирал до костей, предупреждая об атаке с воздуха. Не прошло и пяти минут, как в паре сотен метров от госпиталя, в лесополосе, грохнуло так, что задрожала земля. Взрывная волна с яростной стремительностью докатилась до медучреждения, заставляя всех рефлекторно пригибаться и искать укрытие. Санитары и врачи поспешили эвакуировать ходячих в убежище, а тяжёлых заранее спустили вниз, едва прозвучал тревожный сигнал.
Следом раздался ещё один взрыв, за ним ещё – звуки смертоносного железа неумолимо приближались. В это время военврачи Жигунов и Соболев стояли у операционного стола, игнорируя грохот снаружи. Перед ними лежал солдат с тремя пулевыми ранениями. Две пули прошли навылет, третья задела крупную артерию. Медики работали с лихорадочной скоростью, их руки двигались уверенно, но на пределе – время шло на секунды. Сперва нужно было остановить кровотечение, а затем восстановить кровоснабжение, иначе шансов у бойца почти не оставалось.
Следующий разрыв крупного снаряда прогремел совсем рядом, метрах в ста. Операционную палатку ощутимо тряхнуло, инструменты загремели по столам, свет моргнул – похоже, вибрация ударила по дизель-генератору.
– Надеюсь, нашим им крепко всыплют за такую наглость, – процедил сквозь зубы Гардемарин, не отрывая глаз от раны.
– Главное, чтобы за нас мстить не пришлось, – хмуро произнёс Соболев, и буквально через мгновение сделал то, чего сам от себя не ожидал: рефлекторно, на чистом инстинкте, раскинув руки, накрыл собой раненого.
В этот миг совсем недалеко раздался чудовищный удар, палатку пронзили осколки, с потолка посыпались клочья прорезиненной ткани и ошмётки металла, в воздухе мгновенно разлился едкий запах гари.
Военврач замер, едва дыша, защищая своим телом беззащитного пациента, пока не убедился, что всё закончилось. Когда настала внезапная тишина, он медленно распрямился.
– Как он? – первое, что спросил Жигунов, поднимаясь с пола и отряхиваясь. О стерильности в операционной теперь можно было забыть. Главное – чтобы этот ад не отразился на состоянии пациента.
Анестезиолог, приходя в себя, проверил показатели и произнёс:
– Прежние. Давление немного упало, но держится.
– Денис, работаем, – сказал Соболев, быстро возвращаясь к прерванной операции. – Я уже почти нащупал. Давай заканчивать, иначе потеряем парня.
Откуда-то из теней вынырнула бледная, испуганная медсестра. Она сделала глубокий вдох, собираясь с силами, и присоединилась к хирургам. Через пять минут – долгие, напряжённые, как целая вечность, – повреждённая артерия была зашита. Пациент дышал ровно, его состояние стабилизировалось. Опасность миновала.
Когда работа была завершена, военврачи с облегчением покинули операционную.
– Все живы? Никто не ранен? – подполковник Романцов, потрясённый, поспешил к ним из убежища.
– Всё нормально, – устало ответил Дмитрий.
– Кроме доктора Соболева, он у нас ненормальный, официально заявляю, – серьёзно сказал Жигунов, даже не пытаясь улыбнуться.
– Это как понимать? – насторожился Романцов. Капитан тоже вопросительно посмотрел на друга.
– Во время взрыва, вместо того чтобы спасаться, он прикрыл собой раненого, – сообщил Гардемарин без тени шутки.
– Каждый бы так сделал на моём месте, – спокойно отозвался Соболев. – Не вижу в этом ничего особенного.
– Это… достойный поступок, – медленно произнёс Романцов, глядя на капитана.
– Ой, да ладно вам, – устало махнул рукой Дмитрий, ощущая, как адреналин медленно отпускает тело, оставляя место лишь истощённому изнеможению. Он поспешил принять душ, смывая с себя пот, пыль и напряжение последних часов, затем сменить насквозь мокрую от пота одежду, поужинать и наконец рухнуть в койку, чтобы забыться крепким, долгожданным сном. О другом он сейчас даже мечтать не мог.
Но стоило ему только закрыть глаза, как на пороге палатки нарисовался сержант Свиридов, явившийся с недобрыми вестями:
– Товарищ капитан, там опять этот следователь приехал. Требует вас к себе. Романцов сказал ему, что у вас была тяжёлая смена, вы нескольких человек спасли, а он в ответ: «Я тут не в бирюльки играю, а расследую тяжкое преступление». Сказал, приведите его немедленно, или добьюсь санкции на задержание.