Рассказ о последнем этапе затянувшейся вражды династии Московских князей (1450–1453)
Господин Великий Новгород мог себе позволить признавать сразу обоих великих московских князей: нынешнего утвердившегося Василия Темного и бывшего изгнанного Дмитрия Шемяку. Поэтому в этот раз Дмитрий Юрьевич спокойно, как у себя дома, поселился в княжеской резиденции со всей своей семьей и дружиной — на случай, если вдруг кто-то будет возражать. Никто не собирался возражать, наоборот, наместник новгородский князь Черторижский, которого поставил сюда Дмитрий Шемяка, был очень внимателен к своему будущему тестю и любезно предложил ему свой дом. Народ тоже проявлял радость по поводу этого приезда: «Сегодня этот прибежал, а завтра другой прибежит, так уже не раз было, пусть сами между собой разберутся, а мы посмотрим со стороны», — так думали хитрые Новгородцы.
Князь был угрюм и задумчив. Запирался в гридне со своими боярами и что-то обдумывал, к чему-то готовился. Бежать в Литву он не собирался. Наоборот, рассылал гонцов по городам, предлагая дать отпор Темному от северных земель, однако уже и сам не верил, что это возможно. Он понимал свое положение проигравшего. Псы Темного шли за ним по пятам, и их уже было не сбить со следа никакими уловками. Только победа могла остудить эти горячие головы, и тогда, может статься, север остался бы в руках Дмитрия, а что дальше — посмотрим. Зимой 1450 года было решено биться при Галиче, а у себя дома как говорится, и стены помогают, ведь стены Галича — это удел Юрьевичей.
Предсказание святого юродивого
Перед самым отъездом из Новгорода Дмитрий Юрьевич решил навестить святого юродивого Михаила Клопского, известного своей прозорливостью. Дмитрий надеялся, что его совет и молитва помогут ему одержать верх. Этот святой тоже был из боярского рода, приходился родственником враждующим князьям, и ему больно было слышать об их распрях, но приходилось замалчивать, зная этот княжеский норов.
Житие приводит такой диалог Дмитрия Шемяки со святым: «Михайлушка, скитаюсь вдали от своей вотчины, согнали меня с великого княжения!» Михаил ему в ответ: «Всяка власть от Бога». Попросил князь: «Михайлушка, моли Бога, чтобы мне добиться своей вотчины, великого княжения». Михаил ответил ему: «Князь, добьешься трехлакотного гроба!» Но князь не внял этому и поехал добиваться великого княжения.
В отличие от ослепленного Василия Темного, Шемяка отчетливо мог видеть усталость народа, мог её ощутить даже спиной, не чувствуя больше за собой былой преданной дружины. Народ изнемогал от непонятной распри между двоюродными братьями и даже ему было дико видеть, как брат истребляет брата — ослепляя, отравляя ядами. Ведь не счесть было, сколько полегло с одной и другой стороны, и конца этому видно не было.
Здорового и крепкого Шемяку одолевал слепой калека. Это лучше любых предсказаний могло вразумить разумного. Это понимал Шемяка, но он понимал, что договориться уже не получится как раньше и сбежать тоже не удастся, а мертвые сраму не имут.
Вся вражда князей московских началась из-за ордынского ярлыка, а вот уже четверть века на глазах Орды, князья сами решали кому занимать это стол, не обращая никакого внимания. Ярлыки на великое княжение от Орды почему-то уже не требовались. Василий Темный пять раз терял великокняжеский стол. По два раза на него присаживались дядя Темного Юрий Дмитриевич и его сын Дмитрий Юрьевич, один раз он достался Василию Косому. Пострадал и не претендовавший на великокняжеский стол, самый безобидный из своих братьев, Дмитрий Меньшой. Он был отравлен, и этому не придали значения только из-за суеверного представления о его сохранившихся мощах как о признаке святости, а не действии яда. Когда в живых остались только двое: прежний великий князь Дмитрий Юрьевич, потерявший стол, и его вечный против борец, слепой Василий Васильевич, никак не желавший сдаваться.
Дмитрий Шемяка силой сгонял к городу ополченцев, как когда-то и его родной брат Василий Косой, который для устрашения резал и бросал людей в реки. В жестокости братья не уступали друг- другу. Битва под Галичем должна была поставить точку в многолетнем противостоянии.
Последняя битва
Читая по Карамзину: в январе 1450 года, произошла последняя битва между сторонами Василия Темного и Дмитрия Шемяки, «схватка была ужасна: давно россияне не губили друг друга с таким остервенением». Шемяка проиграл и бежал в Новгород. В Москве понимали, что основная опасность в противостоянии с северной стороной — сам Шемяка, которого может остановить только его смерть.
Похороны в Юрьевом монастыре под Новгородом
В 1453 году из Москвы в Новгород прибыл дьяк Степан Бородатый. Он подговорил боярина Шемяки Ивана Котова, а тот подговорил его повара. Неудивительно, что летопись приводит поименно столько предателей, действовавших в одно время. Наверное, только двое не догадывались о своей участи: курочка, которую скоро зарежут, да сам князь, которому её подадут, приправленную мышьяком. Дмитрий Шемяка умер через двенадцать дней, поевши этой курицы. Весть из Новгорода в Москву к великому князю принёс подъячий Василий Беда. Для Василия Тёмного это было радостью, чего он не в состоянии был скрыть, для видимости, а наоборот за такую весть пожаловал подьячего в дьяки.
Василий Темный готовится для истории
23 июля 1453 года Новгородцы погребли князя Дмитрия Шемяку с честью в Юрьевом монастыре. Предусмотрительно почти десять лет назад в этот монастырь был сделан княжеский вклад от себя, жены и сына: плащаницы, воздух «Положение во гроб», но ничто не происходит просто так, всему бывает причина, а позднее и следствие.
После смерти Дмитрия Шемяки имя Василия Тёмного стали слегка приукрашивать, придавая его чертам чуть ли не святость. Якобы он простил своего кающегося палача, который лишил его глаз. Не просто простил его, а сделал своим поводырём. Летописец пишет, что оба, палач и жертва, любили полевые цветы и ходили, взявшись за руки, вдыхать их аромат в поле. Но даже в сказке — в конце этого лубочного повествования — всё равно проявился лик коварного злодея: когда он как бы невольно упрекнул палача в том, что не может увидеть лица своего последнего сына и горько заплакал. Не в силах вынести этого зрелища, палач нашел подходящую осину и на ней повесился. Только так мог прощать Темный.
Дмитрий Шемяка подвергается сомнению
Имя Шемяки, наоборот, демонизируется: мало кто знает, что такое Шемякин суд (в действительности никак с Дмитрием Шемякой не связанный), но все думают о неправедном суде, который творил этот Шемяка. Митрополит Иона запретил поминовение умершего Дмитрия Юрьевича, но игумен Боровского монастыря Пафнутий не подчинился ему и, несмотря ни на что, продолжал его поминать до своей смерти.
Игумен Троице-Сергиева монастыря Мартиниан Белозерский предлагал Василию Темному покаяться в грехе отравления Шемяки и наложил на него епитимью. А мог бы просто взять этот грех на себя, как игумен Трифон в 1446 году взял на себя грехи и клятвы Темного, за что позднее был приближен и назначен архимандритом придворного Новоспасского монастыря. Мартиниан не догадался и вскоре был выслан из монастыря, дабы неповадно было накладывать епитимьи на великого князя.
Смерть Василия Темного
Смерть Василия Тёмного приблизилась в 1462 году, когда у него обострилась болезнь сухотка. Язвы на теле прижигали трутами и мазали ртутью, но это лекарство не помогало. Раны загнили и больному стало очень тяжело. Он захотел постричься в монахи, но другие на это не согласились и 27 марта, в субботу, на четвёртой неделе Великого поста он скончался, так и не сумев выйти из-под боярского влияния.
Внимательный митрополит Исиодор Новгородский находит для святого достойный гроб и место
Дмитрий Шемяка, наоборот, и после своей смерти опять заставил говорить о себе. В «Очерках истории средневекового Новгорода» В. Л. Янин описывает расследования святых княжеских мощей. Во время оккупации Новгорода шведами в 1616 году шведские солдаты искали клады в Юрьевом монастыре и для этого вскрывали гробницы. В одной гробнице они обнаружили «человека цела и нерушимого в княжеском одеянии». Вынув его из гроба и тщательно обыскав, они его поставили к стене церкви для утехи. Митрополит Исиодор Новгородский увидел это чудо, нетленные мощи святого, и быстро сообразил, что они принадлежат погребенному в этом монастыре князю Федору Ярославичу, старшему брату святого Александра Невского. С разрешения шведского воеводы Якоба Пултусова митрополит перенес «честные их мощи» в собор Святой Софии, объявив останки мощами святого князя Федора Ярославича, скончавшегося в 1219 году.
Митрополита не смутило, что Фёдор Ярославич умер в тринадцатилетнем возрасте, а этому рыжеволосому святому явно было более сорока лет от роду. В 1931–1935 годах М. К. Каргер провел детальное обследование Георгиевского собора Юрьева монастыря. Были идентифицированы все погребения, находящиеся внутри храма, в их числе каменная гробница с мраморной плитой на ней, сообщавшей о захоронении жены великого князя Ярослава Всеволодовича Феодосьи-Ефросиньи и её сына Федора Ярославовича. Принадлежность этих двух погребений документирована летописными сообщениями.
Это похоже на Шемяку
М. К. Каргер первым обратил внимание на противоестественное дублирование останков князя Фёдора Ярославовича. Мощи этого князя с начала XVII века считались находящимися в новгородском Софийском соборе, где эти мумифицированные останки хранятся и сегодня. В 1919 году М. К. Каргер произвел их вскрытие и обнаружил плохо сохранившийся костяк, обтянутый кожей, принадлежащий мужчине лет сорока, что мало подходит юноше. Обстоятельства обследования этих мумифицированных остатков было произведено в 1930 году известным антропологом В. В. Гинсбургом. В 1987 году была проведена криминалистическая экспертиза останков в Софийском соборе в Новгороде, значимых под именем святого Фёдора Ярославовича. Выявлено, что эти останки принадлежат Дмитрию Юрьевичу Шемяке, скончавшегося от отравления мышьяком.
Вот такой этот Шемяка неугомонный. Не удалось ему овладеть Московским престолом, не похоронили его в Успенском соборе и прокляло его духовенство. Словно в отместку за это он положил себя в новгородском Софийском соборе, и уже четыреста лет у его гроба служат молебны, хоть и называют его другим именем. Князья всегда перед смертью спешили постричься в монахи под другим именем, так что это ему удалось. Вот и сбылось пророчество Михаила Клопского, святой сказал: «Княже, досягнеши трехлакотного гроба». Даже мертвый Шемяка остается Шемякой: его отлучили от церкви, враги выкинули из гроба, а он — в другой и в святые. Вот и боятся перезахоронить рыжего, вдруг он опять стол искать примется.
