Продолжаем наш рассказ о выдающемся художнике-экспериментаторе Жорже Сёра.
Оставшись один к концу 1880 года, двадцатиоднолетний Сера подтвердил свой разрыв с Школой изящных искусств, перейдя к натурализму. У этого слова нет точного определения — натурализма не было в школе искусства — в случае Сера это означало преданность людям и пейзажам города, пригорода и страны. Больше никаких копий с античности, никаких сюжетов, взятых из мифологии, истории или религии.
Натурализм Сера стал очевиден к 1881 году, когда он датировал три рисунка, на которых изображен барабанщик с ярмарки, крестьянин, согнувшийся в поле и вышивальщик.
К 1884 году, когда он выставил свое первое настенное полотно "Une baignade, Asnièreç / Купальщики в Аньере", Сёра уже сделал много десятков рисунков женщин и мужчин, наблюдаемых на улицах Парижа, в пригородах и сельской местности. Он также рисовал промышленные окраины города и небольшие пейзажи вдоль Сены и за городом.
Предметы из повседневной жизни не были для него чем-то новым, поскольку они заполняли записные книжки, которыми он пользовался с 1877 года. Создание таких рисунков, хотя и вне класса, было стандартной практикой для студентов, которых поощряли рисовать непосредственно с натуры.
Сера питал пристрастие к трудам Эдмона де Гонкура. С начала 1860-х годов братья Гонкуры были на переднем крае литературного натурализма. Их романы, главными героями которых часто были художники и театральные артисты, изображали городскую среду и рабочий класс, давали яркие описания промышленных пригородов, а также более зеленых берегов Сены, которые появляются на картинах и рисунках Сера с 1881 по 1884 год.
В своих рисунках 1881-83 годов Сера впервые показал свою поразительную раннюю зрелость. Его фигуры — не боги и богини или героические смертные, и его окружение — не римская кампанья или древний Ближний Восток.
Вместо этого мы находим предметы из жизни середины века: разводные мосты, локомотивы, пригородные фабрики, берега рек, каменоломни, крестьяне за работой, рыночные носильщики, уличные торговцы, прачки, няни с детьми, прогуливающиеся представители среднего класса и женщины среднего класса, которые читают или шьют у окна.
Последние напоминают нам, что натурализм, хотя и представлял собой разрыв со Школой, не обязательно подразумевал политический радикализм. Позже, после 1884 года, Сера подружился с левыми художниками и писателями, что позволило нам сделать вывод, что он тоже был левым, но в ранние годы его неповиновение консервативным традициям было вполне в пределах среднего класса.
Его матроны находятся в своих домах, в окружении собственного класса художника, другие его фигуры расположены в общественных местах, где художник среднего класса мог бы встретиться с ними, не покидая своих владений.
Самые глубокие симпатии Сера были к обычным мужчинам и женщинам, а не к выдающимся. В традиции изящных искусств художники рисовали идеальных личностей, а не среднестатистических граждан, которые не могли воплотить благородный образец для подражания. "Подражать" — правильная фраза, потому что считалось, что искусство преследует нравственную цель, а простое подражание повседневной жизни не обладало необходимыми возвышающими качествами.
Современным предметам также не хватало отсылок на древние писания, которые были основой общественного образования, знаний, которые отличали образованного гражданина. Выбирая для своих образов непритязательных людей, Сера причислил себя к прогрессивной буржуазии, как и братья Гонкур.
Натурализм Сера был далек от "фотографической" точности. У его женщин и мужчин отсутствуют черты лица, а его пейзажи купаются в неопределенности теней, которые он предпочитал ясности солнечного света.
Писатели-натуралисты, такие как Гонкуры, Золя и Гюисманс, часто описывали пейзажи, сходные по качеству с пейзажами Сера; рядом с рисунками художника мы можем поместить такие строки из "Гонкуров":
"В Париже бывают дни мрачные, бесконечные, безнадежно серые. Серое заполняет небо, низкое и плоское, без единого проблеска, без единого голубого пятнышка. Серая печаль витает в воздухе. То, что осталось от дневного света, похоже на труп. Холодный свет, как будто просачивающийся сквозь старую тюлевую занавеску, разливает свой грязно-желтый свет по нечетким формам и предметам. Цвета угасают, как у ушедших теней и выцветших вуалей".
В таких отрывках писатели использовали эмоциональную ценность естественного описания, чтобы вызвать желаемое настроение у своих читателей, поскольку натурализм не был несовместим с сильными чувствами.
