Мама может

фото: из интернет-ресурса

Я — теща. Еще, конечно, мама, жена и с недавнего времени бабушка, а еще неплохой, надеюсь, художник. Но недаром я начала перечислять свои регалии с «тещи». Мой зять, с тех пор как появился в нашей семье, занимает довольно много места в моих мыслях и планах.

Нет-нет, я не влюблена в него, избави боже, и более того — сама бы никогда замуж за тако­го мужчину не вышла. Не потому что он непорядочный, лживый или алчный. Мой зять умен и кра­сив, при этом уважительно ко мне относится, вежлив, воспитан и ни разу у нас с мужем копейки не спросил, даже когда шикарную свадьбу с моей Анютой справлял. Но лучше все по порядку.

САМА ОТПРАВИЛА ДОЧКУ

С Анюткой его познакомила я. Де­сять лет назад делала иллюстра­ции к сборнику стихов для де­тишек, а Антон принимал мою работу. В свои двадцать пять па­рень был уже при высшем и пре­стижном образовании, долж­ности, хорошей зарплате и при всеобщем уважении. Очередную порцию рисунков я попросила от­везти Аню, то ли приболела тогда, то ли занята была, это уже не важ­но. Важно, что Анютка поехала вместо меня и влюбилась в этого Антона с первого взгляда.

То есть я собственными глазами видела это чудесное превращение: уехала моя девочка одна, а верну­лась совсем другая. С этого мо­мента, наверное, и надо отсчиты­вать историю ее любви и историю моих нервов, а также пересмотра жизненного опыта и духовных ценностей.

Впрочем, что-то я слишком тор­жественно начала, можно по­думать, что Антон оказался мошенником или двоеженцем. Нет, ничего подобного. При более близком знакомстве он остался таким, каким и был в самом на­чале — милым, обходительным, с такой улыбкой, за которую моя дочь, скорее всего, готова была отдать целый мир.

Примерно через полгода они ста­ли жить вместе. Мой будущий зять был не москвич, и меня это, в отличие от моего мужа и бук­вально всех наших друзей и род­ни, совершенно не волновало. Ну и что, если не москвич? Мож­но подумать, есть четкая грань, за которой все, кто в Москве не родился — отъявленные мер­завцы и мошенники, одержимые мыслью прописаться и начать отбирать наши квартирки, по­лученные прабабушками и пра­дедушками в далекие советские годы.

И все же я ждала, что Антон за­говорит с Анютой о женитьбе. Но о свадьбе он даже не заикался. Дочь влюбилась в него по уши, и мне это не очень нравилось. Каждой матери хочется, чтобы ее ребенка любили больше, чем лю­бит он сам, ведь правда? А вот лю­бит ли Антон, я не знала. Чужая душа — потемки. Но ходили они везде, трогательно взявшись за руки, целовались украдкой, я ло­вила Антоновы ласковые взгляды, брошенные на Аню.

И сердце матери успокоилось, ну, не совсем, конечно, просто ста­ло ровнее биться. Аня переехала в его съемную квартиру и страш­но переживала, когда Антон за­держивался на работе или допозд­на оставался на корпоративной вечеринке. Работа у него была ответственная, начальственная, поэтому я ее постоянно успокаи­вала.

Признаюсь, в том издательстве трудилась моя близкая подру­га, которая держала меня в кур­се и говорила, что да, девушки на Антона «вешаются» — моло­дой, перспективный, красивый. Но он, дескать, относится к ним довольно прохладно, то есть ни с кем романа не крутит. И все же однажды произошел случай, который прибавил седых волос на моей голове.

В ГРАЖДАНСКОМ БРАКЕ

Антон пришел с корпоративной новогодней вечеринки чуть ли не под утро, и моя дочь угляде­ла на его голой спине несколько длинных продольных царапин, оставленных либо кошкой, либо острыми женскими ноготками. Ну, ясное дело, кошек у него в конторе не было, поэтому Аня начала тре­бовать объяснений. Антон сказал, что одна из молодых сотрудниц, которая имела прежде на него серьезные виды, исцарапала ему спину во время медленного танца специально, в отместку за невнимание и, конечно, назло Ане.

Дочка, конечно же, не поверила, дождалась, пока Антон уснет и... полезла на крышу двенадцатиэ­тажного дома, чтобы свести сче­ты с жизнью. Помню, я звонила ей беспрерывно, она не брала трубку. Но вот вдруг взяла и заплетаю­щимся языком сообщила, что она уже на крыше и что выпила пол­бутылки мартини. Для Анюты это было чересчур, она не пьет никогда. Что я пережила, писать не буду, скажу одно: уговаривала ее и убеждала черт знает сколько времени. И она все же вернулась тогда в квартиру.

На следующий день я позвонила подруге, и она подтвердила, что вечеринка продолжалась до утра, но вот насчет царапин на спине моего гипотетического зятя, мол, ничего не знает. Да, действитель­но, танцевал со своей бывшей девушкой, может, она и залезла к нему под рубашку, чтоб исца­рапать, кто знает, этого никто не видел.

Улеглось. Не разбежались. Антон стал осторожнее, сам перепугался Анютиной реакции, с работы те­перь приходил вовремя, с корпо­ративов тоже, и невредимый, без травм. Но замуж ее по-прежнему не звал. Мы с мужем поговорили между собой и пришли к выво­ду, что сейчас многие так живут. Тем более парень нам нравится, а самое главное, дочери нашей нравится, так что... Так что мы не стали отказываться, когда появилась возможность переезда в Аме­рику. И уехали, оставив ребятам нашу большую квартиру в центре Москвы и не испытывая никакого беспокойства.

Прошло несколько лет, Антон про свадьбу все не заикался, а девочка моя по этому поводу переживала страшно. Ей ведь хотелось стать женой, родить ребенка, хотелось определенного статуса, и ее мож­но было понять. Ну и к тому же дочь у меня получилась несколько старомодной: гражданский брак ее не устраивал, а карьеру она де­лать не спешила. И хотя институт окончила, было ясно, что на рабо­ту она не стремится, считает луч­шей работой домашний труд.

О РЕБЕНКЕ ДУМАТЬ РАНО

Она прилетала к нам с отцом по нескольку раз в год, и с каждым разом вид у нее был все печальней и печальней. А в их жизни с Ан­тоном, который, кстати, преуспе­вал и не шел, а летел по карьерной лестнице, перемен не было ника­ких. Впрочем, были. Антон купил себе большую квартиру в пре­стижном районе, менял машины, хорошел и матерел. А Анютке, повторюсь, хотелось замуж. И на­мекала она ему, и в открытую говорила о свадьбе, но он всегда отвечал, что еще не время, что семья — дело серьезное и к этому надо подходить ответственно, будучи материально и морально готовыми и так далее...

«Может... ну его? — спрашивала я. — Если не хочет человек на тебе жениться, не силком же застав­лять? Давай не будем унижаться, в конце концов, на нем свет кли­ном не сошелся». Аня рыдала в от­вет, говорила, что любит только его и никто другой ей не нужен. Тогда я поняла, что пора мне влиться в этот оркестр со своей партией. И написала Антону пись­мо примерно такого содержания: «Антон, дорогой, нам с мужем нужно точно знать дату вашей свадьбы, потому что мы, как ты понимаешь, привязаны к работе. Необходимо заранее решить, куда мы денем собаку и кошку. Пожа­луйста, сообщи нам хотя бы за месяц».

И я все же сдвинула этот камень! Он буквально на следующий день повел мою дочь подавать заявле­ние в загс. Анюта, засидевшись в невестах, к свадьбе готовилась так, словно это было событи­ем, которое потом внесут во все учебники по истории. Выбор пла­тья, ресторана, поиски мастера по прическам и маникюрши — все это было в каких-то космических масштабах... Надо сказать, что будущий мой зять ресторанами и гостями занимался сам, платил за все, как я уже говорила, тоже сам.

Отгремела свадьба, мы с мужем уехали в Америку счастливые, расслабленные. Но, как выяснилось, расслабились рано. Анюта страст­но захотела ребенка, впрочем, по­нять ее можно: двадцать шесть ис­полнилось, давно уж можно было первого-то родить. Но Антон не соглашался. Говорил, что слишком большая ответственность и что своему ребенку он хочет создать самые лучшие условия. И вообще: дать все самое-самое, а для этого ему нужно еще пару-тройку лет повкалывать, забраться на самый верх карьерной лестницы, ну и так далее. Анюта печально прикиды­вала, сколько лет ей исполнится, когда муж будет взирать на нее с последней ступеньки этой самой лестницы, да и нет ведь пределов совершенству... Потом наверняка еще одну высоту захочет взять... Она плакала и по телефону, когда говорила со мной, и когда приез­жала к нам в гости.

И опять я говорила ей: может, «ну его»? Жениться не хотел, детей не хочет... Только время с ним те­рять. Но Аня сквозь рыдания вос­клицала, что жить без него не бу­дет и любит его еще больше, чем раньше. В общем, я поняла, что оркестр опять застоялся без моей сольной партии. Но на этот раз ничего не написала зятю, а приле­тела в Москву.

В АМЕРИКУ ВСЕЙ СЕМЬЕЙ

Вела с Антоном многочасовые беседы, убеждая его в необходи­мости рождения первенца, объясняла, почему женщине нужно родить до тридцати лет. Лезла не в свое дело? Почему же? Все же Аня была моей дочерью и нужда­лась в моей поддержке и помощи. Вот если бы и она детей не хотела, я бы и не пикнула.

В результате разговоров с Ан­тоном с некоторым удивлением узнала, что он мечтает переехать в Америку и пристроить там свою карьерную лестницу к какому-нибудь важному высотному зданию.

— Вы понимаете, Карина, — гово­рил он мне, — Америка — это луч­шее, что я смогу дать своим детям, поэтому хочу, чтобы они на свет появились именно там, а не здесь, где плохая экономика и экология, где проблемы с завтрашним днем и с медициной.

— А что ты будешь делать в Аме­рике? Тебе же придется начинать все заново. Ты обычный наемный работник, правда, один из лучших, да, но ведь не собственник, у тебя нет своего дела... — удив­лялась я.

— Я все это понимаю. Но в жизни всегда приходится чем-то жертво­вать. Готов бросить все и эмигри­ровать.

Гладко так говорил, логично, но и я не промах. Написала на бу­мажке, сколько ему лет, сколько Анюте, приплюсовала неизбеж­ные девять месяцев и прибавила ко всему этому годы, которые по­требуются на подготовку к эми­грации, переезд и адаптацию. Зять понял. Я улетела, и в этом же месяце был зачат мой внук Егор. Как будущая мамаша моя дочь тоже застоялась. Поэтому и бе­ременность ее была ужасной, она все время подозревала у себя и у плода страшные болезни, и роды прошли тяжело. Егор родился большим. поэтому после долгих безуспешных схваток Аню кесарили. Врачи даже называли ее с таро родящей», но все, слава богу, закончилось хорошо. Внук пришел в себя после тяжелых родов, и стало ясно — красавец и умница.

Началась третья часть нашего се­мейного марлезонского балета, которая называлась так: «Вперед, в Америку всей семьей».

Наш вопрос о воссоединении се­мьи рассматривался властями долго, почти два года, вместо обещанного одного. Ничего лично­го, как говорится, просто много работы у эмигрантского отдела, тысячи беженцев, дела которых нужно рассмотреть в первую оче­редь. Зять мой нанял адвоката, ко­торому платил приличные деньги, чтобы тот держал руку на пульсе эмигрантского отдела и заполнял бесчисленные бумажки.

Антон также оплачивал квартиру, которую мы для них сняли непо­далеку от нас, чтобы, получив раз­решение, могли сразу въехать и не терять времени на поиск жилья, это не так просто, как кажется, между прочим. Он платил боль­шие деньги за аренду этой квар­тиры, в которой никто не жил, а сдать мы ее не могли, ведь каж­дый день ждали, что в почтовый ящик опустят бумагу с разреше­нием на въезд.

фото: из интернет-ресурса

СКОЛЬКО МОЖНО ЕГО ТАЩИТЬ?

Когда разрешение на въезд в стра­ну наконец-то пришло, мне по­звонила Аня и сказала, что Ан­тон очень растерян и сам на себя не похож. Перестал спать ночью и практически с ней не разгова­ривает. Аня, как всегда, плакала и твердила, что некуда он не уедет из Москвы, а ей, Анюте, очень хо­чется поближе к родителям и во­обще она настроилась переезжать. Столько же сил, нервов и денег было брошено на этот переезд! Я опять прилетела в Москву. Зять, и правда, выглядел не лучшим образом, мне показалось, что он даже постарел.

— Ну что, Антон? Что на этот раз?

— Мне страшно, Карина. Я не по­нимаю, как это возможно — взять и сорваться в полную неизвест­ность, в то время как здесь у меня стабильная работа, большая должность. Когда я объявляю, кем и где работаю, люди просто в струночку вытягиваются. А что там? Все с нуля? Уборщиком?! Официантом?!

Конечно, на кончике языка у меня во время этой тирады вертелось: «А где ты раньше был, когда все это затевал?». Но решила промол­чать, зачем трубить об очевидном? И хотя классическое тещино «я же говорила, я же предупреждала!» так и просилось тогда наружу, но все же не вырвалось.

Ребятам нужно было срочно ле­теть в Америку, чтобы в недель­ный срок оформить документы и зарегистрироваться в эмиграци­онном отделе. И они, конечно, по­летели, а я вместе с ними. Антон, правда, предупредил нас, что че­рез десять дней вернется обратно в Москву. Будто бы шеф поставил условие: работаешь еще три меся­ца и передаешь дела человеку, ко­торый придет на твое место. Дочь моя в эту сказку поверила, а я не слишком, и оказалась права.

Зять зачем-то сам мне все расска­зал: и про то, что даже не говорил с шефом об увольнении, и про то, что никакая Америка ему даром не нужна. «А зачем ты перевез сюда Анюту с Егоркой?» — спро­сила я. Ответ меня удивил, хотя была уверена, что Антон меня уже ничем удивить не сможет: «Ну, я подумал, что посидят тут без меня три месяца, Аня нахлебает­ся проблем, и они вернутся в Мо­скву, чтобы уже никуда оттуда не уезжать. Только к вам в гости...» Наверное, именно в тот момент и поняла, как я от него устала! И еще поняла, что у меня не оста­лось ни сил, ни дара убеждения.

Антон улетел в Москву, пообе­щав Анютке вернуться насовсем через три месяца. А меня оставил с этой своей тайной, с которой я не знала что делать. Рассказать дочери, что муж ее обманывает и жить здесь не хочет? Рассказать про «нахлебается»? Хотя так и не поняла, что уж такого плохого могло произойти с ней в Амери­ке, да еще при живых и любящих родителях... Понятно, что Антон был в панике, нерешительность сожрала его без остатка, он и сам не ведал, что говорит.

И я все же решила намекнуть на изменившиеся обстоятель­ства Анютке, которая уже вовсю покупала мебель, разбиралась с рабочими, ремонтирующими квартиру: «Ты все же подгоняй его с переездом, когда по теле­фону с ним говоришь...» — не­уверенно начала я. Откровенно говоря, даже не знала, с какого конца мне начать намекать, поэ­тому кроме того, что испортила дочери настроение, ничего не добилась. Тогда решила все оста­вить как есть, вернее, как будет. Ну, сколько можно тащить этого нерешительного человека через всю судьбу моей дочери да и че­рез всю нашу судьбу?

ОПЯТЬ ВСЕ ПО НОВОЙ?

Месяцы летели незаметно, прав­да, я их отсчитывала и с неко­торым ужасом ждала, что бу­дет, когда наступит четвертый. А дочь словно ни о чем и не по­дозревала — занималась домом, сыном, каждый вечер беседовала с мужем по скайпу. И почему-то не удивлялась, что он до сих пор не купил и даже не забронировал билет на самолет.

Но все же этот день настал. Она позвонила мне после разговора с Антоном и голосом, лишенным эмоций, сообщила, что ее муж останется в Москве еще на какое-то время — шеф не может найти ему замену и поэтому не отпускает. Бедная Анюта! Вот что значит че­ловек ни дня не проработал в сво­ей жизни, верит таким сказкам!

Я внутренне собралась и ждала, что скоро мне опять придется ринуться в бой, чтобы уговорить зятя на переезд. Но Аня меня удивила, она пришла к нам утром и сказала: «Мам, я уже не могу больше его тянуть, ведь по го­лосу слышу, что врет. Ну, какой шеф? Может, он женщину там себе нашел... Но даже если и так, пусть, мне все уже надоело. Ты права, сколько можно унижаться? Ну ладно, раньше я одна была, но сейчас у нас Егорка. И если ему и на сына плевать, то... Ты права, свет клином на нем не сошелся...» Я смотрела на Анюту и не вери­ла, что это говорит она, моя дочь. Раньше ведь как было? Антон бы­чится и топчется, Анюта рыдает: «Люблю!», а я бегаю между ними и все улаживаю.

— Ты его больше не любишь, Ань?

— Почему? Если бы он приехал, как и обещал, мне никого другого и не надо, жила бы и радовалась. Но если мы с тобой сейчас его сюда вытащим, он потом еще где-нибудь упрется. И что, опять все по новой?

Я, помню, тогда еще подумала, что Анюта моя повзрослела. Но когда в этот же вечер зашла к ней без звонка, увидела ее всю в сле­зах, с опухшим лицом... Дочка моя переживала, но старалась это скрыть, поэтому и я не полезла с советами и с утешениями. Есть в жизни моменты, когда с горем лучше справиться в одиночку.

С тех пор прошло больше года. Надо ли говорить, что Антон так и не приехал к нам. Егор уже даже перестал спрашивать, где папа, и начал довольно бегло говорить на английском.

А за Анютой стал ухаживать хозяин той квартиры, которую она арендовала, и мы с отцом, честно сказать, радовались. Хо­роший парень, впрочем, какой «парень»... сорок два года уже, постарше моей Анюты. Зато спо­койный, серьезный, способный принимать решения и приспосабливаться к обстоятельствам.

Скотт, так его звали, уже через полгода знакомства сделал Ане предложение, показав ей все свои счета и рассказав о недвижимо­сти, которой владеет.

«Это ж надо! — веселилась моя дочь, — оказывается, меня мож­но и замуж звать без принужде­ния, и про доходы свои рассказы­вать! Мне ж Антошка ни разу не сказал, сколько зарабатывает!»

СОБИРАЮСЬ К ВАМ!

Но в этот раз замуж она не то­ропилась, да и с Антоном они ведь разведены не были. Он по- прежнему звонил ей, будто ни­чего и не произошло. Аня с ним общалась. объясняя мне это так: - Мам, ну ему очень важно, что­бы не было каких-то глобальных перемен, чтобы в его жизни все оставалось незыблемым, хотя бы видимость этого ему необходима, такой уж характер. Он же гово­рит со мной так, будто мы только вчера расстались. Или будто он просто за хлебом вышел и зво­нит. чтоб спросить: французскую булку купить или нарезной ба­тон». Она его жалела, а мне вдруг подумалось: вот я бы на ее месте обиделась так крепко, что и гово­рить бы с ним не стала, и, тем бо­лее, жалеть и оправдывать.

Я знала, что Скотт иногда ночу­ет в ее квартире, что они втро­ем с Егоркой уезжают отдыхать на выходные и в отпуск. Анюта по-прежнему не работала, но окончи­ла курсы ландшафтного дизайна и уже начала консультировать. На­деялась со временем открыть соб­ственное ландшафтное бюро.

Наша жизнь стала спокойной и предсказуемой, Аня выглядела довольной, я больше ни разу не видела ее заплаканной. И так все бы и продолжалось, наверное, если 6 однажды я не получила по электронной почте письмо от моего уже почти иллюзор­ного зятя. Вы не поверите, но... он просил меня сходить или по­звонить в эмиграционный от­дел и уточнить, не нужно ли ему обновлять свои документы, если он собирается въехать в страну в ближайшее время.

фото: из интернет-ресурса

«Созрел!» — подумала я и не смогла справиться с приступом истерического смеха. Да, но как сказать об этом Анне? Но гово­рить, как выяснилось, ничего не пришлось. Дочь сама пришла ко мне с тем же сообщением: Антон «созрел на выезд» — да, так она и сказала. Оказалось, что кри­зис в России ударил и по его, ка­завшейся такой несокрушимой, фирме, пошли сокращения. Мой зять, ну, разумеется, как «самый блестящий и полезный», уцелел, но зарплата его уменьшилась. Да и не было никаких гарантий, что через какое-то время не уволят и его.

— Ну что, дочка, пошлем его да­леко и надолго? — расправляя плечи, сказала я, усаживаясь пе­ред компьютером.

— Нет, мам, ты лучше позвони и узнай, надо ли ему обновлять документы, — ответила Анюта, отводя глаза и наматывая на па­лец прядку отросшей челки.

Хотела бы я написать, что вся эта история закончилась хеппи-эндом, что Анюта вышла замуж за Скотта, и они родили еще одного ребеночка, ан нет... Все не так. Начинается, судя по все­му, четвертый акт марлезонского балета. Антон переехал. Он такой же, только чуть ото­щал, волосы поредели и стал более нервным. Уже устроился на ускоренные языковые курсы и даже решил, чем будет здесь заниматься.

Я не сомневаюсь, что у него по­лучится, он ведь умный. Ну а что касается всего остального... На днях к нам зашла очень груст­ная Аня: «Мам, была у гинеколога, она говорит, что мне надо еще раз родить, проблемы у меня какие- то, через пару лет может и не по­лучиться. А я второго ребеночка хочу, мам. Но Антон и слышать не желает, пока курсы не закончит и на работу не устроится».

Ну, что ж, вперед и с песней, как говорится. А что? У меня был почти двухлетний перерыв, сил поднакопила. Буду опять зятя своего нерешительного с мертвой точки сдвигать, мне не привы­кать! Кстати, однажды спросила его, как это он решился в Москву в свое время перебраться? На что зять, насупившись, процедил: «Мама заставила...» и побледнел. Да, мамы — они такие!

#интересныеистории #жизненныеистории #удивительныеистории #родныелюди