Закат жизни тайного советника, университетского профессора, заслуженного человека, Николая Степановича такого-то. Позади все в порядке: непрерывный труд, научная деятельность, преподавание, признание, безупречная репутация. Еще раньше – любовь, семья, дети. При этом полное отсутствие порочащих поступков, неосторожных шагов и некорректных высказываний в адрес коллег, а также неподобающих истинному ученому отклонений в сторону политики и литературы. Даже в чтении речей на обедах или на могилах своих товарищей он не мог быть уличен. Кажется, можно подводить итог и спокойно готовиться к ...
Тут хочется ввернуть какой-нибудь эвфемизм, но воздержусь. Вы и сами догадываетесь, к чему.
Но не тут-то было. Все в конце жизни тайного советника стало не так ясно и просто, как было прежде.
Во-первых, бессонница. Ну, этим нас не удивишь.
Во-вторых, исчезла куда-то семья. То есть де-юре семья существует, жена и дочь, некогда любимые и любящие, рядом, на месте, сын-офицер, порядочный человек, служит в Варшаве, но нет теплоты в отношениях, растворились во времени те незримые, но ощутимые даже для посторонних людей нити, которые прочно привязывают друг к другу членов благополучных во всех отношениях семей.
В-третьих, нужда! Известный ученый, профессор и тайный советник нуждается! Ему не достает жалованья, чтобы не думать о мелких долгах и грошовой экономии на продуктах. Очевидно, научная и преподавательская деятельность, как во времена «свинцовых мерзостей царизма» не считалась, так и в новейшее время не считается у нашего богоспасаемого государства достойным ремеслом.
В-четвертых, и это, пожалуй, главное, исчез интерес к жизни, ничто не радует и порой накатывает такое отчаяние… При этом надо разговаривать с женой о детях, о ценах на сахар, целовать дочь, принимать студентов-двоечников, докторантов, коллег и давать советы взрослой и уже разочарованной жизнью любимой воспитаннице Кате, как жить дальше. И это в то время, когда совершенно непонятно, как жить дальше самому.
Да, еще вот что: нездоровье, болезнь. Жить осталось по собственным оптимистическим прогнозам не более полугода.
При этом надо еще мириться с присутствием в доме жениха дочери, которой, по мнению матери, пора замуж, терпеть его за обедом, выслушивать его банальные сентенции и мириться со всем его самодовольно-глупым обликом, борясь с искушением нахамить всем, швырнуть салфетку на стол и удалиться.
Одно удовольствие осталось в жизни – чтение лекций. «Никакой спорт, никакие развлечения и игры не доставляли мне такого наслаждения, как чтение лекций. Только на лекции я мог весь отдаваться страсти и понимал, что вдохновение не выдумка поэтов, а существует на самом деле. И я думаю, Геркулес после самого пикантного из своих подвигов не чувствовал такого сладостного изнеможения, какое переживал я всякий раз после лекций».
Да и то было раньше, а сейчас одно мучение.
«Опять ложусь я в постель и начинаю придумывать, какими бы занять себя мыслями. О чем думать? Кажется, все уже передумано и ничего нет такого, что было бы теперь способно возбудить мою мысль. …Каждое чувство и каждая мысль живут во мне особняком, и во всех моих суждениях о науке, театре, литературе, учениках и во всех картинках, которые рисует мое воображение, даже самый искусный аналитик не найдет того, что называется общей идеей, или Богом живого человека.
А коли нет этого, то, значит, нет и ничего».
Профессор командирован семьей в Харьков, на разведки, с целью выяснить имущественное положение жениха дочери, семья которого, по его же словам, занимает в Харьковской губернии видное положение и владеет там же не то имением, не то иной недвижимостью. В Харькове никому ничего не известно ни о самом женихе, ни о его семье.
Финал. Короткая встреча и прощание с Катей, нарочно приехавшей к Николаю Степановичу в Харьков, в гостиницу, чтобы узнать у него, как ей жить дальше, и ничего, конечно, не узнавшей. Прощание с Катей похоже на прощание с жизнью.
Строго говоря, жизнь с ним уже попрощалась, а теперь попрощалась и Катя, единственный человек, к которому сохранилось теплое чувство. Ушла, не получив ответа и не оглянувшись.
