Более всего Варенька боялась встречи с именитыми и родовитыми родственниками мужа Евгения Петровича, хоть и прожили они в браке уже более десяти лет и на свет воспроизвели уже шестеро (еще ребенок был "на подходе") отпрысков княжеского достоинства, но все равно ей было как-то не по себе. Да и сама Варвара Самсоновна была уже настолько хорошо образована и держалась подстать светской даме, но внутренним чутьем понимала, что проблемы из-за ее происхождения при знакомстве с семьей мужа могут возникнуть.
Титулованная родня Евгения Петровича встретила невестку-простолюдинку очень осторожно и настороженно. Какой конфуз! Потомок Рюриковичей Евгений Петрович шокировал светское общество двух столиц, привезя с собой из ссылки жену-простолюдинку да еще с оравой "княжат". Сам Евгений Петрович был лишен титула и не восстановлен после амнистии, о Варваре Самсоновне и говорить нечего, у нее титула никогда и не было, зато дети... Зато амнистия Александра II коснулась сыновей Оболенских: им было присуждено (возвращено) княжеское звание. Даже подорожная из Ялуторовска до Санкт-Петербурга была выписана на малолетних князей Оболенских. А желчный друг Пущин подтрунивал по этому поводу: «Оболенский хоть сам и не князь, но князей на свет производит».
В Москве в XIX в. злые языки и так шутили, что прогуливаясь по Тверскому бульвару, среди встреченных десяти человек, по крайней мере, один или одна будут из князей Оболенских. И действительно Оболенские были самым многочисленным среди всех родов, произошедших от черниговских Рюриковичей, насчитывающих не одну сотню представителей. А тут количество возросло, но "не качество".
Впрочем, надо отдать должное Оболенскому: за десять с лишним лет брака он хорошо сумел воспитать свою супругу бывшую крестьянку, а затем няню дочки Пущина Варвару Самсоновну Баранову. Ведь жена Варвара Баранова годилась в дочери Евгению Петровичу Оболенскому. При знакомстве с семьей мужа Варенька держалась с таким достоинством, что, несмотря на предубеждение знатной родни супруга, сумела снискать уважение к себе. «Они обворожены ее умом и наружностью... Как Евгений Петрович должен быть счастлив!» — восторженно писала Пущину воспитанница Матвея Муравьева-Апостола Августа Созонович.
Наконец-то Оболенские вернулись в Россию после ссылки. В Москве среди многочисленной родни Евгения Петровича Оболенского встречали А. В. Протасьев, сестра Варвара Петровна, брат Константин. Сестра же Наталья Петровна, переехавшая в Калугу, где ее муж когда-то служил губернатором и где у нее был свой дом, овдовевшая за год перед приездом семьи брата, приготовила в Калуге все для встречи Оболенских. Еще когда Оболенские жили в Сибири, в семье все было решено, что брат Евгений со своей семьей поселится у Натальи Петровны, и они будут жить вместе. Евгений и не сопротивлялся, жить все равно негде, а средств на покупку отдельного жилья нет, да и с детьми должен же кто-то помогать.
Вскорости в Калуге у Оболенских родилась дочь Елена. Так сестра Наталья Петровна полюбила ее, как родную, о чем Евгений Петрович и оповестил друга:
"... Сестра в восторге от рождения девочки. Она так ухаживает за ней и рада, когда может сама что-нибудь похлопотать около нее... " и "наш семейный быт, друг Пущин, таков, что лучшего я не желаю никогда."
Не смотря на радушный прием родственников Евгения Петровича, Варвара Самсоновна все равно чувствовала себя чужой для них, у нее не оказалось ничего общего с сестрой Евгения Петровича - Натальей Петровной, которая до самой своей смерти дружелюбно к ней относилась.
Сам же Евгений Петрович огорчил родственников тем, что свел раньше времени в могилу отца - Петра Николаевича (мать - Анна Евгеньевна умерла еще в 1810 г), примкнув к заговорщикам и возглавив восстание, а теперь вновь эпатировал титулованную родню, привезя в дом безродную жену.
Напомню, что князь Евгений Петрович Оболенский (1796–1865) был декабристом, состоял в звании гвардии капитана, состоял членом «Союза спасения», «Союза Благоденствия» и "Северного общества", и он был избран начальником штаба и командующим восставшими войсками вместо Сергея Трубецкого накануне выступления 14 декабря 1825 на Сенатской площади. Е.П. Оболенский возглавил уже обреченное восстание за час до его разгрома, восставшие были заперты в плотном кольце войск, подтянутых Николаем I к Сенатской площади. А для Оболенского возглавить восстание значило самому подписать себе смертный приговор. В ходе восстания он зачем-то штыком ранил графа Михаила Андреевича Милорадовича, который убеждал войска, присягнувшие Константину Николаевичу (который отрекся), все же присягнуть Николаю I. А затем Петр Каховский выстрелом добил Милорадовича в спину. Оболенский дал приказ "идти за шинелями в полк", это был предлог, чтобы сдвинуться с площади, перейти к активным действиям, чтобы прорваться через кольцо окружения. Но было уже поздно. По приказу Николая артиллерия в упор стала расстреливать восставших картечью.
Оболенский был арестован и 15 декабря и заключён в Петропавловскую крепость, осужденного заковали в ручные кандалы 17 декабря 1825 года, а расковали через месяц с небольшим - 1 февраля 1826 года.
Князь Оболенский был любимцем всех декабристов, но слыл личным врагом императора Николая I, который писал: "В то самое время, как я возвращался, провезли мимо меня в санях лишь только что пойманного Оболенского... Следив давно уже за подлыми поступками этого человека, я как будто предугадал его злые намерения и, признаюсь, с особенным удовольствием объявил ему, что не удивляюсь ничуть видеть его в теперешнем его положении пред собой, ибо давно его черную душу предугадывал. Лицо его имело зверское и подлое выражение, и общее презрение к нему сильно выражалось ..."
После ареста князь Е.П. Оболенский был судим Верховным судом, признан виновным по I-му разряду и приговорен к лишению всех прав и смертной казни отсечением головы. Но смертная казнь была заменена пожизненной каторгой, которую Оболенский отбывал в Нерчинских рудниках, а в 1839 г. был переведен в Сибирь на поселение.
За время каторги Оболенский сдружился с Иваном Пущиным, и они проживали под одной крышей и в Туринске, и в Ялуторовске. Евгений Петрович, не смотря на свои действия по время восстания, оказался очень скромным в быту и очень религиозным человеком, в отличие от своего друга Пущина, вел жизнь по большей части замкнутую и уединенную. Он не был женат и ни в каких любовных интригах замечен не был.
Интересно то, что незадолго до событий 1825 года Евгений Петрович убил на дуэли своего однополчанина. На самом деле Оболенский не должен был стреляться на дуэли, а дуэлянтом выступал его двоюродный брат со стороны матери Сергей Кашкин. Но Евгений Петрович стрелялся за кузена, чтобы спасти ему жизнь. Брата он спас, но стал убийцей, за что себя презирал и винил. Он хотел как-то искупить свою вину и посчитал, что лучшим искуплением будет, если он женится на простой нетитулованной девушке и осчастливит ее, будет совместно с ней воспитывать детей.
Согласно своей мечте, Евгений Петрович еще, пребывая в Восточной Сибири, пытался принести себя в жертву и жениться на старой, рябой горничной княгини Екатерины Ивановны Трубецкой. Тогда друзьям каким-то чудом удалось отговорить Оболенского от ненужного брака, да он и сам понимал, что в том браке не могло бы быть детей. Следующую попытку Оболенский предпринял спустя несколько лет, оказавшись на поселении в Туринске. Тогда ему опять "не повезло".
Зато "повезло" другу Оболенского Ивану Ивановичу Пущину, любимцу женщин и душе ссыльного общества. На поселении в Туринске Пущин близко сошелся с местной жительницей по имени Аннушка. В результате этого "мероприятия" у Пущина и Аннушки родилась незаконная дочка, названная тоже Аннушкой, в честь матери. Но, переезжая в Ялуторовск, Пущин, вызывая удивление друзей и пересуды туринских обывателей, взяв девочку Аннушку с собой. Поскольку ребенку нужна была няня, Пущин выбрал незамужнюю девицу Варвару Самсоновну Баранову в няньки.
О Варваре Самсоновне Барановой известно, что она была дочерью крепостного крестьянина, но вольноотпущенная, а родилась в 1821 году. Очевидцы пишут, что это была некрасивая крестьянка, зарабатывающая на жизнь тем, что няньчила детей опальных господ. Оттого, что Варенька была нехороша собой, она и засиделась в девках, поскольку даже неженатые ялуторовские парни не больно-то заглядывались на нее, не прельщаясь ни голубыми глазками, ни спокойным, кротким нравом.
А некрасивый 47-летний Оболенский, и раньше не раз желавший жениться на крестьянках, вдруг воспылал чувством к общепризнанно некрасивой, 25-летней Варваре, кроме всего прочего желая принести себя в жертву "простому народу". Видимо, Варвара Баранова была его последней надеждой. Он сделал ей предложение. Все друзья Оболенского, дворяне по происхождению, и в первую очередь Пущин были изумлены, шокированы и возмущены, они считали, что разговоры о женитьбе на крестьянке это не больше, чем колебание воздуха, бла-бла-бла. Все пытались отговить бывшего княза, потомка Рюриковича. Но ради женитьбы на "крестьянке-няньке" Евгений Петрович даже поссорился со своим другом Пущиным, с которым делил дом и ушел на отдельное поселение.
Девушка Варвара, будучи в няньках хоть и у опальных, но все же благородных господ, до этого даже не помышляла о том, чтобы выйти замуж за одного из них, например, хотя бы за Пущина. И уж тем более не испытывала ровным счетом никаких чувств к 47-летнему Оболенскому. Внезапное сватовство бывшего князя повергло Варвару в смятение и изумление не меньше, чем друзей Евгения Петровича, абсурдностью ее будущего брака. И, чтобы избежать его, Варенька обратилась к жене Матвея Муравьева-Апостола Марии Константиновне с просьбой вразумить Оболенского, воспитанница Муравьевых писала: «Если он собирается сделать доброе дело, то лучше бы помог ... материально".
Но все же Варвара хоть и не полюбила вначале "старика", не стала отказываться от предложения, годы уходили, надо же было устраивать свою судьбу.
Так 6 февраля 1846 года, 25-летняя нянька дочки Пущина - Варвара Самсоновна Баранова стала Варварой Самсоновной Оболенской. Кстати на скандальном венчании присутствовали все, кто яростно отговаривал Оболенского - и Пущин, и Муравьев-Апостол с женой и многие другие. А Евгений Петрович Оболенский был совершенно счастлив. Счастлив и в том отношении, что женитьба на ровне не была бы жертвой, а ему нужна была собственная жертва ради блага другого человека. О жертве со стороны Варвары Самсоновны он и не думал.
Друга Пущина и всех других декабристов и представителей какого-никакого ялуторовского светского общества мезальянс Оболенского привел в бешенство. Ведь сам Пущин был отчаянно против женитьбы на сибирячках-простолюдинках, хотя сам и заводил с местными простолюдинками и любовные интрижки, и даже имел от них детей. Но это ж не считается, выж понимаете!))) Иван Иванович даже смирился с женитьбой его лицейского друга Вильгельма Кюхельбекера - "Кюхли" на «толстой и сварливой бабе» Дросиде Ивановне, даже вел с ней переписку и принимал их в гости. А ничего, что именно Дросида Ивановна после смерти мужа стала матерью сына Пущина - Ивана? Но ведь это же совсем другое!
«Вот уже шесть с лишком месяцев они женаты, — писал Пущин бывшему директору лицея Егору Энгельгардту, — а я все еще никак не умею с настоящей точки на это смотреть. Невольным образом, глядя на них, вспоминаю курицу, которая высидела утенка и бегает по берегу, когда тот плавает. Кажется, вообще мало может быть симпатии: и лета, и понятия, и привычки, и связи — все разное. Он говорит, что ему хорошо, а я как-то не верю».
Воспитанница Матвея Муравьева-Апостола Августа Созонович писала в своих воспоминаниях: «...женитьба печалила товарищей не из спеси. Они жалели (!) Евгения Петровича, понимая, что у него не могло быть ничего общего с няней Варей... Товарищи находили, что, во всяком случае, было бы человечнее наделить ее деньгами, а для себя Оболенский мог бы придумать другого рода вериги, тяжесть которых ложилась бы только на него одного».
Неприятие со стороны ялуторовского «высшего света» было единодушным. Не только Пущин, но и все остальные декабристы отвернулись от Оболенских, не признавая этот мезальянс. Евгения Петровича всеобщее осуждение и негодование нисколько не смутило. Напротив, он бы был удивлен, если бы друзья его поддержали. Он мечтал принести себя в жертву и принес, искупая свою давнюю вину.
Уже, спустя год после скандального венчания, Варенька Оболенская научилась читать, считать и писать, держалась, по словам декабриста Степана Семенова, «уже настолько прилично, что отвернувшиеся было от Оболенских декабристы стали принимать их у себя и сами бывали у молодых».
Новый образ жизни был Варваре в тягость, но она заставляла себя следовать правилам великосветского общества, потому что этого хотел ее муж. Потому что он считал, что так лучше для нее, и его мало интересовало, что думают другие.
У Оболенских родилось девять детей, до совершеннолетия дожили только трое. А у Евгения Петровича Оболенского появилась цель - воспитать жену и детей так, как он это понимал. Ежедневным упорным трудом. Вопреки скептически настроенному общественному мнению. Вопреки внутреннему сопротивлению Варвары. Он этого достиг.
После амнистии 1856 года Оболенские уехали из Ялуторовска в Россию. Царь амнистировал их детей и наделил их княжескими титулами, но княжеское звание не вернули их отцу, не стала княгиней и мать Варвара Самсоновна.
Жили Оболенские в Калуге у сестры Натальи Петровны. Евгений Петрович Оболенский умер 26 февраля 1865 года. Он родился в Калуге и умер в Калуге. Перед смертью принимал активное участие в подготовке документов во время крестьянской реформы 1861 года.
Варвара Самсоновна прожила после Евгения Петровича почти тридцать лет. Похоронила за это время всех своих детей. А умерла в 1894 году, прожив 73 года.
Алена Ли.
