— А мне обязательно? — прошептал Степа, вытирая засаленным платком крупные капли пота со лба.
— Да, — прошипела в ответ его пожилая мама, — Твой брат умер, а ты на поминки не едешь? Где такое видано? Тем более ты теперь при машине. Хоть так его отблагодаришь.
Она, проявляя напускную озабоченность, демонстративно стряхнула с плеча сына невидимую пылинку. Тем временем четыре крепких парня с помощью широких брезентовых лент медленно опускали гроб в свежеразрытую могилу.
На улице стояла непереносимая, необычная для начала мая жара и больше всего на свете (кроме извечных нравоучений матери) Степан Пивоваров не любил именно ее. Каждый раз, когда температура окружающего воздуха переползала через отметку тридцати градусов, на рубашке Степы тут же появлялись темные пятна в области подмышек, а лоб превращался в открытый пожарный брандспойт. Ко всему прочему, мать заставила его надеть черный костюм (траур как ни как) и теперь палящее солнце, от смертельных лучей которого на кладбищенской пустоши было решительно негде укрыться, буквально плавило его как дешевую церковную свечку. Мысли путались, пот заливал глаза и никакого траурного настроения. По сути, даже если бы Степа вдруг оказался в кондиционируемом помещении с максимально комфортной для него температурой и фуршетным столиком с обилием вкуснейших закусок, настроение бы все равно не появилось. А все потому, что он совершенно не жалел своего брата. Даже более того, он в глубине души был рад, что тот наконец затянул на своей шее петлю.
Саша, хоть и был старше, в последние годы жизни совсем не казался мудрее. За каких-то пять лет он из подтянутого и обеспеченного мужчины в полном рассвете сил превратился в полусумасшедшего нелюдимого алкоголика. И все как всегда из-за бабы. В подобных житейских трагедиях без роковой женщины никак не обойтись.
Сашу бросила жена. Он, естественно, всеми силами пытался убедить окружающих в том, что она мистическим образом пропала, но никто, даже его мать, в это не верил. Их роман был бурным и сильно походил на один из этих бразильских низкопробных сериалов, но супружеская жизнь и банальная бытовуха сбили весь накал и обнажили все те мелкие и раздражающие недостатки, которые они не могли сквозь розовый туман разглядеть друг в друге.
Брак был обречен и все это видели кроме самого Саши. Он всячески пытался собрать осколки их былой страсти во что-то хоть издали напоминавшее супружеские отношения. Это была банальная попытка отсрочить неизбежное. И вот, когда терпение Марины наконец лопнуло и она ушла, он потерял связь с реальностью. Это не было чем-то вроде переключенного рубильника, нет. Процесс занял не один год.
Постепенно Саша отдалялся от родных, все больше и больше замыкаясь в себе, потом уволился с работы и почти перестал выходить на улицу. Люди поговаривали, что последние пару месяцев из его дома по ночам было слышно стенания и громкий плач. И вот, когда мать, наконец, решила покончить с этим фарсом и определить своего дражайшего Сашеньку на так необходимое ему лечение в местный дурдом, оказалось, что он уже нашел другой выход.
После того как мать со Степой и еще несколькими бывшими сотрудниками покойного в дань традиции бросили на крышку гроба по горсти земли, могильщики резво замахали лопатами, а это означало, что похороны окончены и настало время поминок.
Степан не любил поминки, по его мнению, бесплатная пьянка посреди недели никоим образом не могла быть связана с памятью об усопшем. Подобные мероприятия всегда нагоняли на Пивоварова младшего тоску, а уж если на них присутствуют люди, практически не знавшие Сашу, то непреодолимое чувство фальшивости происходящего было гарантированно.
— Мам, ты куда? — спросил Степа, заметив, что его мать прошла мимо Сашиной машины.
— Я в автобусе поеду, с остальными. Хочу поспрашивать о нем.
Пивоваров понимающе кивнул. Он знал, что это обычная отговорка и ей было абсолютно плевать на то, что думают о ее сыне какие-то незнакомцы, просто мама не могла сесть в этот автомобиль, слишком рано.
Забравшись на водительское сидение, Степа, дрожащей от нетерпения рукой повернул ключ в замке зажигания, и с неподдельной детской радостью услышал шелест кондиционера. Хоть Пивоваров младший и был зол на своего брата за то, что тот сыграл в ящик, не удосужившись даже позвонить напоследок, но оставленная им в наследство «Шевроле Каптива» с полным фаршем и двухзональным климат контролем слегка смягчала удар.
Дождавшись, когда все гости загрузятся в повидавший не один десяток покойников ПАЗик с табличкой «РИТУАЛЬНЫЕ УСЛУГИ» под лобовым стеклом, Степа завел автомобиль и миниатюрная траурная процессия двинулась по ухабистой грунтовой дороге к воротам кладбища.
По пути в кафе, специализирующееся на организации поминок, Пивоваров младший постепенно остывал и приходил в себя, а потому все больше утверждался во мнении, что пить с незнакомыми людьми, при этом изображая крайнюю степень печали, ему вовсе не хочется и он под любым предлогом хотел увильнуть от этого гнусного мероприятия. Оставалось придумать увесистый повод, вооружившись которым он смог бы избежать всепоглощающего маминого гнева.
«Поеду наводить порядок в доме, — подумал Степа, стоя позади ПАЗика на светофоре, — Да, это всяко лучше, чем тухнуть в этой рыгаловке с не пойми кем и выслушивать в очередной раз какой Сашечка был молодец и умница. Тошно уже от всего этого притворства. Уж лучше рыться в вещах мертвеца. Да, поеду наводить порядок.»
Твердо решив, что в свои тридцать пять он уже может себе позволить собственное мнение, Пивоваров младший дождался, когда светофор загорится зеленым и смело свернул с дороги, ведшей в зловещие лапы поминок.
Александр и Марина Пивоваровы часто ссорились по пустякам. Их конфликты зачастую брали начало в несущественных мелочах, но, подхваченные резкими характерами супругов быстро превращались в растущий снежный ком скандала. Только в одном вопросе Пивоваровы были едины и дружны – это обустройство домашнего очага. Саша с благословения матери оформил, запущенные давно почившим дедом, шесть соток в пригороде на себя и направил свои немалые финансовые ресурсы на то, чтобы снова сделать полуразвалившийся дом, стоявший на этом участке, пригодным для жизни. Стройка обошлась молодым супругам в кругленькую сумму и моток сожженных нервных клеток. Степу не особо интересовали эти вещи, но даже он со своим иногда болезненным равнодушием к делам семейным был в курсе, что строители на домкратах поднимали всю крышу, чтобы перестроить внутренние стены и увеличить высоту потолков, а это значило, что брат разошелся не на шутку.
Ремонт длился больше двух лет и, по личному мнению матери, которого естественно никто не спрашивал, заканчиваться не собирался. Всегда находилось что-то, какая-то мелочь или деталь, требовавшая переделки, перестройки или шлифовки. Но этот торжественный момент на зло матери все же наступил, и Саша объявил об окончании работ на грандиозной пьянке по поводу новоселья.
Степа на новоселье брата не попал, в тот момент его угораздило слечь в больницу с желтухой, а потому он не мог судить насколько сильно изменился дедушкин дом тогда, но сейчас, стоя у калитки и теребя в руках ключи, он ни на грамм не верил, что какой-либо ремонт вообще имел место быть.
Двор Сашиного жилища порос высокой травой в дебрях которой просматривалась только тонкая тропинка, по которой покойный хозяин изредка выходил за едой, но больше водкой. Массивная ветвь ореха, призванного прикрывать восточные окна от ярких солнечных лучей отломилась, скорее всего в одну из последних гроз, и мертвым грузом лежала на растрескавшемся шифере, через отверстия которого дождевая вода стекала прямо по белоснежной стене, оставив после себя неприятную сетку серых потеков. Одно из стекол в пластиковых оконных рамах отсутствовало, а вместо него была натянута клеенка, явно снятая с кухонного стола.
Помедлив с минуту, Степа глубоко вдохнул и побрел по тропинке, при этом прокручивая в голове те ужасы с которыми ему сейчас предстоит столкнутся в доме мертвеца, а если быть более точным, те ужасы, которые он сам себе только что по навыдумывал.
Замок на двери был нетронут. Полиция, которую вызвали соседи, к счастью приехала немного позже Сашиной матери, явившейся с запасной связкой ключей, так что вскрывать ничего не пришлось.
Как только Пивоваров младший открыл дверь ему тут же в нос ударила крепкая смесь запахов затхлости и смерти. Протерев снова намокший лоб платочком, Степа сцепил зубы, мысленно напомнил себе, почему он здесь и от чего скрывается, а затем смело шагнул навстречу вони.
Степа прекрасно знал, что мама со своей пенсии дом ремонтировать не собирается, да и его крошечная зарплата для таких тяжелых задач не сгодится, а посему единственным реалистичным вариантом развития событий будет продажа всего участка. Но для этого необходимо было навести здесь порядок, разобрать Сашины вещи, определится с тем, что оставить, а что выбросить, иными словами, работы непочатый край. Степа совершенно не представлял себе, как он будет справляться, но абсолютно точно знал, с чего начнет – откроет все чертовы окна настежь.
Внутри жилище Пивоварова старшего выглядело еще хуже, чем снаружи. Уборку здесь в последний раз явно делала смотавшаяся куда подальше жена. Все более-менее горизонтальные поверхности, кроме кухонного стола и пары стульев были покрыты внушительным слоем пыли, в кастрюле на плите проросли грибы, а на пушистый ковер в зале, судя по его внешнему виду и легкому душку, что-то пролили и плесень, проросшая между ворсинками, означала, что это было очень и очень давно. В восточном углу, аккурат под тем местом, где ветка ореха проломила крышу, на полу стояла целая армия кастрюлек и тазов, призванная сдерживать бурные потоки воды, которые просачивались через потолок при каждом дожде.
Быстро осмотрев кухню, через которую, собственно и был организован вход в дом, Степа заприметил еще одну тропинку – более светлый ламинат, явно очищенный от грязи и пыли человеческими ногами. Небольшая дорожка вела от истоптанного пятна у холодильника и электрической плиты вдоль коридора прямо в кабинет Саши, туда, где нашли его тело, неподвижно висящее над опрокинутым табуретом.
Воображение Пивоварова младшего, подпитываясь печальной обстановкой и едким запахом, принялось обрисовывать красочный, детальный и буквально осязаемый образ мертвеца. Степа невольно мотнул головой, будто пытаясь вытряхнуть неугодные мысли, и решил, что самый лучший способ избавиться от них – это работа, а ее была целая гора, хоть лопатой греби.
Первым делом Степан распахнул настежь все открывавшиеся окна в доме, и уличная жара моментально хлынула внутрь, попутно выдувая затхлость. С запахом мертвечины дела обстояли куда хуже, но дышать стало гораздо легче и свободней, а это уже что-то. Следующим этапом было тщательное изучение всех помещений на предмет ценностей, какие можно было забрать себе прямо сейчас, пока непомерные аппетиты матери сюда не дотянулись. Некоторые назвали бы это мародерством, но Саша Степану был братом, так что простительно. И первой комнатой, в которой Пивоваров младший хотел устроить обыск была ТА САМАЯ. Где же еще взрослому мужчине хранить все свои ценные игрушки как не в кабинете?
Проследовав вдоль протоптанной тропинки Степа остановился у порога. Ему казалось, что, как только он войдет в комнату, то непременно уткнется лицом прямо в колени Саши, который висит там до сих пор. Он прекрасно понимал, что это не имеет никакого смысла, что он сам помогал снимать брата в тот злосчастный вечер, что он сам буквально десять минут назад кинул пригоршню земли на крышку гроба в котором тот лежал, но несмотря на это понимание, ощущение оставалось сильным и уходить никуда не собиралось.
Не находя в себе сил преодолеть непонятно откуда взявшийся страх, Пивоваров младший решил прибегнуть к старой уловке, которой они с братом частенько пользовались в детстве. Оглядевшись по сторонам, он убедился, что нежеланных свидетелей этого таинства нет, ведь будь они, ему стало бы чертовски стыдно.
— Наши то портные храбрые какие, — начал тихо Степа, — Не боимся мы зверей, ни волков, ни медведей.
Этот стишок частенько зачитывал ему брат, когда тянул его в очередную передрягу, вроде налета на соседский яблоневый сад или драки с задирами с другого края поселка.
— А как вышли за калитку да увидели улитку – испугалися, разбежалися, — Степа зажмурился, со всей силы сжал в кулаке уже порядком пропитавшийся потом платочек и шагнул через порог, — Вот они какие, храбрые портные!
Никакого мертвеца в кабинете, естественно, не оказалось, как собственно и петли, на которой тот должен был висеть, да и табурет не был опрокинут, а стоял в дальнем углу, там, где его оставил полицейский, заполнявший документы. Словом, не приключение, а сплошное разочарование.
По непонятной для Степы причине, окна в Сашином кабинете не наблюдалось. Возможно, это было сделано для того, чтобы вид солнечной улицы не отвлекал братца от его важной, высокооплачиваемой, но очень скучной работы.
Александр Пивоваров писал книги. Не то, чтобы они были сильно популярными и постоянно возглавляли списки бестселлеров, но свою аудиторию имели приличную, а учитывая, что писал он их сразу на английском, то и гонорары выходили для этих мест солидные.
Степа окинул блуждающим взглядом «творческий беспорядок» на рабочем столе покойного и тяжело выдохнул. Кучи каких-то смятых листов бумаги вперемешку с раскрытыми томами непонятной литературы занимали большую часть площади. Грязные тарелки, из которых была выложена шаткая конструкция, напоминавшая пизанскую башню, скромно ютились в опасной близости от края стола, рядом с кружкой, у ободка которой собралось так много засохшей кофейной пены, что, казалось, можно было заварить еще одну порцию просто долив кипятка. Но самым главным элементом этого хаоса, который и хотел найти под завалами Степа, был ноутбук. Естественно, он оказался в самом низу.
Заметив заветный алюминиевый уголок, торчащий из-под кипы книжек и бумажек, Пивоваров младший приступил к раскопкам. Он методично, не желая по ошибке потерять какого-то важного документа или же прощального письма, если оно вообще существовало, начал откладывать в одну аккуратную стопочку листы бумаги, попутно выравнивая их по мере возможности, а в другую – книги, названия большинства которых были написаны на языке, отдаленно напоминавшем испанский или итальянский.
Занимаясь такой монотонной, медитативной работой, прикасаясь к вещам брата, Степа невольно впускал в свою голову воспоминания прошлого. Он опять почувствовал тот неприятный холодок, который сопровождал его на протяжении всех молодых лет, проведенных в деревне. Холодок какой обычно дает тень, но это была не освежающая прохлада, избавляющая от летнего зноя, а неприятный озноб. Степан снова ощутил себя в тени собственного брата, в тени мертвеца.
Когда на столе остался один лишь серый прямоугольник ноутбука, Степа аккуратно открыл его крышку и нажал на кнопку питания. Он без сомнения собирался забрать компьютер себе, но перед этим хотел хоть одним глазком взглянуть на жизнь Саши, ведь именно в этой, на первый взгляд неприметной, вещице все еще тлел огонек его души. По крайней мере такая романтичная мысль пришла в голову Пивоварову младшему.
На корпусе ноутбука загорелась маленькая зеленая лампочка, система охлаждения мерно зашипела, а экран, коротко мигнув, изобразил приветственное окно операционной системы. Степа нерешительно нажал на энтер и приветственный экран сменился рабочим столом. «Вот так просто, и никакого пароля?» – подумал Степа, но сильно зацикливаться на этой загадке не стал, потому как тут же столкнулся с новой. Среди множества ярлыков и файлов, захламлявших Сашин виртуальный рабочий стол с такой же плотностью, как был захламлен и настоящий, внимание Пивоварова младшего привлек один, стоявший немного поодаль, текстовый документ, а вернее его название.
«Предостережение для всем известного постового»
Остатки волос на затылке Степы встали дыбом. В детстве, когда на полтора года старший Саша начал усиленно расти, превращаясь из ребенка в подростка, он частенько дразнил своего младшего брата постовым из детской книжки. Вот только если имена их совпадали, то про выдающийся рост этого сказать было нельзя, ведь Степа был гораздо ниже не только брата, но и своих сверстников, что еще больше добавляло комичности сравнению.
Открыв файл и прочитав первые строки, Пивоваров младший, чтобы не застонать, прикрыл рот соленым от пота носовым платком. Вот оно, прощальное письмо, и адресовано оно не кому-то там, не ушедшей Марине, не матери, которая всегда любила Сашу больше и даже не пыталась этого скрывать, а ему, самому, черт бы его побрал, известному в мире постовому.
Привет, мой друг, мой брат, моя кровь.
Надеюсь, то что я сейчас собираюсь сделать не сильно тебя огорчит. Хоть я и понимаю, что в последние годы мы почти не общались и значительно отдалились друг от друга, но все же верю в то, что наша связь по-прежнему сильна, ведь это кровные узы, о которых я теперь знаю гораздо больше. Я обо многих вещах теперь знаю гораздо больше и эти знания тяготят меня настолько, что я решился на подобный радикальный шаг. Но обо всем по порядку.
Думаю, тебе прекрасно известно, что моей дражайшей жены, Марины Пивоваровой, а в девичестве – Золотаревой, больше нет со мной. Не смотря на все мои многочисленные заверения в обратном, окружающие почему-то решили, что она просто бросила меня, но это совсем не соответствует истине.
Я надеюсь, что ты не сочтешь далее написанное бредом сумасшедшего, а если сочтешь, то из уважения к покойному найдешь в себе силы дочитать до конца.
Марина Пивоварова, не бросала меня и не убегала. В то злополучное утро, когда я ее потерял, а именно так я теперь считаю, она спокойно села на свой велосипед и отправилась на рынок за рутинными еженедельными покупками. Больше ее никто не видел, ни друзья, ни знакомые, ни родственники.
Естественно, я подал заявление в полицию о ее пропаже, но их ответ меня крайне огорчил. Как оказалось, кроме рассылки фотографии по вокзалам и дежурным частям они ничем не могли помочь, потому, как люди пропадают постоянно, а в этом районе – особенно часто и искать их – как собирать грибы с закрытыми глазами – дело чистой удачи.
Слова полицейского окончательно убили во мне веру в эффективность правоохранительных органов, но при этом разбудили любопытство, и я стал наводить справки.
Терпя постоянные нападки родственников и близких друзей Марины, которые не оставляли попыток обвинить меня в ее исчезновении, я собрал большое количество информации о пропавших без вести. Сначала я составил подробный список тех, кто пропал в моем районе за последние десять лет. Меня интересовали только те люди, которых не нашли по сей день, и ты удивишься их количеству. Досконально изучив все доступные мне подробности их исчезновений, я столкнулся с одной пугающей закономерностью, мимо которой просто не мог пройти мой воспаленный и уставший разум. Больше половины людей из списка пропали на той дороге, по которой собиралась ехать на рынок моя жена.
Не могу передать словами то чувство, которое испытал тогда. Надежда снова увидеть Марину загорелась во мне как никогда ярко.
Наполнившись энтузиазмом, я решил расширить свой список, добавив к нему людей из всех районов и пригородов, а затем и всей области. Я часами смотрел на карту города, отмечая последние места, в которых видели пропавших, и направления в которых они могли двигаться. Я перепроверял, перепроверял, и перепроверял, раз за разом упираясь в одну и ту же полоску, протяженностью в полтора километра, в дорогу, которую ты скорее всего знаешь, как нашу местную достопримечательность - «живой тоннель».
Это просто не могло быть совпадением, по крайней мере тогда я в это свято верил. Я был в отчаянии и давление окружающих только усугубляло дело, а потому остановиться и подумать у меня не было никакого желания. Тогда все вокруг нашептывало мне, что она все еще там, что Марина где-то возле этой дороги, возможно она поранилась и заблудилась, а может, упала в люк водопроводного колодца, крышку которого давным-давно украли и лежит там, среди останков других, кому так же сильно не повезло. У меня было много версий, и все они казались правдоподобными, но главное – они давали мне надежду, а надежда – силы.
Взяв с собой все необходимое для затяжных поисков, я поехал к живому тоннелю.
Мой первый заход длился почти сутки. Я бродил между деревьями, стараясь как можно тщательнее осматривать землю, ища ямы или забытые всеми канализационные люки. Я ел и пил на ходу, не останавливаясь ни на минуту, и все время продолжал кричать ее имя.
Я провел в лесу весь день и всю ночь, а на утро, окончательно выбившись из сил и потеряв способность говорить, вернулся домой.
Много раз после этого я возвращался к той дороге и бродил, словно приведение, по лесу, обступившему ее, но так ничего и не нашел. Другие на моем месте уже оставили бы эти тщетные попытки, ведь даже если Марина была где-то там (в чем я до сих пор не сомневаюсь ни на йоту), то она давно мертва, слишком много прошло времени с ее исчезновения. Но чем дольше я находился в том месте, в том тоннеле из листьев, тем больше проникался странным чувством, будто кто-то следит за мной, смотрит на меня из глубины леса и от этого взгляда все во мне переворачивалось. Первобытный ужас обуял меня, страх перед неизведанным сковал мой разум, и я не мог продолжать поиски.
Сперва мне казалось, что переутомление и стресс наконец взяли верх надо мной и я стал погружаться в пучину безумия, но спустя какое-то время понял, что эти странные ощущения возникают только в живом тоннеле, будто он не был простой объездной дорогой, будто он действительно был живым и не хотел моего присутствия, прогонял меня.
Чтобы убедится наверняка, я, делая промежутки в несколько дней между попытками, еще три раза приезжал туда, но, как и раньше чувствовал затылком пристальный и полный холодной злобы взгляд, выворачивавший меня наизнанку.
Я стал одержим этим местом. Мысли о живом тоннеле не покидали меня ни на минуту. Даже ночью, во сне я видел его, я видел зеленый купол плотно переплетенных ветвей, нависший над серым, потрескавшимся асфальтом, и Марину, бегущую по тоннелю. Она тянулась ко мне и что-то кричала, но дорога все время растягивалась, не давая нам встретится.
Горя желанием выяснить, что не так с этим местом, я с головой погрузился в пучины всемирной сети и приступил к исследованиям. Не уверен, сколько книг, связанных с мистикой суевериями и оккультизмом я прочел, но могу смело сказать, что разгадка отчасти открылась мне.
Сейчас я печатаю эти строки и сам понимаю, что не заслужил твоего доверия, но молю тебя, заклинаю всем, что мне дорого, дочитай до конца и отнесись со всей серьезностью, на которую только способен в сложившейся ситуации.
Мне кажется, это место действительно приютило в своих дебрях злой дух. В мифологии многих народов мира встречаются упоминания о сущности, заставляющей путников сбиваться с пути и сходить с проторенной дороги. В наших краях таких духов называли «мара». Теперь мой враг обрел подобие лица, но облегчения мне это не принесло.
Я всей душой верю в то, что мара, или нечто подобное, живет в живом тоннеле и время от времени заставляет людей исчезать. Оно забрало мою Марину, и я не в силах ничего с этим сделать. Скорбь и осознание собственной беспомощности пожирают меня изнутри не давая жить дальше.
Полагаю, теперь, в последних строках моего предупреждения, коим и является это письмо, я, на правах будущего покойника, должен изъявить свою волю.
Степа, друг мой, брат мой, моя кровь, заклинаю, что бы не произошло, какая бы нужда не приказала, ни при каких обстоятельствах не ходи в это богом забытое место. Забудь о существовании этой дороги и никогда не вспоминай о ней. Лучше запомни меня и то, как все закончилось.
Саша
P.s. оставляю в шкафу небольшой прощальный подарок.
Прочитав последние строки, Пивоваров младший застыл перед монитором, обдумывая свалившийся на него ворох сумбурной информации. С одной стороны, это все откровенно попахивало бредом, сошедшего с ума пьяницы и в придачу самоубийцы. С другой – с чем черт не шутит, как ни как Саша, в отличие от него самого, всегда славился своим аналитическим складом ума и малой склонностью к суевериям.
Из ступора его выдернул неожиданно завибрировавший в кармане брюк телефон. Степа неловко достал его и поднес к лицу. На маленьком экране светилась не самая удачная фотография матери и Пивоварова тут же передернуло. Он прекрасно знал, зачем она звонит и, нажимая на кнопку приема звонка, был морально готов к предстоящему разговору.
— Тебя где черти носят? — ее голос своим скрипом и громкостью резал слух. Она всегда говорила с такими интонациями, когда собиралась развести скандал на ровном месте.
— Извини, — начал оправдываться он, — я хотел немного срезать и попал в пробку.
— Что ты несешь? — она явно не поверила, — Какая пробка, как срезать? А ну бегом сюда!
— На самом деле я у Саши дома, перебираю вещи, — Степа отчаянно не хотел на поминки и решил воспользоваться тяжелой артиллерией, надавив на жалость.
— Да мне все равно, где ты. Поминки – это очень важно, и, надеюсь, ты поймешь это до того, как я помру. А теперь бегом сюда, я сказала!
Она бросила трубку, окончательно лишая Степу выбора. Он тяжело вдохнул спертый, горячий воздух и промокнул лоб носовым платком.
— Ну хоть лысым балбесом не назвала, — пробурчал Пивоваров себе под нос, не зная, что он не услышал от матери такого привычного оскорбления, которым она его «награждала» за любой проступок, лишь потому, что она выдала его поле того как нажала на кнопку сброса.
Степа, раздосадованный провалившейся попыткой побега от семейных обязанностей, захлопнул крышку ноутбука и с хозяйским видом сунул его себе подмышку, ведь именно за трофеями он сюда и приходил. Затем, уже выйдя из дома, он вспомнил о говорившемся в постскриптуме подарке. Спешно вернувшись, Степа открыл дверцу шкафа и с горечью обнаружил, что оба его отделения пусты. Возможно это была последняя шутка Саши? Или он просто забыл его положить?
Тут Пивоварова младшего осенило. Он, совершенно не задумываясь, схватил тот самый стул, который выбил из-под себя его брат, встал на него и заглянул в антресоль. В самом дальнем углу, там, где даже человек среднего роста, не говоря уже о Степе, стоя на полу не смог бы ничего увидеть, лежала какая-то металлическая коробка. Степа встал на цыпочки и, подцепив ее краем пальца, вытащил наружу.
При беглом осмотре вещица показалась Пивоварову похожей на банковскую ячейку, почти как в кино, только на верхней крышке, вместо обычного замка был расположен кодовый. Судя по весу, внутри лежало что-то довольно тяжелое.
Решив, что с содержимым загадочной коробки он разберется позже, Степа, подгоняемый страхом узреть мамин гнев в полной мощи, пулей выскочил на улицу. Пытаясь удержать в одной руке Сашин подарок, а в другой – его же ноутбук, он кое как запер дом и мелкими шагами засеменил к машине. Неаккуратно бросив новоприобретенные вещи на пассажирское сидение, он завел автомобиль и выехал на пыльную дорогу, впопыхах совершенно забыв о том, что стоило запереть за собой калитку.
Теперь, находясь в освежающих объятьях двухзонального кондиционера «Шевроле» у Степы было немного времени подумать над тем, что он только что прочитал. Все эти странные заявления о таинственном исчезновении Марины, каких-то приведениях, да и весь текст послания в целом, давали ему возможность краем глаза заглянуть через забор, выстроенный вокруг себя Сашей в последние годы. Так сказать, подсмотреть за тем, как живет и чем дышит (хотя уже нет) старший брат. Не сказать, что картина вырисовывалась приятная, но это все равно лучше, чем глухая неизвестность.
Увлекшись мыслительным процессом, Пивоваров сам не заметил, как преодолел треть пути до кафе, в котором сотрудники покойного уже потихоньку напивались, и теперь, остановившись на т-образном перекрестке у знака стоп, задумчиво смотрел то влево, то вправо. На самом деле ни там, ни там автомобилей не было, и он мог спокойно ехать дальше, вот только в тот момент его раздирала внутренняя дилемма, не дававшая надавить ноге на педаль газа. Из пригорода, в котором находилась многострадальная резиденция Саши, в центр вели две дороги, длинная и короткая, и как вы уже могли догадаться, короткой был живой тоннель.
В голове Степы разгорелся нешуточный спор. Одна часть его «Я», назовем ее послушным сыном, не взирая на все предупреждения брата, настаивала на выборе короткого маршрута, ведь расстраивать маму – это последнее, что он должен был делать. Другая, пусть будет известным постовым, спокойно давила на, гипертрофированную от рождения осторожность и утверждала, что береженого бог бережет.
Послушный сын победил.
***
Степа, до белизны костяшек вцепился в кожаное покрытие руля. Он часто дышал (гораздо чаще чем обычно) и висками чувствовал собственный пульс. Его нервное напряжение достигло предела, за которым отчетливо маячил сердечный приступ.
— Бред какой-то, — сказал он вслух и посмотрел в зеркало заднего вида, — такого не бывает. Не верю.
Нервничать Пивоваров младший имел полное право, ведь не всякий сможет сохранить самообладание в подобной ситуации, а уж худший из Пивоваровых и подавно. Еще пол часа назад он, не послушав совета мертвого брата, въехал в этот треклятый живой тоннель длинной всего полтора километра, и до сих пор не смог из него выехать. Нет, с автомобилем все было в порядке и он, тихо урча, вез своего новоиспеченного хозяина вперед даже быстрее, чем того позволяли правила дорожного движения, вот только тоннель все никак не кончался.
— Так, сейчас я собираюсь и начинаю думать логично, — Степа на мгновение закрыл глаза, чтобы хоть как-то отвлечься от удивительно монотонного вида проносящихся мимо деревьев, — Вспоминаем школьный курс математики. Автомобиль выехал из точки А со скоростью, — он посмотрел на спидометр, — ну допустим, шестьдесят пять километров в час, и движется, опять же допустим, равномерно вот уже, — он взглянул на часы, — тридцать семь… нет, пусть будет сорок минут. Какое расстояние он преодолел за это время?
Степа сощурился, пытаясь в уме посчитать точную цифру, но спустя пару минут пришел к выводу, что и примерной более чем достаточно.
— Сорок километров, — озадаченно заключил он, — Не, херня какая-то. Тоннель – всего полтора, а тут и края не видно. Просто я куда-то не туда свернул. С другой стороны, куда тут вообще можно было свернуть? Ни развилок, ни перекрестков… Была же обычная дорога.
Степа нажал на тормоз, дождался практически полной остановки и припарковал автомобиль у дорожного заграждения. Затем, чертыхаясь, вышел на середину дороги и посмотрел сперва вперед, а потом и назад. В обоих направлениях дорожное полотно будто специально извивалось, не так сильно, чтобы его можно было назвать извилистым, но при этом не давало никакой возможности заглянуть дальше чем на пару сотен метров. Лесной массив, в плотную подступивший к ограждениям только усугублял дело.
Степа снова достал из кармана носовой платок чтобы вытереть вспотевшее от напряжения лицо, но понял, что тот насквозь мокрый, и сунул его обратно.
Тем временем где-то в центре города, в кафе с кричащим названием «Шашлык-машлык» порядком захмелевшие сотрудники Пивоварова старшего окончательно устали исполнять свои траурные роли. С каждой новой бутылкой водки поминки неумолимо скатывались в обычный сабантуй. Но старенькую мать покойного сейчас это интересовало меньше всего. Она, тихонько сидела в дальнем углу банкетного зала, по которому то и дело торопливо сновали официанты, и задумчиво смотрела на экран своего мобильного телефона. Она только что в седьмой раз набрала номер Степы, но бездушный голос автомата продолжал сообщать ей, что связь с абонентом отсутствует и это заставляло ее пожилое сердце сжиматься.
Степа, прикрыв ладонью глаза, чтобы защитить их от ярких солнечных лучей, пробивавшихся между листьями, проверил мобильник. Заряд батареи только что упал ниже пятидесяти, а сигнал полностью отсутствовал. С одной стороны, это было очень и очень плохо, ведь за все время, что он провел на этой дороге, он не встретил ни одного автомобиля или велосипедиста, а их тут обычно с достатком. С другой – мама уже бы давно проела ему всю плешь своими бесконечными звонками и нравоучениями. Уж лучше умирать в тишине и спокойствии.
— Стоп, — сказал он вслух, — не собираюсь я здесь умирать. Откуда вообще такие мысли?
На самом деле он догадывался откуда. Во всем была виновата Сашина записка, заставившая его допустить даже малейшую возможность, что вся история про живой тоннель и приведений – правда.
— Ладно, проеду еще немного, а потом уже буду что-то придумывать. Хотя, ничего я не буду, тоннель закончится и все. Нечего тут придумывать, просто я редко здесь езжу и забыл какой он длинный, вот и все.
Естественно, это было абсолютной ложью.
***
Дорога была удивительно монотонной. Преодолевая ее изгибы, автомобиль мерно покачивался, будто мать укачивала вредничающего ребенка, а мелькающие перед глазами деревья то и дело сливались в сплошную зеленую стену.
Степа пару раз в ужасе ловил себя на том, что терял ощущение времени, погружаясь в своеобразный транс. Стоило хоть на секунду ослабить внимание, и мысли тут же разбегались как тараканы ночью на кухне, когда хозяин включает свет. В такой обстановке ехать быстрее шестидесяти становилось чертовски опасно и Степа немного снизил скорость.
— Это не дело, — он говорил в слух, чтобы снова не потерять концентрацию, — Если так пойдет и дальше, то мне придется пересмотреть свое отношение к сумасшедшим писателям. Нет, ну серьезно, как такое может быть? Бесконечный тоннель, бесконечная дорога, бесконечный, мать его так, лес вокруг. Может и бензин у меня тоже бесконечный? — он посмотрел на стрелку индикатора, которая была в двух третях шкалы от нуля, — Нет, бензин не бесконечный. Вот почему всегда так, одним все, а другим ничего?.. — он поднапряг извилины и вспомнил название духа, — Мара… Ну и имечко. Мара… Мара… — Степа перекатывал слово на языке, пытаясь понять, что же в нем было такого, что так заинтересовало брата, — От соседской мары у меня кошмары. Мары – кошмары. Хм, интересно, они как-то связаны? Скорее всего. Тогда и марево тоже можно кинуть в общую кучу. Бумага, бумагу ведь марают. Смотри ка, а я много знаю про слова. Может мне тоже стоило стать писакой? Не, одного на семью вполне достаточно. Тем более, меня не совсем устраивает судьба предыдущего…
Так, монотонно бубня себе под нос, Пивоваров младший вел автомобиль, совсем не замечая, как мимо, вместе с деревьями, листьями и опорами дорожного ограждения, проносилось время. Прийти в себя и снова начать трезво мыслить его заставила спина, а вернее, мышцы этой самой спины, которые резко запротестовали против такого длительного и почти неподвижного сидения.
Прокашлявшись и часто заморгав, Степа почувствовал себя только что проснувшимся от долгого и тяжелого сна. Вдруг он понял, что, сам того не заметив, без остановки проговорил несколько часов. Снова припарковав автомобиль у обочины, он озадаченно посмотрел на часы. Циферблат на приборной панели показывал почти девять вечера и даже учитывая поездку по бесконечному тоннелю, в эту цифру Степа совсем не верил. Одно дело – показания приборчика, который мог просто на просто сломаться, и совсем другое – собственные глаза, которые отчетливо видели через сетку листьев солнце, висящее в зените. Решающим в этом деле оказался датчик топлива, стрелка на шкале которого находилась в опасной близости к нолю.
— А вот это уже хреново, — прохрипел Пивоваров и облизал языком сухие губы.
С таким количеством бензина, даже при выключенном кондиционере, «Шевроле» могла протянуть еще километров пятьдесят – семьдесят, не больше. Но эта пугающая мысль была не единственной. Степу волновало другое. Снова применив свои не самые выдающиеся навыки счета в уме, он прикинул, что проехал по тоннелю уже около пятисот километров. Такие числа не укладывались у него в голове.
Выйдя из автомобиля и хорошенько размявшись, он снова достал телефон. Значок батарейки отчаянно мигал красным, а сети по-прежнему не было.
Тяжело вздохнув, Пивоваров младший сел прямо посреди дороги на горячий асфальт и уткнулся лицом в колени. Сейчас бы он не отказался от нравоучений матери, лишь бы она смогла до него дозвониться. Он бы немного потерпел, пока она выскажет ему все, что накопилось в ее желчной железе, которую она отрастила специально для таких дел, а потом… А что потом? Попросил бы помощи? И как, спрашивается, он бы это сделал? Где прикажете его искать? На пятисотом километре живого тоннеля? Двигайтесь прямо, никуда не сворачивая и через восемь часов, возможно, упретесь в мой, слегка подсушенный труп. Да и по правде говоря, он очень сильно сомневался, что его вообще можно найти. Скорее всего именно так и заканчивали свои последние дни все те, кто пропадал в этом хреновом тоннеле, бесконечно блуждая по дороге, идущей из ниоткуда в никуда. Одно радовало Степу, никакой мары тут не наблюдалось.
***
— Женщина, я еще раз вам повторяю, два патруля проехали по району и ничего подозрительного не увидели, — в голосе диспетчера полиции явно читалось раздражение.
— Это я вам еще раз повторяю, мой сын просто так планы не меняет и телефон просто так не отключает. С ним точно что-то случилось, а вы, лентяи, не хотите работать.
— Вот хамить только не надо.
— А с вами по-другому нельзя. На вас вообще в суд подать надо.
— Это ваше право. Советую завтра же этим и заняться, а заодно и заявление о пропаже напишете.
На этом терпение диспетчера лопнуло, в трубке раздался щелчок, а затем короткие гудки.
***
1234
Маленькие цилиндры с выдавленными на них цифрами, под пухлыми пальцами Пивоварова выстроились в нужную комбинацию, но замок не открылся.
4321
Снова ничего.
— Мог бы и подсказку оставить, — раздосадовано буркнул Степа себе под нос, буравя тяжелым взглядом металлическую коробку. В первую очередь он, естественно, испробовал их с Сашей дни рождения, потом матери, даже каким-то чудом умудрился вспомнить год, в который появилась на свет Марина, хоть и не был на сто процентов уверен в правильности, но ни один из вариантов не открывал замок. Тогда он начал просто перебирать комбинации, в надежде на то, что нужная окажется в начале бесконечно длинного списка. Он знал, что надолго его терпения не хватит, как это бывало всегда, но продолжать путь сейчас совсем не хотелось, а больше заняться в тоннеле было категорически нечем.
Спустя примерно пол часа ленивого перебирания, Степа, так и не добившись результата, отбросил коробку на заднее сиденье и открыл ноутбук. Возможно в нем он сможет найти заветный код, хоть зная Сашу эта мысль казалась слишком обнадеживающей.
Компьютер был явно рабочим. Ни фильмов, ни игр, ни даже музыки, только тонны текстовых файлов, без какой-либо закономерности наводняли жесткий диск. По большей части это были Сашины наброски, зарисовки и готовые рукописи в которых Степа не видел интереса. Были так же и упомянутые в предсмертной записке книги про древние мифы и предания разных народов мира. По-прежнему никаких паролей.
Вообще, всю эту историю со спрятанным на антресолях «кладом» Степа считал гораздо интереснее, чем она казалась на первый взгляд. Слишком уж много вопросов вызывала коробка с кодом, оставленная человеком, который даже свой рабочий ноутбук не удосужился защитить. К сожалению, ответить на эти вопросы было некому.
Время в живом тоннеле проходило незаметно, вернее, оно не шло вовсе. Лениво перелистывая страницы какого-то справочника славянских суеверий, Степа поглядывал на часы в правом нижнем углу экрана и его уже совсем не удивляло, что они показывали без пятнадцати полночь, а на улице по-прежнему светило солнце. И более того, оно за целый день даже не сдвинулось. Бесконечный полдень на бесконечной дороге.
***
У Пивоварова младшего, как и у большинства людей, время от времени в голове возникали «светлые мысли». Возможно, не так часто, как следовало бы, но все же. Сейчас был именно тот случай.
Степа стоял у обочины и, опершись коленями о дорожное ограждение, справлял малую нужду. При этом он вглядывался в плотный строй деревьев, думая о том, что рано или поздно жажда доберется до него и заставит пересмотреть свое отношение к так безрассудно расходуемым телесным жидкостям. Тут то «светлая мысль» и пришла.
А что, если у этой необыкновенной дороги совершенно обыкновенный лес? Что если эти дебри – всего лишь оградительный слой, цель которого убедить жертву в безысходности положения?
Эта мысль, такая чистая и яркая, настолько резко ворвалась в сознание Степы, что его рука, сжимавшая заветный орган, невольно дрогнула, направляя струю прямо на лакированные туфли.
— Ах ты ж, твою ж мать! — вскрикнул Пивоваров и отступил на шаг назад, неловко отряхивая ногу, при этом разбрызгивая раскаленный асфальт вокруг себя сверкавшими в полуденном солнце каплями.
***
Вывернув наизнанку пиджак (подкладка была гораздо светлее) Степа повязал его вокруг головы, тем самым защищая мозги от перегрева, а глаза от уже порядком поднадоевшего пота. Затем, с полным вызова взглядом подошел к дорожному ограждению и замер в нерешительности. В нем опять спорили послушный сын и постовой. Первый говорил, что главное правило потерявшегося, а именно им Степа и являлся, это стоять на месте и ждать спасения. Второй же, с кличем «спасение утопающего дело рук самого утопающего» тянул его в лес.
Пивоваров обернулся и посмотрел на пыльный монумент «Шевроле», который манил в свое лоно прохладой кондиционера, а затем снова на лес, взвешивая все за и против.
Битва мнений была долгой, но на этот раз победил постовой.
— Наши то портные храбрые какие, — начал тихо Степа, словно викинг, заводящий себя боевой песней перед сражением, — Не боимся мы зверей, ни волков, ни медведей. А как вышли за калитку да увидели улитку – испугалися, разбежалися. Вот они какие, храбрые портные!
Зажмурившись, он перемахнул через ограждение и спустя секунду затерялся среди кустарника и стволов деревьев.
Он продирался сквозь заросли, стараясь держать направление по собственной мелкой тени. Изредка оборачиваясь, он все надеялся разглядеть между ветками и листьями оставленный позади автомобиль, но лес сомкнулся так плотно, что это было просто невозможно.
Спустя примерно час непрерывной борьбы с противящейся чужаку природой, он, обессиленный и сонный, споткнулся о корягу и упал. Лениво перевернувшись на спину, Степа посмотрел на небо, оно ярко-синей пеленой просачивалось между листьями и было девственно чистым. Ни единого облачка, ни дымки, ни тонкого инверсионного следа самолета. Лишь бесконечное синее поле с одиноким желтым диском солнца.
— Надо вставать, — прохрипел Степа себе под нос, — а не то подохну прямо тут.
Но вставать совсем не хотелось. На реальных часах, где-то там позади, в автомобиле, было уже давно за полночь, в то время как Степины внутренние совершенно сошли с ума. Этот яркий, не меняющийся свет сбивал организм с толку, путая не только разум, но и тело.
Усилием воли, которую ранее за собой Пивоваров не замечал, он заставил себя подняться и на дрожащих от усталости ногах продолжил путь.
***
Сказать, что он испытывал разочарование – не сказать ничего. В голове Степы бушевала настоящая буря из мыслей и эмоций. Первой, конечно, была радость, когда он в просветах между стволами деревьев разглядел что-то, разительно отличающееся от уже успевшей поднадоесть земли. Затем была надежда, когда это что-то оказалось ничем иным как асфальтом. А завершающим коктейль чувством была растерянность, когда он, ковыляя, буквально выпал из лесу на этот самый спасительный асфальт и обнаружил стоящий у противоположенной обочины дороги, Сашин «Шевроле».
Сперва Степа подумал, что это галлюцинация, что у него просто тепловой удар и он бредит, но, подойдя поближе и прикоснувшись рукой к раскаленному металлу он почувствовал боль, и боль была вполне реальной.
— Херня какая-то, — он ввалился на водительское сидение, захлопнул дверь и включил кондиционер. В баке еще оставалось топливо и такую роскошь как прохлада он мог себе позволить, по крайней мере пока.
— Херня какая-то, — снова повторил он, но уже более вдумчиво, — Я же с другой стороны в лес уходил…
Постепенно остывая, голова Степы прояснялась, и он начинал осознавать всю абсурдность произошедшего.
Он отчетливо помнил, что перелазил через дорожное ограждение по правую сторону от автомобиля. При этом вернулся - с левой стороны и этого не могло быть, ведь иначе ему пришлось бы пересечь дорогу как минимум еще один раз, а он этого точно не делал. И тут существовало два варианта событий. Либо бесконечный тоннель не такой уж и бесконечный, и он, сделав большую дугу, вышел с другой стороны дороги, либо все законы физики, да и здравого смысла, просто перестали работать. В свете последних событий, второй вариант Степе казался куда правдоподобнее, но думать о нем он сейчас не собирался. Ему очень хотелось пить, и еще сильнее – спать. Сложив сидения в некое уродливое подобие кровати, он согнулся калачиком и, не обращая внимания на все неудобства, быстро уснул.
Сон был густым, тяжелым словно гиря. Степа постоянно ворочался и стонал то и дело хрипя. Ему казалось, что он задыхается, будто воздух заменила вода. Во сне он бежал по песку. Бескрайние дюны осыпались под его ногами, сухой как старушечья кожа ветер нещадно дул в лицо, а солнце светило в глаза, пытаясь его ослепить. Он бежал и бежал, не останавливаясь ни на секунду, не понимая куда и зачем. Он бежал и единственное, что он знал наверняка, если остановится – умрет.
Проснувшись, Пивоваров застонал. Потирая затекшей рукой такую же затекшую спину, он сел и озадаченно посмотрел по сторонам. Сперва он не мог понять где находится, но память постепенно вернулась к нему, а вместе с ней и разочарование. Засыпая, маленький клочок его сознания, в котором находились остатки тлеющей надежды, верил в то, что каким-то чудом утром он проснется не здесь, а дома, с жутким похмельем, ведь водка на поминках оказалась паленой и все гости чуть не ослепли. Но этой вере суждено было разбиться о бесконечные дорожные ограждения бесконечного живого тоннеля.
Степа поерзал, разгоняя застоявшуюся кровь, и с досадой обнаружил, что его задница больше не чувствует прежнего комфорта при контакте с кожаной обивкой салона. Более того, она ощущает обильное количество влаги, которой здесь явно не место.
Слегка привстав, Степа понял, что за то время пока он спал, воздух в салоне изрядно нагрелся. Даже при сильном дефиците воды, его тело бурно реагировало на жару обильным потовыделением, а кожа на сидении не имела такой полезной привычки его впитывать, и теперь вся его одежда была насквозь мокрая, хоть выжимай. А еще он понял, и это было гораздо важнее всяких там мокрых задниц, что, засыпая, он, дубина стоеросовая, забыл заглушить двигатель и остатки топлива с превеликим удовольствием сожрал кондиционер.
— Вот дерьмо, — чертыхаясь, Пивоваров распахнул дверь и выполз на свежий воздух, оставив автомобиль проветриваться.
Ситуация с каждым часом становилась все безысходнее. После неудачной лесной прогулки Степа потерял всякую надежду выбраться из этого проклятого места самостоятельно. И его можно было понять. Довольно сложно видеть перспективу и смысл в преодолении чего-то бесконечного. Куда ни пойди, везде тебя будет ждать только повторение увиденного и ничего больше. На неисчислимые километры вокруг только асфальт, проминающийся под ногами, дорожные ограждения и лес.
Степа пару раз наклонился к ступням своих ног, затем помахал руками, не на шутку запыхался и решил закончить на этом непродолжительную зарядку. Тем не менее, довольно простые упражнения возымели эффект. Неприятные ощущения в затекших конечностях прошли, хрип в пересохшем горле уменьшился, а туман в голове рассеялся. Вместе с улучшившимся самочувствием поднялось и настроение. К нему вернулся вчерашний боевой запал и мысли суетливо заметались в черепе в поисках выхода из сложившейся ситуации.
Естественно, никаких «светлых мыслей», как вчера, у Пивоварова не родилось, но, ведомый желанием жить, он просто не мог оставаться на месте. Его тело инстинктивно требовало действий и он, не придумав ничего лучше, решил продолжать путь пешком. Тем более, что в тот момент, как кондиционер в автомобиле остался без топлива, «Шевроле» начало неумолимо превращаться в духовку, а строить убежище Степа не хотел и не умел.
Порывшись в автомобиле в поисках хоть чего-то, что могло принести пользу в предстоящем долгом, и, возможно, последнем путешествии, он пришел к выводу, что брать с собой особо то и нечего. Единственным, что представляло сейчас для него хоть какую-то ценность оказалась загадочная коробка с кодовым замком. Он не знал, какую практическую пользу она может ему принести, но любопытство и разгоревшийся в нем спортивный интерес не давали просто оставить ее здесь. Поэтому, поправив на голове импровизированную куфию из пиджака и покрепче зажав подмышкой коробку, Степа на прощание помахал рукой «Каптиве» и вяло зашагал вдоль дороги.
Он шел и шел, ощущая под ногами мягкий и упругий как плоть асфальт. Хоть кроны деревьев и образовывали купол над дорожным полотном (ведь иначе это не назвали бы тоннелем), но полноценной тени они не отбрасывали и совсем не спасали от жары. Скорее наоборот, усугубляли ее, удерживая горячий воздух внизу.
Когда-то давно Степа смотрел по телевизору передачу про Австралию. В ней мужчина, походивший на немытого бомжа рассказывал основные правила выживания в Австралийской саванне и одно из них почему-то крепко осело в его памяти. Оно звучало примерно так: «Ни в коем случае не стоит останавливаться на отдых в полутени.» И это имело определенный смысл, ведь она не давала такой хорошей защиты от солнца как полная тень, и риск получения теплового удара оставался, но человек при этом о нем совершенно забывал, ведь он в спасительном тенечке, что может случится?
Шагая вперед Степа прокручивал раз за разом в голове это правило и становился только грустнее. Рано или поздно его силы закончатся и нужно будет сделать привал, а исходя из слов немытого Австралийского бомжа/эксперта по выживанию, это был верный путь к тепловому удару, шоку и смерти. Степа очень не хотел смерти. По сути, единственное, чем он занимался вот уже вторые сутки, так это старался не умереть. С другой стороны, он этим занимался и до того, как попал в тоннель. Даже более того, каждый человек в мире, только и делает, что старается всеми известными ему способами отсрочить собственную смерть. Ну за исключением тех немногих, типа Саши, что сами заканчивают гонку с неизбежностью.
Плавно дрейфуя от мыслей о коварных свойствах полутени к философствованиям на тему жизни и смерти, Пивоваров крайним умом решил пожевать листья. Вне контекста это решение выглядит довольно странным, но для Степы оно имело определенный смысл. От жары и жажды его губы изрядно потрескались и теперь, как по текстуре, так и по цвету, напоминали иссушенную землю. Чтобы в полном отсутствии слюны хоть как-то смочить их он и решил пожевать листья.
Не сбавляя темпа, он на ходу сорвал целую жменю, выбрал из нее самый мясистый и сунул в рот. На вкус лист оказался совсем не таким, как ожидал Степа. Невероятная горечь в купе с отчетливой сладостью гнилого мяса. Да, именно гнилого мяса. Степа хотел выплюнуть отраву, но было слишком поздно и его живот моментально скрутило в рвотном позыве.
Вытерев рот болтавшимся у плеча рукавом пиджака, Пивоваров раздраженно швырнул охапку листьев обратно в лес, затем прошел несколько метров, пошатнулся и упал.
«Ничего страшного, — подумал он, лежа на спине и прижимая коробку к груди, — просто немного закружилась голова, вот и все. Сейчас минутку другую отдышусь и дальше пойду. Сейчас, только одну минутку…»
Его глаза сами собой закрылись, и он тут же провалился в небытие.
***
Снова этот странный сон. Пустыня, раскинувшаяся до самого горизонта и он, маленькая черно-белая точка среди бесконечных дюн. Он идет и идет, оставляя за собой причудливую ниточку следов на песке, а ветер так и хлещет по лицу, пытаясь сбить с ног.
***
На этот раз Степа проснулся не от жары, а от странного чувства. Он, кряхтя, приподнялся и осмотрелся по сторонам. Вокруг был все тот же асфальт и лес, но что-то все же изменилось. Он не совсем мог понять, что именно, но организм точно подавал какие-то сигналы, к которым стоило прислушаться. А потом он вспомнил Сашины слова про то, что он в тоннеле испытывал жуткое чувство, будто за ним кто-то следит и все стало на свои места. Действительно, сейчас Степа всем телом ощущал чье-то присутствие, чей-то тяжелый взгляд на своем затылке.
— Кто здесь? — он спросил так громко, как только мог, но сухое горло вместо крика выдало слабый хрип.
— Кто здесь?! — повторил он, пристально вглядываясь в лабиринт из стволов и листвы.
Из-за жары и жажды голова слегка кружилась и деревья, казалось, плясали вокруг Пивоварова. Они гнулись, хоть в этом месте не было даже намека на ветерок, их ветви сплетались вместе, как сплетаются пальцы у пары танцоров, выполняющих сложное па, а кустарник потрескивал, аккомпанируя и выдавая ритм для этой адской пляски.
Пивоваров, не в силах стать на ноги, перевернулся на живот и пополз. Он хотел скрыться от этого ужасного чувства, он хотел убежать от этого жуткого взгляда, устремленного на него из дебрей, он хотел, чтобы деревья прекратили танцевать. Стирая локти и колени до крови, он полз, уткнувшись носом в серую монотонность асфальта и плакал от страха. Он молил всех богов, которых мог вспомнить, о спасении, просил их забрать его отсюда, перенести в любое другое место. И даже если этим местом окажется сама преисподняя, он будет счастлив, ведь там, скорее всего нет асфальта. Он шептал молитвы вслух, чтобы заглушить смех, да, именно смех. Деревья, извиваясь в причудливой пляске смеялись над ним, они надменно хохотали, над жертвой, так просто попавшейся в этот зеленый капкан. Они смеялись над ним, вырывая свои корни из земли, обступая его все плотнее и плотнее, а по их шершавой коре струилась кровь.
***
Степа с криком проснулся. Теперь по-настоящему. Отчетливое ощущение абсурдности происходящего его не покинуло, но сейчас он точно знал, что бодрствует, хоть и не совсем понимал откуда.
— Так это все был только дурной сон… — с облегчением выдохнул он и пошатываясь встал на ноги, затем краем глаза заметил, уже успевшую порядком подсохнуть, лужицу собственной желчи на асфальте и добавил, — ну почти все.
Если бы у Степы с собой были часы, то он бы знал, что подходили к концу уже вторые сутки его заточения в аномальном тоннеле, который все больше и больше казался живым. Теперь, после того отвратительного послевкусия гниющего мяса, который оставил во рту местный листик, словосочетание «живой тоннель» приобретало более глубокий и пугающий смысл.
— Пойдем, коробочка, нам здесь не рады, — Степа наклонился за загадочным Сашиным подарком и чуть снова не оказался на земле. Головокружение было достаточно сильным, но он морально был к нему готов и все же устоял на ногах.
— Идем, пока эти твари снова не начали ржать, — он прижал обеими руками на удивление прохладный металл к груди и зашагал вперед, продолжая свой бесконечный поход в никуда, свою отчаянную попытку выжить без плана и стратегии. Просто бездумная медленная гонка со смертью, в которой он не мог выиграть, но собирался убегать как можно дольше.
— Слушай, коробочка, — Степа не знал, говорит он вслух или же эта способность покинула его, — а Саша не передавал тебе никаких посланий? Может записка какая, или что устно просил передать? Нет? — он поднес коробку к уху, — Я так и думал. Да, я знаю, коробочка, он всегда был таким скрытным. Никогда не угадаешь, что у этого гаденыша на уме. Был пацан как пацан, в футбол вместе гоняли, дрались с уродами из двора напротив… Нет, ты не подумай, они не инвалиды, обычные дети, просто мы тогда их уродами считали. Как почему? Они же из двора напротив – значит враги. Конечно, а ты как думала? Люди то еще дерьмо… А потом раз и он уже писатель. Ишь че, важная шишка. Знать меня не знает и даже на дни рождения зовет нехотя. Что говоришь? Да, точно, не ровня я ему, наверное, был, со своими девятью классами и ПТУ. Гусь свинье не товарищ. И женился так же. Ни слова от него, ни смски, а потом БАХ! Звонит мамке и говорит, что уже свадьбу сыграл. Вот и что после таких делов думать прикажешь, а, коробочка?
Пивоваров, расстроенный собственным монологом, сплюнул, а вернее сделал вид, что сплюнул, на обочину.
— Что говоришь, коробочка? — он снова поднес ее к уху, — попробовать влезть в его шкуру? Это типа повеситься или как? А-а, — он протянул это «а» так, будто понял, о чем ему толковали, — Пойму, как он думал и, может быть, пойму какой код! Ну ты, коробочка прям молодец. С твоим умом хоть в депутаты. Ни за что бы до такого не допер. И как мне влазить? Что делать то надо? О чем мог думать писака, смотря на петлю? Я бы на его месте думал про петлю, по-моему, очевидно. Нет? А что тогда? О семье?! — Степа хрипло рассмеялся, — О семье этот козел в последнюю очередь думал, это уж точно. Ну и что, что записку мне оставил? А подарок тот, так вообще бессмысленный кусок железа, хотя ты и сама знаешь… Ну ладно, ладно, только не ори ты так. Предупреждал он меня про тоннель, ну дык кто же мог знать, что это правда?.. Ну хорошо, может и думал он о семье, но поздновато, как по мне, было. И как это с кодом поможет?
Тут Пивоваров запнулся, будто ему действительно ответили. В его плавящемся от невыносимой жары мозгу ярким огнем загорелась огромное как вся вселенная слово «МАРА». Последние слова Саши, были не про Марину, не про хреновую полицию и даже не про извинения перед братом. Нет, послание с того света было про мару и только про нее.
Степа остановился и посмотрел на кодовый замок. Он знал, что правильный ответ на загадку коробки – мара. Он был уверен в этом настолько, насколько мог быть уверен вообще в чем-либо.
Он стоял посреди дороги, и пялился на замок, скрипя поржавевшими от жажды шестернями в попытке хоть как-то применить полученное из ниоткуда знание. И ему в этом деле снова помогла «светлая мысль». После прошлой встречи он ждал ее так долго и так жадно, что обрадовался ей как обрадовался бы кружке прохладной воды.
Саша был писателем и словами зарабатывал себе на жизнь. Но как можно было запихнуть слово в цифры? Правильно, по буквам. Звучит тупо, но если разобраться, то все станет на свои места. Каждая буква алфавита имеет свой порядковый номер, а с номерами в кодовом замке все гораздо проще.
— Мара. Первая буква М, — Степа начал считать, одновременно с этим загибая пальцы на руке, — А Б В… М. Четырнадцать. Это две цифры, а в пароле всего четыре, значит все слово не влезет… Но что, если...?
Он предположил, что раз самая большая цифра каждого барабана, это девять, то нужно посчитать насколько четырнадцать больше девяти. Вышло пять.
Считая в уме порядковые номера букв и крутя барабанчики кодового замка, Пивоваров казался себе Нобелевским лауреатом, совершающим величайшее открытие в истории человечества и от части он был прав. Если учитывать, что в этой бесконечности тоннеля он был единственным человеком, то его единственное открытие, в отсутствии конкурентов, и было величайшим.
5191
ЩЕЛК
Сердце Степы дрогнуло от этого еле слышного щелчка. Все, тайна металлической коробки сейчас откроется перед ним. Оставалось только сдвинуть крышку, но этого он сделать не мог. Вредная привычка терзать себя сомнениями снова проявила себя, и он застыл в нерешительности.
А что, если внутри ничего нет? Просто нелепая Сашина шутка. Он сейчас лежит там, на кладбище, и ржет так же как ржали те деревья из сна. Хохочет, надрывая свой разбухший синий живот. Или еще хуже, внутри окажутся обычные бесполезные бумажки типа последней редакции завещания или пачки долларов, припрятанных на черный день.
— Не откроешь – не узнаешь, — заключил Степа, затем зажмурился, чтобы процесс прошел менее болезненно, и сдвинул крышку.
***
Пивоваров младший танцевал. Это был очень неуклюжий, неловкий танец, отдаленно напоминавший джигу, но Степе было абсолютно плевать. Он, с несколькими золотыми цепочками на шее и жменей дорогущих серег в одной руке, кружился вокруг открытой коробки и подпевал торжественной музыке, которую слышал у себя в голове. Для этого танца у него нашлись и силы, и повод, ведь во второй руке Степа крепко сжимал открытую бутылку редкого коньяка. Он отпивал из нее по глотку, и кружился вокруг открытой коробки, как пират, откопавший давно забытый всеми клад.
Когда бутылка опустела на треть, а дыхание окончательно сбилось в прерывистый хрип, Степа, держась за правый бок присел на дорожное ограждение. Сейчас, немного успокоившись, у него появилось время как следует разобраться в содержимом подарка.
Положив коробку себе на колени, он стал рыться в украшениях, занимавших большую часть ее пространства. На дне, среди внушительного количества серег брошей и колец он обнаружил странный сверток и конверт, в котором оказалось очередное послание от мертвеца.
Надеюсь, пароль был не слишком сложным.
Здесь находятся все драгоценности, мои и моей жены Марины. В свете последних событий я не верю в честность наших правоохранительных органов, а потому, передаю их тебе тайно. Так же я положил сюда и бутылку Hennessy. Этот коньяк твой ровесник. Я купил его еще до свадьбы и хотел выпить его вместе с тобой на твое тридцати пятилетие. Извини, что не дотерпел.
В последнюю очередь, но не последним по значению, я положил сюда оберег, который я сделал своими руками, и который хранит в себе частичку меня. Ты найдешь его в маленьком свертке. Я верю, что он будет напоминать тебе обо всем хорошем, что было исправно оберегать от всего плохого, что будет.
Степа отхлебнул еще глоток из бутылки и поставил ее на обочину, затем извлек со дна коробки, упомянутый в записке сверток и аккуратно его развернул. Внутри оказался небольшой матовый пузырек, подвешенный на скромную, по сравнению с остальным содержимым коробки, серебряную цепочку. Он поднял пузырек над головой, но даже яркое полуденное солнце было не в состоянии просветить его. Единственное, что он понял наверняка, это то, что в пузырьке была какая-то довольно темная жидкость.
— М-да, не густо. Мог бы хоть пистолет сюда положить, чтоб я застрелился. Хотя, и мой ровесник вполне сгодится.
Степа небрежно накинул серебряную цепочку себе на шею, поверх тех золотых, что он успел нацепить ранее и снова потянулся за бутылкой. Он подумал, что раз от Сашиного уже совсем не таинственного подарка пользы как с козла молока, а идти вперед было тупо и бесперспективно, то упиться тридцати пятилетним коньяком, который стоил дороже чем его собственная жизнь, не такая уж и плохая идея. Между вариантами «Долгая и мучительная смерть от жажды» и «Веселая кончина в алкогольном угаре» Степа выбрал второй не задумываясь, но ему помешала одна странность.
Когда пальцы Пивоварова уже почти коснулись горлышка бутылки произошло то, чего он, при учете всех пережитых за последние двое суток событий, совсем не ожидал. Матовая колбочка, свисавшая с его шеи, случайно зацепила жестяное дорожное ограждение, и оно слегка сдвинулось, при этом съеживаясь как какой-то слизняк.
От неожиданности Степа вскочил на ноги и, как ему показалось, немного протрезвел. Коробка свалилась на асфальт и оставшиеся в ней драгоценности вывалились наружу, разлетаясь и укатываясь во все стороны.
— Коробочка, ты это видела? — сам не зная зачем, спросил Степа. Ему казалось, что от этой нескончаемой жары он сходит с ума. — Скажи, что ты тоже это видела.
Ответа, естественно не последовало. Тогда он поднял с асфальта какое-то кольцо и бросил его в ограждение. Раздался предсказуемый звон удара металла о металл.
«Значит показалось» — подумал Степа, но сам не верил в эту мысль. Он вспомнил тот отвратительный вкус гнилого мяса и готов был поклясться, что укуси он сейчас ограждение, то снова почувствовал ту сладость.
— Прикрой меня, — он снял с шеи амулет и сделал осторожный шаг в сторону обочины, затем еще один и еще, пока не оказался на расстоянии вытянутой руки от жестяного ограждения. Аккуратно поднеся амулет поближе, он дотронулся им до металла и тот, как и в первый раз, скукожившись, выгнулся, избегая прикосновения.
— Ага! Видала? Видала? Я не сумасшедший! Оно шевелиться. Смотри! — он с ликующим видом отвел амулет и ограждение приняло свою привычную форму, — Вот так дела… Только дальше то что?
Он забрал бутылку коньяка и задумчиво сел прямо на асфальт, рядом с разбросанными украшениями.
— Ну допустим, тоннель реально живой, — сделав пару глотков, продолжил он думать в слух, — и ему не нравиться эта склянка. Мне то какой с этого прок? Выбраться отсюда я все равно не могу…
Ведомый навязчивым желанием узнать содержимое пузырька, Степа сделал еще один большой, обжигающий горло, глоток и, прищурившись попытался хоть что-то разглядеть сквозь мутное стекло. Попытка не увенчалась успехом.
— Ой, да и хер с тобой. Тоже мне, память…
Он как следует раскрутил амулет и со всей силы ударил его об асфальт. Стекло, фонтаном блестящих брызг, разлетелось во все стороны оставив на месте удара бурое пятно.
Вдруг весь тоннель содрогнулся в огромном спазме и по дорожному полотну прокатилась волна ряби.
— Ого, — Степа с глупой улыбкой огляделся по сторонам, — По-моему, я что-то сломал.
Он и представить себе не мог, как близко к истине было его заявление.
Перечитав всю оккультную литературу, до которой только мог добраться Пивоваров старший, он узнал о многих вещах, в том числе и о силе амулетов. С целью создания оберега, он заговорил собственную кровь, тем самым превратив ее в яд. По случайному, но тем не менее счастливому для Пивоварова младшего стечению обстоятельств, лужица именно этого яда сейчас растекалась по огромной пищеварительной системе, которой по сути и являлся живой тоннель.
Асфальт под ногами Степы ходил ходуном, дрожа и вибрируя. Дорожные ограждения потеряли свой прежний тонус и аморфными серыми лентами растянулись вдоль обочин, исчезая за ближайшим поворотом, угол которого, к слову, все время менялся. Лес, окружавший дорогу ощерился ветками и скрежетал в едином болезненном припадке. Весь тоннель, казавшийся ранее бесконечным, теперь выглядел жалко. Он извивался в своеобразном рвотном позыве, пытаясь исторгнуть из себя отраву, и вся иллюзия пространства при этом рушилась, словно сложный фокус, исполненный аматером.
Окруженный коллапсирующим в предсмертной агонии огромным живым организмом, Степа метался из стороны в сторону, паникуя и не понимая, что происходит. Его опьяненный дорогим алкоголем мозг уже был не способен выдавить из себя даже намека на осмысленность, а когда пожелтевший и сморщившийся асфальт наконец дав слабину лопнул, пропуская через образовавшуюся щель луч яркого искусственного света он прыгнул в нее не раздумывая.
***
В три часа ночи самосвал, под завязку загруженный ломом, ехал по своему привычному маршруту, по которому еще с десяток подобных самосвалов из года в год два раза в неделю возят сырье на завод, на переплавку. Неосторожные ветви деревьев, плотно обступавших дорогу, хладнокровно срезались высокими бортами самосвала, поддерживая тем самым форму тоннеля относительно прямоугольной. Водитель бы спокоен и бодр, одной рукой он придерживал руль, а другую свесил в приоткрытое окно. В магнитоле играл шансон и за бортом стояла предрассветная тишина. Затем эта идиллия оборвалась визгом шин и пронзительным звуком клаксона.
Позже, когда на место приедет полиция и скорая помощь, они попробуют собрать из останков того, что намоталось на задние колеса самосвала нечто, отдаленно напоминающее Степана Пивоварова, но сейчас там был только нищий водитель и золотые украшения, разбросанные по дороге.
Автор: aleksandr.luchaninov
Источник: https://litclubbs.ru/articles/5661-veschi-mertveca.html
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
#вещи #мертвец #брат #смерть #мистика
Понравился рассказ? У вас есть возможность поддержать клуб.
