"Какое растяжимое понятие, а порой просто и необъяснимое. Отбив все атаки под Понырями, мы пошли вперёд...
Сидели мы в одном окопе с пожилым солдатом Гайворонским, дежурным по связи. Он решил закурить. Свернул свою козью ножку. А спичек часто не было, и заядлые курильщики носили так называемую "катюшу" или "крысало". Это трут из легко воспламеняющегося материала или плотно скатанной ваты и хранится в гильзе. Вот её выставляют из патрона, ударяют по камню металлическим предметом, искра попадает на вату и начинает шаять. От этого и прикуривают. А мой Гайворонский никак не может выбить искру. Сбил весь пепел и не смог прикурить. Посмотрел на меня и говорит: "Ты, Аркадий, молодой, проскочи вон в окоп к Евменьеву, прикури мне". "Так я же не курю", - говорю ему. Свернул я неумеючи цыгарку чуть не в палец толщиной, прихватил автомат и натренированным приемом по-пластунски быстро преодолел пространство до траншеи, где был мой друг Толя Евменьев.
- Ты чего же с папиросой? - удивленно спросил он.
- Дай прикурить. Гайворонский нервничает, сбил пепел с "катюши".
А немец ведет методичный обстрел переднего края, то тут, то там слышны разрывы. Прикурил я и хотел выбраться из траншеи, но в это время раздался взрыв в стороне окопа, откуда я пришёл, где оставался Гайворонский. Я прилёг, но тут же вскочил и подбежал к своему окопу. Ужас охватил меня, не помню, сколько я простоял около окопа, где оставался мой товарищ. Смотрю и глазам не верю: там ничего, кроме кирзовых сапог, каких-то тряпок и месива. Понял: прямое попадание.
Уже вечером после боя я чувствовал какую-то горечь во рту. Пью воду - горько, ем сухарь - горько. Толя говорит: "Поковыряй в зубах, может, табак есть". Откуда, думаю? А оказывается во время боя я со страху папиросу съел. Вот так я и закурил впервые в жизни".
Из книги М.А. Киреева "Судьба солдата".
