Небольшой фрагмент давнего интервью Людмилы Гурченко собрал сотни комментов, что навело меня на мысль оставить ещё один отрывок из той же беседы, прямая речь Людмилы Марковны:
Моя самая первая фраза в кино была: «А я не затем пришла на завод, чтобы молчать!» Вот именно с таким чувством я и входила в профессию! Да, хотела выделиться. У меня это от папы, так же как и способность к выживанию. Папа прошел огромный путь, буквально от батрака. Пережил революцию, шахты, фронт... И пришёл к тому, что стал артистом, пусть только в Доме культуры, он ведь и на баяне-то средненько играл. Но главное, что от него людя?м шла радость! Энергетика! Зрители ждали Марка Гаврилыча. И во мне это все: «ха», «эй там» — от него. Как папа сам про меня говорил:
«Дочурка прогремить актрисою в обязательном порадке! И я через неё в историю попаду!»
Так что это тоже у меня от папы: надо, чтобы заметили! Мне казалось, это хорошо. А оказалось... Не всегда.
На третьем курсе меня взяли в «Карнавальную ночь». Это уже другое счастье. Которое потом совсем другим обернулось... Знаете, у меня ведь было мало шансов попасть в это кино, проба получилась очень неудачной. Наспех снял оператор, мою кандидатуру даже не обсуждали на худсовете.
Но спасибо Пырьеву! Вот кто-то говорит: «Он запретил меня снимать в кино!» А я могу сказать: «Он приказал снимать Гурченко в кино!» Я просто шла по коридору «Мосфильма», а он шёл навстречу. Вдруг остановился и говорит: «Я вас где-то видел... На пробах «Карнавальной ночи», кажется...» Я ему сказала, что меня не утвердили. А Пырьев взял меня за руку: «Пошли!» К тому времени режиссер уже забраковал утвержденную актрису — не знаю уж почему. Искали новую. Пырьев подвел меня к оператору: «Сними её! Только хорошо сними!» С оператором у нас сразу не сложилось, он позволял себе реплики типа «Да у неё ж под глазами черно, как в желудке после чёрного кофе! Как её снимать?» Я чуть не в слезы.
Вот так начинала. Но постепенно все привыкли, в меня поверили... Ну а дальше был успех! А почему — никто не понимал, просто в правильное время фильм вышел. И у меня случился вертикальный взлет... Вертикальный, сразу! Вчера студенточка, сегодня актриса, которую знает вся страна. И потом оттуда, с вершины, — бах — и вдребезги!
Человек номер один для Людмилы Гурченко – это папа Марк Гаврилович. Он сыграл в ее судьбе движущую, колоссальную роль. Людмила Марковна оставила воспоминания о папе для зрителей и читателей в многочисленных интервью и в своих книгах. Но всегда становится понятно, что этим воспоминаниям тесно вы отведенном формате. Природой одаренный человек, выходец из деревни, самородок Марк Гурченко, как многие молодые люди тогда, пришел работать в город. Там его «выдвинули» в интеллигенцию. Однако получать институтское образование не стал. Папа Люси самозабвенно играл на баяне; душой чувствовал музыку, её природу… Познакомился с Еленой (Лелей), мамой Людмилы Гурченко, и родилась дочь – будущая великая актриса и самобытная певица. Обожаемая папой с детства, она всегда знала, что необыкновенно одарена по-актёрски. «Ты ж моя клюковка, … Богинька…» «Дочурка будет актрисой. Ето в обязательном порядке». Именно папа внушил Люсе, что ее талант актрисы исключительный и музыкальный. «Актриса должна уметь выделиться». «Хай усе будуть як люди, а ты вертись як черт на блюде». И Люся выделялась. Всегда! Сначала в «концертиках», которые давала вместе с папой для раненых в госпиталях, на базаре, на базаре, в доме. Потом в школе (все знали, что Люся Гурченко будет актрисой). Потому именно папа на семейной совете сказал решающее слово о выборе места учебы: «Только в Москву!». И Люся поехала, никого не зная, не имея знакомств, сбережений. Вообще ничего не имея, кроме таланта, и природного чутья, и поступила – в своем необычном костюме и туфлях с бантами, «а ля Решелье», она предстала перед комиссией с аккордеоном, выдала «чечеточку» и спела. А в голове, наверное, звучало папино: «Ну, дочурка. Распрастри глаза поширей. Влыбайсь, и дуй свое». Благодаря вере в папу, в его любовь, в то, что он обязательно вернется к ней, Люся пережила все ужасы войны.
