В песне Истова "Аэропорты" есть слова "Кто здесь разжигает свечи В памяти хранит надежду на встречу"... Зажженная свеча как символ памяти. Хороший образ, настоящий. Наша память - это не только связь с прошлым, это дорога, по которой будем добираться до будущего.
А вот в Киеве на днях демонтировали мемориальную доску Герою Советского Союза Дмитрию Карбышеву, генералу, прошедшему пять войн и замученному в фашистском концлагере. Ему предлагали свободу, безбедную жизнь в обмен на сотрудничество с Вермахтом (германское командование делало ставку на Карбышева как на руководителя РОА, а не на Власова), ведь он был офицером еще царской армии - это не твоя война, говорили ему! Он остался верен своей Родине.
«Почему они не кричат? – пульсировало в висках. – Они же должны что-то чувствовать? Страх? Боль? Ведь это, наверно, больно – умирать?»
Клаус с любопытством и брезгливостью разглядывал ряды заключенных: безликая масса высохших, убогих тел. Эту группу узников доставили вчера вечером. Слишком много, чтобы разместить в бараках - более тысячи человек. По прибытии, их согнали на плац, построили и оцепили территорию.
И оставили стоять на всю ночь, под студеным февральским небом. И они безмолвно стояли. В тонких полосатых робах, висевших на серых от голода телах. Иногда кто-то из них падал, широко открывая черные рты и неловко расставляя руки. Их выдергивали из строя, пока не окоченели, укладывали ровными штабелями тут же, у стены окрашенного зеленой краской барака.
В мутных глазах оставшихся в этот миг читалась зависть.
— Старики и больные! — скомандовал комендант наутро. — Два шага вперед!
По толпе заключенных пробежала волна смятения. Многие несмело выдвинулись из строя, и прямо перед Клаусом оказался глубокий старик: длинное несгибаемое тело, желтая кожа обтягивала острые скулы, черные как смоль глаза смотрели пристально и непокорно.
Это был особый заключенный. О нем складывались легенды, пыльным шлейфом следуя за ним из лагеря в лагерь. Кадровый офицер царской армии и советский генерал, инженер-конструктор Брестской крепости, ставшей костью в горле командования Германии, и разрушитель линии Маннергейма.
Это не мог никто иной, никто иной не посмел бы смотреть с таким вызовом. Клаус знал это и дрогнул, когда ему в руки сунули пожарный шланг и пару толстых прорезиненных перчаток.
Отмашка коменданта.
Слева и справа, рассекая хриплый лай овчарок, брызнули ледяные струи. Заключенные падали, словно кегли, покрываясь на холодном ветру тонкой ледяной коркой.
Клаус задыхался: «Почему я?»
Старик напротив презрительно сощурился, обжигая угольками глаз.
«Я человек! — стонал мозг. Шланг выскальзывал из дрожащих пальцев. — Я не палач».
Во рту пересохло.
— Считаю до трех! – рядом раздался визг коменданта. Клаус понял — это ему: — Раз, два!..
Клаус вжал голову в плечи и зажмурился. В памяти застыли непокорные угольки глаз.
— Три!
Сердце подступило к горлу, омертвев. Легкие разорвало криком, и пальцы с силой вдавили холодный рычаг.
В памяти русских этот старик останется несломленным героем, верным своему слову и присяге, ему будут посвящать стихи и песни, улицы и пароходы, ему будут устанавливать памятники.
В памяти народов Клаус останется безымянным палачом. (Евгения Кретова "Памяти генерала Карбышева", рассказ)
Подписывайтесь на канал - здесь мы говорим о книгах и не только!
#евгения кретова #рассказ #современная русская проза #карбышев #вов #великая отечественная война
