Я решил написать свои воспоминания о своём последнем шефе, худруке ВИА «Пламя» Сергее Владимировиче Березине, понимая насколько это трудная задача. Во-первых, он - мой начальник; во-вторых, ещё важнее то, что его рядом с нами нет; в-третьих, мы оба придумывали песни и поэтому, даже часто не желая этого, были конкурентами и поэтому пресловутая корпоративная этика не позволит быть мне излишне, да, что там излишне, просто резким. Потом он рулил большим ансамблем, давая нам работу и не позволяя нам разбиться о рифы худ. советов; ещё ему надо было поддерживать здоровую творческую атмосферу в коллективе, оставаясь при этом рулевым и товарищем (не коммунистическое значение слова) одновременно.
А также, в отличие, к примеру, от меня надо было «крепить» взаимоотношения с высоким начальством, получая выгодные гастроли и прочие привилегии. А начальство, как известно, обожает борзых щенков, и где их брать, как их взращивать - проблема, которую надо было решать, вспоминая о тяжелой судьбе груздя и его взаимоотношениях с корзиной. Короче, перечитал я своё вступление, и закручинился: если об этом не писать, то, о чем писать? А читатель ждёт от меня действий правдоруба. И решил я попробовать проскользнуть между струйками дождя и, не замочив при этом собственной репутации, все-таки резануть матку-правду о моем последнем начальнике, тем более, что в моем восприятии он - человек в большей степени положительный и талантливый и достоин добрых слов. Короче, приступаю…
Я пришёл в «Пламя» уже опытным музыкантом, проработав (годы инженерной моей деятельности опускаю) четыре года в крутых, я имею ввиду популярность и зарплату, ансамблях. Два Яковлевича: Павел и Игорь опытной рукой рулили коллективами, где я служил, и я их с полным основанием называл своими начальниками. Общение мое, да и других участников (во всяком случае прилюдно) с шефами было на «вы» и панибратства не наблюдалось. Думаю, эту систему общения в «Веселых Ребятах» и «Гитарах» ввёл Гранов и Слободкин, да и Маликов, согласясь с аргументацией Игоря Яковлевича, решил тоже искоренить «панибратство». Хотя, позже при мне Петерсон называл Слободкина Пашей, Маликова Юрой, да и Лерман с Пузыревым (музыканты «ВР», работавшие там до моего прихода) не злоупотребляли именем-отчеством худрука, хотя и не тыкали ему публично. А я обращался и к Гранову и к Слободкину всегда на «вы» и по имени отчеству. Эту дистанцию я выдерживал и с Маликовым и Викштейном («Поющие сердца»). Меня это нисколько не ломало.
И вот я пришёл попробоваться в ВИА «Пламя». Меня пригласили (не помню, кто это приглашение озвучил, скорее всего Дегтярёв, а не начальство «Пламени») слетать с группой в Архангельск. И я полетел. Уволившись из «Голубых Гитар», я был на вольных хлебах, меня обхаживал Воробьев Коля из «Музыки», звонили из «Красных маков» и «Здравствуй, песня», но что-то, на интуитивном уровне, удерживало меня, сказать «да» во время «брачных игр». А Дегтярёв во время каких-то наших посиделок сказал мне, что у них в «Пламени» ищут замену Дьяконову и есть шанс попробоваться. Витя обещал поговорить с начальством и он, судя по всему, поговорил. Согласиться было легко. «Голубые Гитары» и «Пламя» гастролировали где-то вместе- всех ребят я знал, Березин (а он, как мне сказал Витюша) ходил по начальству и ставил необходимые подписи.
Однажды, между концертами, мы с ним гуляли по городу (по-моему, это был Саратов), долго болтали о музыке и жизни и, вроде как, понравились друг другу. Естественно, отчество ни мое, ни Березина не всплывало при обращении друг к другу. Разница в возрасте в 10 лет тоже не мешала нам при общении. Я понял, что он начитан и, подчеркну, не поверхностно, образован. Но вот музыкальные пристрастия (я имею ввиду не симфоническую классику) у нас были, скажу так, весьма различны. Он по-доброму симпатизировал мне, Дегтярёву, Шачневу, что мы, пусть и с поправкой на советский строй, занимаемся любимой музыкой, а он со своей игрой на саксофоне никому на хрен не нужен.
- Но, я - музыкант и нам иногда приходится играть по свадьбам. Я приспособлюсь. Я найду себя в вашей волосатой музыке. Теория естественного отбора говорит, что выживает тот, кто умеет приспособиться, а не сильнейший. Вспомни, какими сильными были динозавры, и где они сейчас?
И я поехал в Архангельск. И ещё в московском аэропорту понял, что в «Пламени» не один, а целых два худрука: Сергей Березин и Николай Раппопорт (Михайлов), но по какой-то дурацкой застенчивости все говорят о народном правлении и даже, объявляя песню Березина, говорят, что она родилась в коллективе.
Витя Дегтярёв говорил:
- Коля, идеолог переворота, во время которого свергли Маликова. Не знаю, что они там не поделили, но вот скоро Раппопорт уедет в Штаты и СЕРЖАГА (а так все называли Березина) останется у руля. Помяни мое слово.
- А как же Лёша Шачнев, мне все уши прожужжал про демократию.
- И ты можешь пожужжать, но меда от этого больше не будет.
И был мой первый концерт, и я спел «Алёну» из репертуара Дьяконова (меня попросили ее выучить к поездке) и «свою песню на слова Семена Каминского «Проталину», в которой Слава Черепухин лихо сыграл соло на скрипке. Зрительский приём был хороший, но ни Березин, ни Коля Раппопорт (а он тоже откликался на имя без отчества) не подошли ко мне, и я уехал в гостиницу не аттестованный. А на следующий день Игорь Никитин озвучил приговор «худсовета»:
- Ты здорово поешь, но это так непохоже на Валентина. А мы - флагман советской песни и не хотим терять это звание.
- Я, так понимаю, уволен?
- Нет, ты не принят. Можешь пока мы не найдём замену Валентину ездить с нами, а там - извини.
- Ну, и ладушки.
И я остался. Но нет ничего более постоянного, чем временное. Я прослужил в «Пламени» семь лет. Извините, я хотел о Березине, а сбился на себя любимого. Хотя почему? То, как Сергей Владимирович вёл себя в эти дни по отношению ко мне говорит многое о нем самом. Он, начитавшись многих либеральных книг, позиционировал себя демократом, и показать себя автократом, указующим мне на дверь, не мог. Вот и был я в подвешенном состоянии, продолжая мозолить глаза ещё не объявившему себя худруком худруку.
А прочитанные книги, джаз, который он продолжал любить, не давали Березину Сергею Владимировичу спокойно дрейфовать на волнах успеха «Пламени», настоянных ещё в лихие времена «Самоцветов». И СЕРЖАГА решает сделать новую программу ансамбля на песнях с незаурядной поэзией. Да, да, не просто с хорошей, а с незаурядной. И Сергей начал приносить зонги (просто назвать «песни» будет некорректно) на стихи Левитанского, Тушновой, Тарковского, Ахмадуллиной. И что уж, сейчас кажется удивительным, поощрять нас, рядовых участников ансамбля (Петерсона, Шачневу, меня, Белянина) писать песни на хорошую поэзию. И потихоньку, с большими трудностями и болью у нас стало нарождаться программа «Кинематограф». И как все новое и даже талантливо новое программа, даже срежиссированная незаурядным художником Спесивцевым, набила много шишек на теле многострадального ансамбля «Пламя». Я думаю (конечно, не без основательной толики лести), что мы чутка опередили время, и выскочили на нехоженые просторы, где не было дорог, а было «пространство». И шеф, на мой взгляд, растерялся, тем более, что мировые звезды арт-рока (“Yes”, “Pink Floyd”) отошли в тень. А мы-то, конечно, играли арт-рок. В мире правила «Новая волна» - музыка молодых. И Березин не мог не откликнуться на новый вызов времени - были закуплены новые синтезаторы с характерными пластмассовыми звуками и приглашены новые, якобы модные молодые мальчики, которые потеснили добротных ветеранов.
Говоря о благополучии государства судят по его отношению к старикам. Истина непреложная. СЕРЖАГА пренебрёг ею в своей, а значит и в нашей жизни. И она, как мне кажется, наказала его. В последние годы у него не очень получалось быть на виду и песен равных «Снег кружится», «Переведи часы…» не получалось. Почему так произошло? У меня есть свой ответ, но я могу ошибаться.
Говорят, что мужчину делает женщина. А если эта женщина ещё – «еврейская» мама… Нет в Сергее Владимировиче (хотя ДНК никто ему из моего окружения не делал) не было еврейской крови, но его мама по всем характеристикам была «супер-еврейской» мамой, самозабвенно рулившей Серёгиной жизнью и ревниво отвергающей всех представительниц прекрасного пола, хоть как-то претендующих на его руку и сердце. А у него были удивительно красивые и талантливые женщины (одна Наташа Высоцкая, редактор Утренней почты», впоследствии жена А. Арканова чего стоит) и всех их маменька выжила из Серёженькиного окружения. А потом она, мама, то есть, умерла; «кинематограф» окончился и получилось то, что получилось. Но, тем не менее, Березин Сергей Владимирович состоялся и строчка в Википедии подтвердит мои слова.
А ещё остались песни. Спасибо, Сергей Владимирович! Спасибо, СЕРЖАГА!