По следам путешествия по Золотому кольцу хочется вспомнить интересный документ XX века, воспоминания Натальи Владимировны Урусовой. О своём посещении Ярославля писала здесь.
В зарубежном издании книге было дано название «Материнский плач Святой Руси». Это свидетельства человека «той России, которую мы потеряли», пережившего ужасы революции и рассказавшего нам о том, как выживала интеллигенция, дворяне, «бывшие» люди.
Княгиня Урусова (1874–1963), жена управляющего банком в Ярославле и мать семерых детей, застала революцию зрелым, глубоко верующим человеком. В России она за послереволюционные годы потеряла своих детей, муж её оставил. Она заняла непримиримую позицию по отношению к декларации патриарха Сергия (Страгородского) и примкнула к катакомбной церкви.
Наталия Урусова находилась под Москвой, когда в Великую Отечественную войну немцы заняли Можайск. «При отступлении немцы увозили беженцев, я была среди них, я оставляла за собой все дорогое на земле». Для неё начинаются годы эмиграции. Последние свои годы она проводит в предместье Нью-Йорка – Си-Клиффе, пишет воспоминания о том, что пережито на родине.
Вот набережная Ярославля в наше время.
А вот что было в этом городе в июле 1918 году. Покажем всего несколько дней в начале послереволюционной трагедии рассказчицы, а ведь Урусова проживёт более 10 лет в такой обстановке, спасая маленьких и больших детей.
«В конце июля 1918 г., мои два старших сына уехали в Саратов по Волге, чтоб купить муки на зиму; все стало сразу дорого и главное трудно было достать. Ожидался голод. Я осталась с пятью детьми. Старшей дочерью 17 лет, дочерью 14 лет, сыном 10-ти лет, дочерью 6 лет и сыном 3‑с половиной лет. Большую часть прислуги я уже отпустила, т. к. трудно стало ее содержать; и вот после резкого долгого звонка входит молодой парень комиссар и с ним несколько красноармейцев. Он обращается ко мне со словами: «В трехдневный срок очистите нам Вашу квартиру, она нам нужна». Я отвечаю: «Как же я могу справиться за 3 дня, ведь сколько комнат и все меблированы», а он заявляет: «Ну насчет этого мы Вам поможем! Товарищи, эти два зеркала (зеркала были очень высокие и красивые) вы отвезете ко мне на квартиру, этот шкапчик, где старинный фарфор, тоже». Я с удивлением решилась возразить: «Как же так? Ведь это моя собственность», на что получила короткий, безапелляционный ответ: «Гражданка, теперь собственности нет!» Он продолжал, обращаясь к красноармейцам: «Оба рояля и электрические арматуры отвезете в народный дом». И со словами: «Так, в трехдневный срок, вы должны выбраться, а если нет, то мы сами всем распорядимся», ушел».
Урусова понимает, что жаловаться некому, и ищет пристанище. Знакомый принял участие в трудном положении её семьи и предложил пока пожить на даче на другом берегу Волги у самой реки. Семья переехала. Начался спокойный летний день, который не предвещал ничего тревожного.
«Так прекрасно было там после города и его волнений. Сосновый аромат, абсолютная тишина, нарушаемая только пароходными свистками с мощно текущей в расстоянии трех минут от дачи Волги. Дети в восторге, и я решила в этот день не ходить в город и отдохнуть и телом и душой в этом земном раю; но, увы, недолго продолжался этот мир покоя, всего несколько часов. Около шести вечера в городе затрещали пулеметы. Сперва я подумала, что это какое-нибудь учение, но нет; стрельба беспрерывная меня взволновала, и я, оставив маленьких с гувернанткой, с двумя старшими девочками пошла к парому, чтоб осведомиться о том, что такое происходит. <...>
Подходя к городу, мы почувствовали необычайную тревогу при виде бегущих людей к Волге, и от Волги, с парома. В городе восстание против большевиков. О том, что было организованное восстание белых, я узнала только в 1943 г., когда приехала в Берлин и потому пишу то, что слышала в то время. Несколько гимназистов старшего класса, поддавшись провокации полковника Перхурова, уверившего молодежь, настроенную контрреволюционно, что близко англичане, ,,якобы идущие на помощь для свержения большевизма, подняли восстание. На англичан в то время от мала до велика возлагались такие надежды, как на освободителей, что сам Патриарх Тихон, поддался им, спрашивая и интересуясь (я лично от него слышала это), где же англичане, идут ли они и приближаются — ли к нам? Эти надежды всех на силы человеческие не оправдались и распространялись, только провокаторами, подобными Перхурову. Так вот, несчастные юноши убили ночью несколько спавших комиссаров — латышей, и из Москвы пришел приказ ни одной души из города не выпускать, даже женщин и детей, закрыть все заставы и сжечь город, этот старинный город Ярославль, известный в истории России своими древними церквами и старинной архитектуры, со всеми жителями! Факт неоспоримый, который, если будет когда-нибудь бесстрастный суд истории, откроет глаза миру на ту власть, которой легкомысленные с одной стороны, и глубоко продуманные умы с другой, предали царскую Россию. С моей дачи, открытой на Волгу, город был виден, как на ладони, и с маленького балкончика на «бельведере» я без бинокля, видела все здания. Часов около 12-ти ночи, раздался первый выстрел по городу из тяжелого орудия. Подъехали из Москвы бронепоезда. Почти каждый выстрел вызывал пожар в рухнувшем здании. Я почти не могла спать, только прикладываясь на самое короткое время, когда уже не было сил, и все время стояла на балкончике. Зарево было на 100 верст видно кругом, и у нас можно бы было читать ночью от красного, страшного света».
Через несколько дней – яркий свет и свист пуль. Семья срочно эвакуируется на телеге, рискуя оказаться под обстрелом. Чудом все остались живы.
«Объяснился обратный обстрел тем, что в деревне за лесом, крестьяне убили тоже двух латышей комиссаров и деревню приказано было сжечь; обстрел был через дачу. Она осталась цела и по окончании разрушения города, мы в нее вернулись. Во время обстрела на моих глазах, загорались и рушились церкви и здания. Я видела, как загорелся и сгорел знаменитый Ярославский лицей, с его всемирно известной библиотекой».
А в конце книги, когда рассказывается о том, как удалось вырваться из СССР, Урусова отмечает настроение её единомышленников:
«Тяжелый камень, давивший сознание, что Россия подпадает под власть иностранной державы, в то утро все же как бы свалился с плеч; у меня, у всех, любящих свою дорогую родину Россию, вырвался вздох освобождения от адской жизни.
В победу Сталина тогда не верили. Немцы под Москвой. Через три дня займут ее и освободят замученных, кто еще жив, из лагерей севера и Сибири, и из страшной Лубянской тюрьмы. Немцев встречали, бросаясь на колени, поднимая руки к небу, благодаря Бога. Люди рыдали и поздравляли друг друга. Это был непередаваемый подъем радости».
Люди рыдали и радовались ОСВОБОЖДЕНИЮ от адской жизни в советской стране! И это голос патриота, человека, любящего свою Россию и видящую страдания простых людей.
А вот такую правду готовы услышать наши современники?
