Солнце сквозь кухонное окно било прямо в глаза, заставляя Лену щуриться, пока она нарезала салат. За окном май вовсю разливался зеленью, птицы распевали – весна, одним словом. А вот в душе у Лены весной и не пахло. Скорее, поздняя осень с промозглым ветром и серым небом. И всему виной – Светка, Димкина сестра, что вот уже вторую неделю гостила у них, и, похоже, сворачиваться не собиралась.
Приехала Светка, конечно, неожиданно. Позвонила Диме – «Димочка, тут у меня с квартирой… ну, в общем, проблемы, негде мне сейчас жить. Можно к вам, пока разрулю?» Дима, сердобольный, да и Светка – сестра как-никак, конечно, согласился, даже Лену особо не спрашивая. Лена-то что? Не чужие люди, помочь надо, если уж беда у человека случилась. Ну, думала, неделю погостит, может, две от силы, и дела свои утрясет. Как же она ошиблась…
Первая неделя прошла, как в тумане. Светка – женщина она видная, громкая, сразу собой весь дом заполнила. Вещи разбросала везде, где только можно. В ванной – ее косметика, на кухне – ее кружки, в коридоре – ее туфли вечно торчат, спотыкайся о них. Ладно бы, если бы еще человек в доме помогал, так нет же. Светка с утра до вечера на диване перед телевизором, сериалы смотрит, щелкает семечки, кожурки прямо на пол летят. Лена как заводная – и готовь, и стирай, и убирай за ней, словно прислуга какая. Дима, тот ничего не видит, или делает вид, что не видит. «Ну, Лен, ну что ты придираешься? Сестра же все-таки, помочь надо. Тяжело ей сейчас». Тяжело ей, а Лене, значит, легко?
Вот сегодня опять. Утро только началось, а Светка уже настроение испортила. Лена, как обычно, встала рано, кофе мужу сварила, себе травяной чай заварила, села спокойно позавтракать, тишину утреннюю послушать. Только пригубила чаю, является Светка, как из табакерки, в одной ночной рубашке, растрепанная. «Ой, Лен, а что это у тебя такое вкусное? Я тоже хочу!» И, не дожидаясь приглашения, тянется к Ленкиной чашке, нос туда сует. Фу, невоспитанность какая. Лена чай свой отодвинула, молча встала, Светке кофе поставила. Та, довольная, плюхнулась за стол, начала кофе хлебать, чавкает, ложкой по чашке гремит. И давай, между делом, советы раздавать, как Лене лучше жить. «Вот ты, Ленка, вечно в своем огороде копаешься. Брось ты это дело, здоровье только портишь. Лучше бы себе маникюр сделала, да в парикмахерскую сходила. Надо себя любить!».
Лена молчит, только губы поджимает. Маникюр ей делать, а кто дом убирать будет, огород поливать? Светка, что ли? Да она палец о палец не ударит. «А вот у меня, – продолжает Светка, развалившись на стуле, – жизнь-то какая интересная была! Вся Москва у моих ног, поклонники толпами ходили! А ты… что ты видела, кроме своих грядок?»
Тут у Лены терпение лопнуло. «Свет, – говорит спокойно, но в голосе сталь зазвенела, – может, хватит уже меня поучать? Я как-нибудь сама разберусь, что мне делать и как жить. И вообще, сколько ты еще у нас собираешься жить? У тебя же вроде проблемы с квартирой должны были решиться».
Светка аж подавилась кофе. Глаза вытаращила, как у совы. «А что такое? Я тебе мешаю, что ли?» – обиженно так в голосе заныла, будто ее смертельно оскорбили. «Нет, Света, не мешаешь, – Лена старается голос держать ровно, – но ты же говорила, что это временно, пока дела утрясутся. Вот я и интересуюсь, как твои дела».
Светка отвернулась, надулась, как мышь на крупу. «Да дела… дела мои… пока никак. Квартира еще не продалась, покупатели какие-то капризные попались. В общем, не знаю, сколько еще протянется». И смотрит на Лену исподлобья, будто выпрашивает: «Ну, скажи, что можешь еще пожить, ну, скажи!»
А Лена молчит. Не может сказать. Не хочет. Надоело ей это Светкино «пожить». Надоело, что в собственном доме чувствует себя чужой. Надоело, что Светка командует, указывает, советы свои непрошеные раздает. Надоело все!
Весь день Лена ходила сама не своя. Думала, как быть, как Светку спровадить. С Димой говорить бесполезно, он только руками разведет, скажет: «Ну, сестра же!». А сестра-то вон какая оказалась. Сама, значит, не понимает, что в гостях хорошо, а дома лучше? Или понимает, да только хитрая больно?
Вечером Дима с работы пришел, усталый, голодный. Лена ему ужин разогрела, молча поставила на стол. Дима ест, молчит, а Лена на него смотрит и думает: «Ну, когда же ты, наконец, глаза откроешь? Неужели не видишь, что творится? Неужели не понимаешь, что Светка у нас на шее сидит, да еще и ноги свесила?».
После ужина Дима устроился в кресле с газетой, а Лена села рядом на диван, решилась. «Дим, – говорит, голос тихий, но твердый, – нам надо поговорить про Свету». Дима газету опустил, посмотрел на Лену с недоумением. «А что такое? Что опять не так?» – вздохнул обреченно. «Дим, ну не «опять», а «снова». И дело не во «мне не так», а в Свете. Она у нас уже две недели живет, и, похоже, конца-краю этому не видно. Ты не находишь, что это уже перебор?»
Дима поморщился. «Лен, ну ты же знаешь, у нее ситуация сложная. Некуда ей сейчас идти. Ну, потерпи немного, а? Вот как квартиру продаст, так сразу и съедет». «А если не продаст? Сколько нам еще терпеть? Месяц? Два? Год? Дима, ты вообще понимаешь, что я уже устала? Устала от ее бардака, от ее привычек, от ее постоянного присутствия в доме! Я в собственном доме, как в гостях, ей Богу! Она тут хозяйка, а я… а я кто?».
Дима молчит, только плечами пожимает. «Ну, Лен, ну не преувеличивай. Не такая уж она и страшная. Сестра же все-таки». «Вот именно, что сестра! А ведет себя, как… как завоеватель какой-то! Ты видел, как она сегодня утром мне чай комментировала? Как она вообще себя ведет? Словно мы ей тут все обязаны!».
«Да ладно тебе, Лен, – Дима отмахивается, – женские мелочи, не бери в голову. Привыкнете друг к другу. Вот увидишь, все наладится». «Ничего не наладится, Дим! Ты не понимаешь, что она не собирается съезжать! Она хочет у нас поселиться навсегда!».
Дима аж подскочил в кресле. «Ну что ты такое говоришь! С чего ты взяла? Глупости какие!». «А вот с того! – Лена вскочила, не выдержала, – я сегодня случайно услышала ее разговор по телефону. Она с кем-то разговаривала, так и сказала: «Вот, устраиваюсь тут потихоньку, осваиваюсь, как будто так и надо. Глядишь, и совсем тут корни пущу». Слышишь, Дима? «Корни пущу»! Она у нас жить собралась, понимаешь? А ты тут про «потерпи немного»!».
Дима молчит, слова потерял. Видно, дошло до него, наконец, что дело серьезное. Сидит, головой качает, будто сам себе не верит. «Ну, это… надо поговорить с ней, что ли… узнать, что у нее в планах». «А чего узнавать? Все и так понятно! Она ж тебе на шею хочет сесть, да еще и нами командовать! Ты что, этого не видишь?».
В этот момент в комнату входит Светка, румяная, довольная, с новой прической. «Ой, а вы чего тут такие серьезные сидите? Что случилось?». Смотрит на них глазами невинными, словно ангел во плоти.
Дима откашлялся, посмотрел на Светку виновато. «Свет, – начал неуверенно, – мы тут… ну, это… с Леной говорили… про твою ситуацию… с квартирой». Светка сразу насторожилась, улыбка с лица сползла. «И что? Что не так?». «Да как тебе сказать… ну, сколько это еще продлится? Может, тебе уже пора что-то решать? Ну, искать другое жилье, может, комнату снять, или… не знаю…».
Светка как закричит! «Ах, вот оно что! Вы меня выгоняете, значит? После всего, что я для вас сделала! После того, как я вам помогала, поддерживала! Вы меня на улицу выставляете? Бесстыдники! Неблагодарные!». И давай причитать, голосить, будто ее режут живьем. Слезы по лицу ручьем, голос дрожит, вся трясется. Дима аж растерялся, не знает, что и сказать. «Свет, ну ты что такое говоришь? Кто тебя выгоняет? Просто… ну, надо же как-то решать проблему, не можешь же ты вечно у нас жить».
«А почему не могу? – Светка слезы утирает, но голос уже злее, тверже стал, – я что, тебе чужая, что ли? Сестра родная! Неужели тебе жалко для сестры угла в собственном доме? Неужели я тебе обуза? Неужели я вам мешаю? Или это… это Ленка тебя накрутила, да? Это она, стерва, тебя против меня настраивает? Да я вижу, она меня с первого дня невзлюбила! Завидует, наверное! Молодости моей, красоте, успехам! Вот и строит козни, выживает меня из дома!». И смотрит на Лену взглядом змеиным, словно плюнуть готова.
Лена молчала до этого момента, смотрела на этот балаган, как на спектакль дешевый. А тут не выдержала. Встала, подошла к Светке вплотную, глаза в глаза. «Света, – говорит спокойно, голос ровный, без дрожи, – никто тебе не завидует, успокойся. И никто тебя не выгоняет на улицу. Просто всему есть предел. И твоему гостеванию тоже. Ты приехала пожить временно, пока дела утрясутся. Дела не утряслись. Значит, надо искать другие варианты. Снимай комнату, квартиру, хоть что-нибудь. Но жить у нас ты больше не будешь. Потому что это мой дом. Мой и Димин. И мы тут хозяева. А ты – гостья. Гостья, которая слишком долго задержалась. И твое время гостить истекло. Понятно?».
Светка опешила от такой отповеди. Не ожидала, видимо, что Лена так резко ей ответит. Рот открыла, закрыла, слова найти не может. Только глаза злые, ненавидящие. «Ну, погоди же ты, – шипит, как змея, – ты еще пожалеешь! Я тебе это припомню! Ты еще узнаешь меня!». И выскочила из комнаты, дверью хлопнула так, что дом задрожал.
Дима сидит, как оглушенный, то на Лену смотрит, то на дверь, за которой Светка скрылась. Молчит, слова не может вымолвить. А Лена стоит посреди комнаты, плечи расправила, дышит ровно, спокойно. Словно гора с плеч свалилась. Впервые за эти две недели она почувствовала себя хозяйкой в собственном доме.
Светка уехала на следующее утро. Собрала свои вещи, не попрощавшись, не сказав ни слова. Только дверь опять хлопнула так, что стекла зазвенели. Дима проводил ее до такси молча, вернулся домой понурый, виноватый. «Ну, что, – говорит Лене, – довольна? Сестру родную выгнала».
Лена смотрит на него спокойно. «Дим, – говорит, – не сестру, а нахлебницу. И не выгнала, а попросила освободить жилплощадь. И да, довольна. Потому что в своем доме хочу жить, а не в проходном дворе. И хочу, чтобы ты был на моей стороне, а не на стороне сестры, которая нас с тобой ни во что не ставит».
Дима молчит, думает. А потом подходит к Лене, обнимает крепко. «Спасибо тебе, – шепчет на ухо, – спасибо, что глаза мне открыла. Я дурак, не понимал ничего. Прости меня».
Лена улыбается, прижимается к мужу. Весна в душе, кажется, начинает расцветать. Солнце светит ярче, птицы поют громче. В доме снова тишина и порядок. И главное – спокойствие. Спокойствие и уверенность, что теперь все будет по-другому. Что она сумела отстоять свое, свое право на собственный дом, на собственную жизнь. И что муж, наконец, понял и оценил это. А Светка… ну и Бог с ней. Переживет. Или не переживет. Это уже не ее забота. Главное, что в ее доме снова весна. И эта весна – только для них двоих, для нее и Димы. И никаких нахлебниц, никаких чужих в их уютном, теплом доме больше не будет. Никогда.