Редко бежали из СССР, каждый такой случай – событие. И граница на замке, и сами граждане через нее не рвались. На Западе инфляция и безработица, дома – спокойно и привычно. Очередь на квартиру через пять лет подойдет, на жигули через три, а в следующем месяце в профсоюзе обещали подписку на Дюма и югославские сапоги для жены. Сбежишь – вся эта роскошь достанется кому-то другому.
И все же попытки бежать были, заканчивались они по-разному. Расскажу о трех случаях самых идиотских побегов. Причем, чтобы было честно, идиотами будут не только бежавшие, но и те, кто их ловить должен.
Со Змеиного только в дурдом
Солдат Р. бегать любил. Только прошел курс молодого бойца и принял присягу, как навострил лыжи. Перелезал через забор и был таков. Сбежит и заляжет неподалеку.
Служить ему выпало под Одессой. Весной в колхозном саду нарвет черешни, осенью арбуз прихватит с бахчи, лежит, кайфует и смотрит, как его патрули ищут. Бегал хитро, так, чтобы дезертиром не объявили. Уже на следующий день выходил навстречу патрулю и сдавался: вот он я!
Солдата переводили из части в часть, прорабатывали на комсомольских собраниях. Дежурный каждый день докладывал командиру, что Р. на месте. Не помогало! Он снова и снова пускался в бега.
И командир дивизии ПВО генерал-майор Маханьков вертолетом (во какая честь солдату!) отправил его на остров Змеиный в Черном море.
Это сегодня остров слуху. А тогда – глухое место, радиотехнический центр, пункт наведения авиации. Всем и всеми командует майор.
Солдата отвели в казарму, показали его койку, потом в столовую. Накормили и оставили на ней же работать. После чего перестали обращать на него внимание.
Рядовой Р. удивился. В других частях его проверяли каждые несколько часов (не убежал ли?). Он оглянулся и потрусил по дороге. Через несколько минут уперся в море. Рванул назад, обежал столовую, казарму и снова оказался у воды. Стоял, глядя на бескрайнее море, пока к нему не подошел прапорщик – начальник столовой:
– Ну шо, бегунок? Не видать алые паруса? Турцию не бачишь? Марш, картоплю чистить!
Солдат выковыривал ножом глазки. Картофелины плюхались в воду, словно отбивая его мысли.
«Плавать не умею – плюх! Вертолет прилетит неизвестно когда – плюх! Судно снабжения только через два месяца – плюх! Из транспортных средств только велосипед – плюх! Еще машина ЗИЛ-131…»
Солдат бросил недочищенную картошку. Взял со стола буханку, набрал во флягу воды. Вышел из столовой.
Личный состав смотрел кино, стрекотал кинопроектор «Украина», свет в казарме погашен. Он подошел к своей койке, соорудил куклу, положив свернутую шинель под одеяло. Спрятал в карман военный билет и отправился к автопарку. По дороге подобрал валявшуюся доску.
Грузовик стоял с незапертой кабиной, ключи торчали в замке зажигания. До края скалы метров тридцать, дальше море…
Командир дивизии генерал Маханьков с утра принимал доклады подчиненных. Ракеты исправны, части боеготовы. Небо Одессы и юга СССР под надежной защитой.
Череду докладов перебил звонок пограничников. Дежурный по погрануправлению поинтересовался:
– Товарищ генерал! Есть у вас рядовой Р.?
– В моей дивизии тысячи солдат, – заметил генерал, – может и есть, только какое дело до моих бойцов пограничникам?
– Р. ночью пытался пересечь государственную границу на колесе автомобиля ЗИЛ-131. Греб доской. Задержан пограничным кораблем. При себе имел полбуханки и неполную флягу с водой. При задержании представился, предъявил военный билет…
В тюрьму Р. не попал. Загремел в госпиталь, в специальное отделение, откуда вышел с белым билетом.
Бежать на автомобильной камере? С буханкой и флягой воды? Грести доской? Как глупо! Побег надо тщательно готовить. Все предусмотреть. И тогда… Тогда может случиться, как в семидесятые годы под Ленинградом…
Недолгая радость свободы
Инженер Л. задумал бежать за границу. Человек с высшим образованием и аналитическим складом ума к побегу готовился долго и тщательно. Перебирал возможные варианты.
С Чукотки на лыжах до Америки? На пути голодные белые медведи. Да и Чукотка погранзона, туда нужен пропуск. С юга морем в Турцию на надувном матрасе, гребя веслом?
Достал карту черноморского побережья, карту течений, изучил какие ветра преобладают в разное время. Посидел за калькулятором. Пришел к выводу, что дрейфовать можно и месяц. Вдруг шторм? Бульк, и всё!
Но зачем лететь на Чукотку, ехать в Крым, живя в Ленинграде? На электричке до Карелии и лесом до границы. Залечь, переждать, когда мимо пройдет пограничный наряд. Перебежал контрольно-следовую полосу и ты на свободе.
Несколько месяцев ушло на подготовку. Купил брезентовый рюкзак, компас, туристские ботинки. Карту Карельского перешейка. Кто-то чудил. Или карта или компас. Идя проложенным маршрутом, каждый раз оказывался не там, где планировал. Пока ему по секрету не шепнул знакомый топограф, что карты из ларька Союзпечати специально искажены, особенно Карельского перешейка.
Но Л. не зря был инженером. На чистый лист бумаги нанес координатную сетку, положил компас, рядом поставил транзисторный радиоприемник. Его магнитной антенной можно определить направление на принимаемую радиостанцию.
Из непонятного бормотания выскочило: «Радио Котка», и карандаш прочертил на листе бумаги линию в сторону финского города.
Пеленг на Котку взят. Поймал еще несколько станций. Вот и готова точная карта. Хоть в компасе коммуняки ничего не могли изменить!
Съездил к границе. На последней станции вышел с газетой в руке, встал у желтой бочки и, потягивая квас, наблюдал. Сошедших с электрички встретили патрульный милиционер и неприметный тип в гражданской одежде. Тот кивнул патрульному на мужчину с рюкзаком, и милиционер долго проверял у него документы, заставил открыть рюкзак.
Л. допил квас, сел на обратную электричку и вернулся в Ленинград. В пути читал книжку про доблестных пограничников, разоблачавших козни нарушителей границы. Козни старательно запоминал.
В День пограничника в пивном баре побратался с «зелеными фуражками», заставил стол пивом, разузнал детали службы, как часто проходят наряды вдоль границы, распорядок дня заставы.
Спустя полгода все было готово.
Л. выпросил сто пятьдесят рублей в кассе взаимопомощи, распродал имущество. В клубе нумизматов наменял мелочи финской и шведской, пугливо отказываясь от купюр. Мелочь демонстративно раскладывал в ячейки в альбоме. Купил несколько толстых напоминавших гайки золотых колец, рюкзак, кисет с махоркой, курительную бумагу. В рюкзаке запас еды на три дня, в нагрудном кармане брошюра: «Ленинские места в Карелии». В кармане штанов бренчала финская и шведская мелочь.
В СССР Л. оставлял только долги. За квартиру, неуплаченные партийные и профсоюзные взносы, взятые в библиотеке финские и шведские словари.
Составил и записал в новенький блокнот фразу: «Pyydän poliittista turvapaikkaa – прошу политического убежища». Отвратительная советская ручка мазала пастой.
«Все советское – дерьмо! Ничего, скоро паркером писать буду», – утешил себя он.
План разработан до мелочей. В случае успеха. Перейдя границу с Финляндией, купить билет на автобус и доехать до Хельсинки. Сесть на паром в Швецию.
Если задерживают пограничники. Я – турист. Пошел в поход по местам боевой и ленинской славы и заблудился. Кольца на руках – не могу ничего оставить в коммуналке, соседи сопрут. Махорка, чтобы курить, курительная бумага в боковом кармане рюкзака. Заученная фраза: «Не подскажете, как пройти к шалашу Ленина в Разливе?»
Спотыкаясь на каждой станции, электричка несла его к границе.
– Pyydän poliittista turvapaikkaa – прошу политического убежища, – читал он в блокноте. – Где эта сука пряталась в Разливе?
На Удельной напротив уселся военный. Л. демонстративно достал кисет с махоркой и курительную бумагу. Под изумленным взглядом офицера скрутил цигарку и ушел курить в тамбур. Где кашлял на всю электричку.
Л. сошел перед Выборгом. Спросил у дачницы с граблями:
– Ну и где тут Ленин скрывался в семнадцатом году?
Дачница уронила грабли и долго смотрела ему вслед.
А он пошел обратно в сторону Ленинграда, метров через сто свернул в лес. Достал блокнот и вырвал страницу с фразой о политическом убежище, разорвал ее на клочки, подумал и вырвал следующие страницы. Сжег их, а пепел развеял.
С компасом в руках шел лесом в сторону границы, хромая на левую ногу. Встретив ручей, брел по нему, выбравшись на берег, начинал хромать на ногу правую. Изредка включал радиоприемник, финские станции принимались гораздо лучше, чем в Ленинграде. Выверив направление движения, снова перестраивал радио на «Маяк».
Заночевал в лесу. Дети в деревнях все ЮДП – юные друзья пограничников. Взрослые бдительны и насторожены к чужакам.
К исходу второго дня по своим расчетам подошел к границе. Дальше передвигался осторожно, глухими местами, стараясь не наступить на сухую ветку, то и дело посыпал след махоркой.
Граница открылась неожиданно. Лес вырублен, за открытым участком вспаханная контрольно-следовая полоса. За ней пограничный столб с гербом СССР. И за ним вспаханная земля. В стороне торчит вышка. Часовой на ней смотрит в другую сторону.
Л. залег в лесу, наблюдая.
Вскоре вдоль границы прошел пограничный наряд. Почему-то трое. Два пограничника с автоматами, собака на поводке. Следом шел третий без оружия и что-то им выговаривал.
«Почему трое? Усилили наряды? – подумал Л. – Меня ищут?»
Ветер дул от него, и Л. переполз подальше в лес.
Следующий наряд прошел через пятнадцать минут в том же направлении. Четыре пограничника с собакой. Л. чуть не плакал от досады. Или его действительно ищут, или на границе «усиление». Пограничники в пивном баре говорили, что усиление может быть и неделю. Что же они так и будут шастать? Еще о чем говорили? Когда на заставе обед? В двенадцать? Он посмотрел на часы. До полудня двадцать минут. Вскоре семеро пограничников прошли в обратную сторону. Никакого строя и контроля границы. Отпущенные с поводков собаки носились по вырубке, потом поводили носами и с лаем наперегонки побежали к Л.
Л. лихорадочно рвал самодельную карту. Бежать поздно. Первый его вопрос: «Не подскажете, как пройти к шалашу Ленина в Разливе?». Потом: «Разрешите курить?» и свернуть самокрутку из махорки. Потом…
Потом все виделось плохим. Но сержант-пограничник скомандовал:
– Замок! Дембель! Ко мне! Обедать!
Пограничники захохотали. Овчарки развернулись и помчались назад.
Л. посмотрел на часы. Без пяти двенадцать. Как там рассказывали? Поварешкой в бачок, порция «дедам», порция «кузнечикам». Полдень. Пора!
Ни слева, ни справа никого. Часовой на вышке смотрит в другую сторону. Л. поднялся и побежал. Ноги вязли на вспаханной земле контрольно-следовой полосы.
Часовой поднимет заставу в ружье. Выстрелит, но с такого расстояния не попадет. Как только пересеку границу – стрелять перестанет. За границей его уже никто не тронет.
Столб все ближе. Он отшвырнул ленинскую брошюру, в другую сторону полетел кисет с махоркой. Налетел на пограничный столб и плюнул на него. Оглянулся. Позади никого. Глянул на часы: двенадцать пятнадцать. Погранцы котлеты жрут. И уже спокойно пошел дальше.
За границей была та же земля, также пели птицы. То, что ему показалось контрольно-следовой полосой, оказалось огородом, засаженным картошкой.
– Картошка! – Л. упал на землю и катался, хохоча во все горло. – Здесь тоже картошка! Pyydän poliittista turvapaikkaa!
Вдалеке раздались тревожные звонки. Часовой на вышке что-то кричал и грозил кулаком. Л. поднялся, показал ему фигу и отряхнул штаны.
– Поздно, ребятки! – пробормотал он и закинул рюкзак за спину.
По советской стороне бежал наряд, два пограничника с собакой.
Л. прыгал и корчил рожи, сунул руку в карман и бросил в них рублем с Лениным. Повернулся, чтобы идти дальше в Финляндию и замер. Пограничники в зеленых фуражках бежали к нему и с финской стороны…
– Я следователь следственной части Управления КГБ СССР по Ленинграду и Ленинградской области капитан Иванов, – представился офицер за столом, когда Л. ввели в кабинет.
И сразу в дверь постучали. На пороге стоял сержант-пограничник.
– Сержант! Входите. Доложите, как было дело?
– Товарищ капитан! Я заступил на охрану государственной границы. До 11.45 личный состав заставы проводил занятия на полигоне. Наблюдая за вверенным участком границы, в 12.15 услышал за спиной крики. Обернувшись, увидел на учебном пограничном полигоне гражданина, который прыгал по высаженной нами во время ленинского коммунистического субботника картошке.
Чтобы не отвлекаться от охраны границы, я погрозил ему кулаком и крикнул, чтобы он убирался с полигона и не топтался по нашей картошке. Но он продолжил по ней бегать и прыгать, и я объявил тревогу.
Сержант повернулся к Л.
– Ты её, сука, сажал, чтобы топтать? Фигу мне показал! Товарищ капитан, он еще в учебный пограничный столб плюнул!
Л. раскачивался на стуле, запустив руки в волосы.
Потом поднял голову и глухо сказал:
– Изучая много лет наследие Владимира Ильича Ленина, всегда хотел пройти его места, но заблудился…
Следователь улыбнулся. Достал из сейфа пакет. В нем лежали вещи Л. Рюкзак, махорка, блокнот, горсть монет. Следователь раскрыл блокнот.
– Если вырвать лист, сделанную на нем запись можно восстановить по оттиску на следующем листе. Но если вырвать еще несколько листов, запись восстановить невозможно. Только если, ручка плохая и мажет пастой…
Он повернул блокнот раскрытой обложкой. На ней зеркально отпечаталась когда-то сделанная на вырванном листе запись:
– Pyydän poliittista turvapaikkaa – прошу политического убежища.
– Как я могу облегчить свою участь? – спросил Л.
– Деньги верните в кассу взаимопомощи, – посоветовал следователь. – Долг по партийным взносам можете не гасить. Из партии вас исключили.
– Какие могут быть смягчающие обстоятельства в моем деле?
– Только одно, – откинулся в кресле следователь, – все управление неделю ржало после вашего перехода границы.
Такая вот история. Униженный перебежчик и рыцари без страха и упрека на страже границы и закона. Такие были они все, ну или почти все.
Потому расскажем о побеге свершившемся, но все же идиотском. Идиотском для того, кто заставил его сделать.
Дело о париках
Во время допроса в канадской полиции сбежавшего с советского судна матроса хотели отправить в психиатрическую клинику.
Он явился в полицию летом с шубой в руках и на ломаном английском попросил политического убежища.
Переводчиком пригласили украинца, которых в Канаде немало.
Первый вопрос дежурного офицера:
– Почему вы решили бежать из СССР?
Ответ:
– Меня преследовало КГБ.
– За что вас преследовало КГБ?
– За то, что я купил парик в магазине.
– За покупку парика преследует КГБ?
– Да, за это меня арестовало КГБ, у двери каюты выставили охрану, после возвращения домой меня бы посадили в тюрьму.
– За купленный парик?!
Офицер смотрит с недоверием. Переглядывается с переводчиком. Не вызвать ли врача? Или вернуть этого придурка с шубой русским.
– За то, что ходите с шубой, КГБ в тюрьму не сажает? Зачем вам летом шуба?
– Я не мог ее оставить, я ее за валюту купил.
Офицер посмотрел на переводчика. Тот пожал плечами.
– Допустим, КГБ простило вам шубу, но преследовало за купленный парик, собиралось посадить в тюрьму, арестовало и заперло в каюте, – соглашается офицер, – но как вы тогда бежали?
– Открыл иллюминатор и спрыгнул на причал.
Офицер подумал, поглядел на матроса, оживленно беседовавшего о чем-то с переводчиком.
– О кей! Парень, рад видеть тебя в Канаде. У нас хорошая медицина. Может тебя и вылечат.
В это время на большом белом пароходе под флагом гидрографических судов ВМФ в каюте бился головой о переборку особист.
Накануне он раскрыл преступление. Особо тяжкое. Все моряки на пароходе получают часть оклада валютой. После трех месяцев плавания в кармане у матроса не может быть больше ста рублей валютой, если в Канаде, то это долларов двести.
С ними моряк может купить магнитофон. Джинсы. Женские сапоги и кроссовки, несколько париков.
Особист с утра пасся у трапа, высматривая, кто с чем поднимается на борт.
Матрос О. тащил плотно набитую сумку.
– Не тяжело? – подошел к нему особист.
– Своя ноша не тянет, – ухмыльнулся матрос.
– Тогда прошу ко мне в каюту.
В присутствии понятых сумку открыли. Она оказалась набита париками. О. купил их на сумму, в несколько раз превышавшую его зарплату.
– Ты арестован! – заявил особист. – Сиди в каюте и пиши объяснение, откуда у тебя валюта на парики с учетом покупки шубы в предыдущем порту.
О. заперли в каюте, выставив охрану из матросов срочной службы.
Особист пошел с докладом к командиру судна капитану второго ранга Арутюнову.
– Какого хрена ты его арестовал? – недоумевал командир. – Дома нештатная таможенная комиссия нашла бы «случайно» эти парики, и верти его тогда по полной! А мне теперь арестованного три месяца возить?
– В море, передадим его на наш эсминец, – невозмутимо ответил особист, – и мне непонятно, корабль забит контрабандой, факты я докладывал, а командование это прикрывает.
Командир замолчал. Половина команды гражданские. Матросы, мотористы. Оклад сто рублей. И что, они за эту зарплату будут по полгода в море ходить? На валютные копейки покупают джинсы, парики, женские сапоги. Что-то женам, что-то на продажу. Говнюк-особист небось и сам прибарахлился, а теперь на матросе карьеру делает.
Особист подошел к двери каюты матроса.
– Обед приносили? – спросил он охрану.
– Так точно!
– Смотрите! Чтобы из каюты он ни шагу ногой!
Особист проверил дверь. Заперта! И пошел составлять докладную о раскрытом преступлении.
Матрос О. лежал на койке. Мысли невеселые. За контрабанду в конторе до сих пор никого не сажали. Могли закрыть визу и перевести на каботажные суда, без загранки. Болтаться в Финском заливе за голый оклад. Могли уволить. Но здесь светит срок. Причем не маленький. Особист сказал: «незаконные валютные операции».
Он слез с койки и подергал ручку двери. Закрыто. Открыл рундук. Достал висевшую в нем шубу. Подошел к столу, перегнулся, приложив лоб к холодному стеклу иллюминатора. Посмотрел вниз. Под иллюминатором причал. Матрос стал откручивать заскрипевшие барашки на иллюминаторе. Включил судовую трансляцию. Передавали новости, радиоволны с шумом и треском доносили из России вести о ходе посевной кампании. Дело пошло веселее, он распахнул иллюминатор, протиснулся в него и повис на руках. Повисев, мягко спрыгнул на причал, отбежал за контейнеры, перевел дух и пошел к воротам порта.
Особист дописывал доклад, когда дверь распахнулась. На пороге стоял один из матросов, охранявших задержанного.
– Почему покинул пост?! – подскочил особист.
– Там, это, ужин принесли, а арестованного в каюте нет!
Особист проверил обе койки, рундук, заглянул в ящики под кроватью. Матроса не было. Он подошел к иллюминатору, потянул его на себя. Барашки сброшены, иллюминатор открылся.
Особист высунул голову, посмотрел на причальную стенку, потом вернулся в свою каюту.
Под столом стояла конфискованная сумка матроса, набитая париками. Особист достал из сумки рыжий парик, надел и посмотрел на себя в зеркало.
Кудри красиво легли на погоны…
Прошло полвека. Заграница давно перестала быть манящей неизведанной стороной. Получай визу. Покупай валюту. В аэропорту пограничник равнодушно шлепнет печать в паспорт. И катись на все четыре стороны.
Андрей Макаров