"Старновский вдруг понял, что это его шанс. Потому что два первых выстрела немецкого орудия были явно пристрелочные, и он со страхом ожидал прямого попадания от врага.
- Живем! – хрипло проговорил лейтенант, не отрываясь от орудийной панорамы (прицела)".
(с) Евгений Читинский
Начало первой книги "Лейтенант Старновский" здесь:
Начало второй книги "Лейтенант Старновский. Бои на "Линии Сталина"
Предыдущая глава тут. Гл. 62
Глава 63. 30 июня 1941 года. Бой на левом фланге. Роль отвлекающего манёвра
- Эй, Смирнов, ты живой? Выходи, мы всех немцев того, побили! Не боись! – Стёпка-Гвоздь медленно побрел в сторону речки.
- Иван, да точно немцев нету, выходи! А может, его убили? – это уже Женька Сидоров подал голос.
- Счас проверим! – ответил Степан, всё еще размышляя, оставлять в живых свидетеля их дезертирства или нет. Да и вообще сейчас Стёпка-Гвоздь чувствовал какое-то внутреннее противоречие. С одной стороны, разум говорил, что нужно бежать подальше от войны, а вот эмоции, вызванные воспоминаниями о том, как на него смотрел немец, наведя винтовку, толкали на необдуманные поступки. А смотрел немец с пренебрежением, даже с некоторым отвращением! Вспомнил Стёпка и то, как они, разгоряченные бегом, неожиданно наткнулись на немцев, и те под дулами автомата и пулемета заставили их бросить на землю винтовки, а затем поставили на колени! Потом немцы улыбались, посмеивались, а затем тот, который был с автоматом, презрительно плюнул прямо в него, Стёпку, которого за непримиримый нрав прозвали Гвоздем! Но особенно ярко врезалось в память то, как его пнули, это было особенно унизительно!
Все это наводило на довольно грустную мысль – а куда бежать? Куда? Советская власть тебя везде достанет рано или поздно, а если дожидаться немцев, то наверняка будешь холуем на последних ролях. Степану Заозёрному этого уже не хотелось! Всё же он был сержант РККА, которого иной раз и командиры хвалили, и домой, в родную деревню Заозёрную, он после армии вернулся бы уважаемым человеком. Все бы говорили - «Смотрите-ка, а наш Стёпка-Гвоздь вон каким парнем стал, кавалер»!
Вспомнив о деревенских девушках, Степан совсем приуныл, и тут неожиданно из-за поваленного дерева появилась испуганная физиономия Ивана.
- Тьфу ты, чёрт, напугал! – чертыхнулся Заозерный.
- Где немцы? – нервно спросил Смирнов.
- Да побили мы их, одного ты завалил выстрелом в живот. Остальные стали по тебе стрелять, ну а мы с Сидором под шумок их кокнули! Я ножом, Сидор гранатой. Слышал взрыв?
- Слышал!
- Так что выходи, нечего прятаться!
- Боюсь я, Степан, ой как боюсь. Я ведь уже и с жизнью попрощался!
- Так, значит, ты со страху немца-то порешил?
- Со страху! – лицо красноармейца потихоньку стало приобретать осмысленный вид, он вдруг начал приходить в себя от мысли, что он не струсил, что он стрелял во врага и даже победил!
Глядя на изменения, происходившие в душе Ивана, которые так явно отражались на его лице, Степан и свои поступки начал переосмысливать. Вдруг он протянул руку идейному комсомольцу, которого ранее в душе презирал:
- Давай, Ваня, вставай, дел у нас много!
- Ой! – вскрикнул тот, подавая руку.
- Ты что, ранен?
- Нет, просто царапиной от пули за сучок зацепился. Больно! – Смирнов держался рукой за правое предплечье.
- Стрелять сможешь?
Иван хотел сказать, что не сможет, что больно, что страшно, но вдруг выдал совершенно неожиданное для себя:
- Смогу! Я их всех, гадов, перестреляю, они у меня еще попляшут!
А сержант не удивился, всё же Иван был идейным товарищем, поэтому Стёпка-гвоздь только и сказал:
- Пошли, разговор есть!
Все втроем они уселись в зарослях ивы, на небольшой полянке, выходящей к речке. Судя по всему, тут любили отдыхать местные жители, так как были видны кострища, обложенные камнями с горелыми ветками и древесным углем. Это вызвало лёгкую грусть по мирному времени, и злость к тем, кто этот мир нарушил.
- Давай перевяжу! – сказал Степан, обращаясь к Смирнову, не потому, что так уж был обеспокоен его здоровьем, а чтобы как-то потянуть время. Красноармеец покорно протянул раненую руку, а сержант не спеша стал ее перебинтовывать прямо поверх порванного пулей рукава гимнастерки, при этом размышляя вслух:
- Я вот что думаю, ребята, надо нам шугануть тех немцев, что из пушки по нашим стреляют!
Поймав недоуменный взгляд Сидора, пояснил:
- Если нас спросят, что мы тут делаем, почему побежали, то ответим, что так, мол, и так, решили нашим помочь, атаковать немецкую пушку, да при обходном манёвре наткнулись на немецких десантников. Вон у нас даже раненый есть, да и трофеи захватили! А вот о том, что нас брали в плен, говорить нельзя, слышите?
- Слышим! – Женька Сидоров поглаживал приклад немецкого пулемета.
Иван, как самый идейно-подкованный, добавил:
- Правильно, чтобы не было никаких подозрений в нашу сторону!
Стёпка-Гвоздь подвел итог:
- В общем, мы все вот этими самыми немцами и этим пленом повязаны теперь вместе накрепко! Так что молчать об этом выгодно всем нам! А теперь о деле. Но предупреждаю, геройствовать мы не будем. Постреляем, отвлечем внимание немцев, и обратно… К своим!
Минут через пять они уже пробирались по лесу. Деревья здесь разрослись, вытесняя других конкурентов, так что кустарника и подлеска было мало. Поэтому не случайно, что первыми противника обнаружили немцы. Раздалась длинная очередь. Пули прошлись над самыми головами наших пригибающихся бойцов.
- Ложись! – скомандовал сержант.
Все бросились на землю. Сидор поставил трофейный пулемет на сошки, и, раздвинув траву, ответил короткой очередью. Иван подавал ленту, как второй номер пулеметного расчета. А сам Стёпка-Гвоздь отполз в сторону, и, наблюдая за перестрелкой, думал, как бы перехитрить немцев.
- Уходим! – громко крикнул он и стал отползать назад. Как только стрельба со стороны русских прекратилась, немцы оживились, послышались их крики, к перестрелке присоединились почти все пехотинцы из охранения орудия. Они-то думали, что на них напали русские, которых специально направили для уничтожения немецкого орудия, и что это был лишь отвлекающий манёвр «рус-иванов», а главный удар придётся с тыла. Именно об этом кричал немецкий фельдфебель.
Немецкое орудие прекратило ведение огня, артиллеристы попрятались в траве.
- Тащ лейтенант, немцы стрельбу прекратили! Кажись, на них кто-то напал, может, капитан этот, ну тот, который за мостом остался - капитан Алёшин!
Старновский вдруг понял, что это его шанс. Потому что два первых выстрела немецкого орудия были явно пристрелочные, и он со страхом ожидал прямого попадания от врага.
- Живем! – хрипло проговорил лейтенант, не отрываясь от орудийной панорамы (прицела).
Пушка дернулась от выстрела.
- Снаряд! Осколочно-фугасный! – скомандовал Старновский.
Солнцев посмотрел на снаряды, почти все они были большие (осколочно-фугасные), маленьких, бронебойных (кумулятивных) осталось всего пара штук. Ефрейтор проворно взял большой снаряд и задвинул его в затвор* (*для заряжания пушки 7,5 cm leIG 18 открывалась казённая часть ствола при помощи специальной рукоятки, укреплённой на салазках, и приподнималась вверх над их казённой частью, при этом происходила экстракция стреляной гильзы. После заряжания казённая часть ствола опускалась).
Стрельба продолжилась! Дальше лейтенант стрелял совершенно спокойно, без противодействия вражеского орудия. И результат не замедлил сказаться несмотря на то, что расстояние от правого края леса до левого было почти в километр, кучность взрывов прижала немцев к земле.
Но вот Солнцев, подав очередной снаряд в затвор, крикнул:
- Осталось только пять снарядов, остальные какие-то половинчатые!
- Что? - не понял лейтенант.
- Пять осталось! Снарядов-то!
Лейтенант махнул рукой:
- Ладно! Разберемся! - и нажал на спуск. Пушка рявкнула, подпрыгнула, а лейтенант снова припал к прицелу.
Последние пять выстрелов и оказались решающими. Один из них опрокинул вражескую пушку и сразил фельдфебеля, ранив еще двух артиллеристов, прятавшихся от пуль русских диверсантов (так они считали!). Остальные, воспользовавшись случаем, побежали, унося раненых. Даже попадание одного снаряда из двадцати может решить исход поединка, а может быть, и боя.
Немецкие пехотинцы, отстреливаясь от воображаемого противника, который, как им показалось, их уже почти окружил, продержались недолго. Подгоняемые взрывами русских снарядов, они последовали за артиллеристами. Нервы-то не железные!
И тут у резервного отряда Старновского кончились снаряды. Вернее, кончились заранее снаряженные боеприпасы. Дело в том, что снаряд к немецкой 75-мм пушки 7,5 cm leIG 18 состоял из двух частей, собственно снаряда и гильзы с пороховыми зарядами (при помощи которых можно было регулировать дальность стрельбы). И вот их нужно было снаряжать в одно целое, делая унитарным снарядом. Раздельно-гильзовое заряжание в сочетании с углом возвышения до 75° (благодаря суперкороткому дулу) позволяло орудию le.IG.18 иметь возможность вести огонь как по настильным, так и по гаубичным и даже мортирным траекториям более эффективно.
Продолжение ЗДЕСЬ. Гл 64 "Рукопашный бой за тет-де-пон"
#история #история ссср #артиллерия, пушки #лето 1941 года #бои на линии сталина #евгений читинский лейтенант старновский
