"Невозможно представить себе более милого лица, на котором выражались бы в такой степени кротость, доброта и снисходительность. Она очень стройна, с прозрачным цветом лица, и в глазах тот необыкновенный блеск, который поэты и влюблённые называют небесным, но который внушает опасение врачам".
Речь идет о второй дочери императора Николая I и императрицы Александры Федоровны - в.к. Ольге Николаевне Романовой, которая родилась 30 августа (11 сентября) 1822, в Санкт-Петербург, в Аничковом дворце. Ольга Николаевна получила прекрасное воспитание и образование, говорила на нескольких языках, увлекалась музыкой - прекрасно играла на фортепиано и делала успехи в живописи, была очень красива и привлекательна и считалась одной из первых европейских невест.
На четыре года раньше Ольги в императорской семье родилась ее сестра в.к. Мария Николаевна, а к 1838 г. обе принцессы вошли в пору невест. И царственные родители желали найти каждой по перспективному, достойному супругу, согласно их титула. От именитых и достойных женихов не было отбоя, но Ольга Николаевна подошла к вопросу очень серьезно, все выбирала и выбирала, ведь у нее в запасе было преимущество в возрасте перед старшей сестрой Марией в четыре года. Это Маше особо выбирать уже не было времени, но как раз Маша скоро выбрала влюбленного в нее принца.
В одной из глав своей книги "Сон Юности" Ольга Николаевна рассказывает о своих избранниках, как и почему она от них отказалась и кого выбрала. Впрочем, в книге рассказывается и о много другом. Здесь о любви ее брата, будущего императора Александра II и принцессы Гессен-Дармштадской. А здесь об отвергнутых европейских невестах Александра II.
Лучше самой Ольги Николаевны о ее юности не расскажешь. Итак...
1837 г. Первый жених - кронпринц Максимилиан Баварский.
Ольге было 15-16 лет.
"В Шарлоттенбурге (во время визита к деду - прусскому королю Фридриху Вильгельиу II, отцу царицы Александры Федоровны - Шарлотты Прусской) был завтрак с танцами, который запомнился мне потому, что котильон я танцевала с кронпринцем баварским Максом, племянником тети Элизы (кронпринцессы Прусской). Там хотели, чтобы Макс женился на одной из нас (на одной из сестер - Ольге - 16 лет или Марие - 19 лет). Подумали, конечно, сейчас же о Мэри (великая княжна Мария Николаевна, дочь Николая I). Но кронпринц, который нашел во мне сходство с владетельницей старого замка Гогеншвангау, изображенной на одной фреске, сказал себе: эта или никто. Он постоянно рассказывал о преданиях своих гор, своих поэтах, своей семье, своем отце, который не понимает его, своей мечте о собственном доме, а также о том, какие надежды он возлагал на свою будущую супругу, - словом, только о том, что явно вертелось вокруг него самого. Я часто говорила невпопад, оттого что страшно скучала, не понимая, что это его манера ухаживать.
Никто не решался при нем приглашать меня танцевать, чтобы не прерывать нашего разговора, что меня очень сердило.
Уже ожидали официального объявления нашей помолвки. Только я одна в своем ребячестве ничего об атом не подозревала. На следующий день, после завтрака в Шарлоттенбурге, когда молодежь направилась пешком домой, кронпринц опять провожал меня. Я побежала вокруг пруда, чтобы избавиться от него. Он попробовал встретиться со мной, идя мне навстречу, тогда я бросилась к дяде Вильгельму, повисла на его руке и просила не покидать меня больше. В воротах Сансуси стояла женщина из Гессен-Дармштадта и продавала плетеные корзинки. Сначала я взяла одну, потом две, потом больше, оттого что они были очень красивы и могли служить прелестным подарком для оставшихся дома приятельниц. Кузены стали усмехаться, спрашивая по-немецки: "Однако ты хочешь раздать много корзин". (По-немецки "дать корзину" - это отклонить что-либо, отклонить предложение кого либо). Тетя Элиза была явно возмущена этим намеком: "Кто позволил вам говорить о корзинах?" Мой немецкий язык был слишком слаб для того, чтобы понять этот намек, но мне все же было не по себе. Наконец на помощь подоспела Мама: "Оставьте ее в покое, она не понимает даже, чего вы от нее хотите". Она отвела Мэри и меня в сторону, объяснила намерения кронпринца Макса и рассмеялась громко, когда я в отчаянье закричала: "Нет, нет, нет!" (в.к. О.Н.)
Можно предположить, что жених - наследный принц Максимилиан Баварский не понравился ни Ольге, ни ее родственникам. Шли годы, на горизонте у Ольги маячили другие женихи...И уже летом 1840, когда Ольга приняла решение выйти за почти гипотетического эрцгерцога Австрийского Стефана - Стефана Франца Виктора Габсбург-Лотарингского, которого она никогда не видела (не считая портрета - там он был красавцем) и которого ей рекомендовал брат - цесаревич Александр Николаевич (в1838 г), Ольге опять напомнили про Макса Баварского :
"...Нас посетила также герцогиня Лейхтенбергская со своей дочерью Теодолиндой, пикантной и грациозной девушкой, в которой ясно была видна смесь немецкой и французской крови. Было известно, что она питала большую любовь к баварскому великолепному Максу, но осталась эта любовь без взаимности. Она прекрасно понимала это, хотела быть великодушной и старалась уговорить меня выйти за него замуж и сделать его счастливым. Она описывала его таким, каким его изображала ее любовь: он был предан только хорошему и благородному, окружен замечательными людьми, как учеными, так и философами и поэтами, в то время как его отец покровительствовал художникам и ваятелям. Наконец она указала на сияние той короны, которую я буду разделять с ним, не зная, конечно, что подобное сияние было мне совершенно не нужно, если я не могла последовать голосу своего сердца. Жить в его тени, под сенью моей любви - такой я представляла себе жизнь подле Стефана. "
Последняя фраза Ольги говорит о многом: "Жить в его тени,...(т.е. в тени нелюбимого Макса Баварского" и "... под сенью моей любви - такой я представляла себе жизнь подле Стефана ", т.е. ни разу не видев Стефана Австрийского, а увидев лишь его замечаьельный портрет, по всей видимости, романтичная, уже 17-летняя Ольга влюбилась в Стефана, вернее он ей понравился гораздо больше первого жениха, и она представила, что в замужестве за Максом не сможет выкинуть образ Стефана из головы. Стефан Франц был сыном от второго брака палатина Венгерского Иосифа и супруги великой княгини Александры Павловны, почившей в бозе. Но этому союзу Ольги и Стефана помешала мачеха Стефана - Мария Доротея Луиза Вильгельмина Каролина Вюртембергская, которая не пожелала, чтобы ее родственницей стала русская принцесса из-за ревности к предыдущей супруге эрцгерцога Иосифа.
В 1840 году Ольга Николаевна (ей уже 18 лет) попыталась отказать Максу Баварскому, поскольку перебирая невест, он все же надеялся на брак с ней :
"...Наконец "великолепный" (Макс) получил разрешение приехать в Дармштадт, чтобы навестить свою сестру, Великую герцогиню Матильду, в то время, как и мы будем там на обратном пути. Я должна была еще раз повидать его, поговорить с ним, прежде чем окончательно ему отказать. Меня повезли туда, как Ифигению к жертвеннику. Я слушала Макса, отвечала ему как автомат и не чувствовала с его стороны ничего иного, кроме напряженности, усилия и полного отсутствия легкого, естественного поведения. Я думаю, он должен был действовать из соображений благоразумия, а не импульса, что придавало всему его сватовству характер неуверенности, мне же нужен был МУЖ, который мог бы вести меня силою своего характера и любви. Этому требованию Макс не соответствовал. Вечером, когда я перед сном открыла Евангелие, мой взгляд упал на восьмую главу Послания к Римлянам. Это было как бы ответом на мой страх и беспокойство. Утешение и уверенность влились в меня, и вдруг я поняла, как должна была поступить..."
Но окончательно отказать Максу в 1840 году у Ольги не получилось. В конце октября 1841 получилось так, что ее поставили перед фактом...:
"...Из Мекленбурга пришло известие, что кронпринц Баварский гостит там и просит известить нас, что горит желанием увидеть меня. На вопрос МамА, разрешить ли ему приехать, я не рискнула сказать "нет". Цоллер, адъютант Макса, был послан в Мюнхен с письмом, в котором кронпринца приглашали в Петербург. В должный срок он возвратился с письмом короля и королевы обратно. В очень смущенном тоне в них говорилось о том, что кронпринц уже остановил свой выбор на принцессе, имя которой еще не было названо. Не было никого счастливее меня! Гора свалилась с плеч, и я прыгала от восторга. С нашего посещения Берлина в 1838 году Макс Баварский не переставал быть кошмаром моей жизни. " (в.к. О.Н.)
2-й жених - Максимилиан Лейхтенбергский 1837. Санкт-Петербург.
Второй жених появился тоже приблизительно в 1837 и даже танцевал с Ольгой и беседовал в первый день знакомства. Это был Максимилиан Иосиф Евгений Август Наполеон Богарне - третий герцог Лейхтенбергский. Но на второй день появилась ее сестра Мария Николаевна...И Макс и Мэри полюбили друг друга и поженились.
Третий жених 1837 год - кронпринц Карл Вюртембергский.
"...Прежде чем я перейду к событиям после нашего возвращения, я должна еще упомянуть о посещении ПапА короля Вюртембергского в замке последнего Фридрихсхафен. Там были королева, еще очень красивая женщина, три дочери, причем младшая, Екатерина, прелестная и очень женственная. Кронпринцу Карлу (впоследствии моему мужу) было пятнадцать лет. Это был симпатичный мальчик с интересным, но грустным лицом. Его отец, отличавшийся трудным характером, относился к нему деспотически. Кроме них, был еще там герцог Вильгельм Вюртембергский, тощий и длинный, настоящий Дон Кихот. Все были довольно молчаливы, не было уюта и чувства симпатии друг к другу. И Карл не сохранил приятных воспоминаний об этой встрече. ПапА был рад поскорее уехать оттуда..."
На самом же деле здесь для Ольги предназначался жених Фридрих Вюртембергский, которого ей присмотрела тётка великая княгиня Елена Павловна (жена великого князя Михаила Павловича), а жених Фридрих Вюртембергский был ее братом, но был он в 2 раза старше Ольги. Ольга Николаевна была шокирована.
"Я рассказала все Мамà, в ужасе и задыхаясь от негодования. Он был вдвое старше меня. Он в своё время танцевал с Мамà, он — сверстник моих родителей. К нему я относилась как к дяде…"
Но с Карлом (впоследствии ее мужем) Ольга здесь увиделась впервые, но ему было всего лишь 15 лет, и он эту встречу не запомнил. А Ольга Николаевна как раз Карла себе уже приглядела, как написано будет ниже. "Я придерживалась этого немого обещания до того дня, как встретилась с Карлом и мое сердце заговорило для него."
4-й жених - эргерцог Стефан Франц Австрийский - сын Венгерского палатина эрцгерцога Иосифа.
О нем уже было написано выше, но он заслуживает отдельной главы, Ольга долго держала его в памяти, хоть и отнекивалась. Она узнала о нем, когда шел 1939.
"...Саша (брат-цесаревич Александр Николаевич) совершенно поправился и, покинув Италию, проводил весну в Вене. Эрцгерцоги Альбрехт, Карл Фердинанд и Стефан, которые были с ним одного возраста, сейчас же подружились со своим гостем. Стефана же, сына Венгерского палатина эрцгерцога Иосифа, женатого первым браком на покойной сестре ПапА, он любил особенно. Стефан выделялся своими способностями, что предсказывало ему блестящую будущность. Он любил Венгрию и по-венгерски говорил так же свободно, как по-немецки, и в Будапеште в нем видели наследника его отца.
Саша, исполненный братской любви ко мне, написал Родителям, что Стефан достойнее меня, чем великолепный Макс (кронпринц Баварский, никому в нашей семье не понравившийся). Стефан был приглашен на свадьбу Мэри (сестры Марии Николаевны с Максом Лихтенбергским), назначенную летом, и это приглашение Веной было принято. Я же считала себя уже невестой. Слово, данное мною в глубине сердца совершенно неведомому мне Стефану, уберегло меня от всевозможных неожиданностей чувства. Я придерживалась этого немого обещания до того дня, как встретилась с Карлом и мое сердце заговорило для него. Но до этого дня еще далеко..."
Но таинственный Стефан не приехал на свадьбу Мэри, а заодно и познакомиться с Ольгой...
А вот ... Веймар...
"...В комнатах моего кузена Карла Александра я увидела на одном столе портрет эрцгерцога Стефана. Я видела его изображение впервые ( она держала его в сердце с 1839 г, ни разу не увидев). Он был снят стоя, со скрещенными руками, и напоминал своей позой герцога Рейхштадтского. Его лицо показалось мне притягательным, если не сказать значительным. Мы думали тогда, что он приедет в Эмс, чтобы сделать нам визит. Я ожидала его в нерушимой уверенности, что он назначен мне судьбою...."
Но Стефан не приехал в Эмс, ему не рекомендовали его австро-венгерские родственники из политических соображений.
И в октябре 1841 после "отставки" Макса Баварского:
"...Наконец-то я могла вздохнуть свободно и совершенно свободной обратиться к Стефану, чей образ все еще витал передо мною. От Екатерины Тизенгаузен, которая навестила в Вене свою сестру Фикельмон, мы снова услышали о нем. Она видела его часто, говорила с ним, и каждый раз он спрашивал про нас и выразил желание с нами познакомиться. В это время послом в Вену как раз был назначен граф Медем. Ему доверили прозондировать почву, как этого хотели Саша и я. ..."
Но в это время пришло предложение еще от одного жениха..., которому был послан отказ, поскольку Ольга надеялась на переговоры по поводу сватовства со Стефаном. Но...
"...Ответ из Вены заставил себя ждать очень долго. Только три месяца спустя пришло длинное, от руки написанное письмо Меттерниха. Обрамленное всевозможными любезностями, оно заключало в себе примерно следующее: браки между партнерами разных религий представляют для Австрии серьезное затруднение. Легковоспламеняющиеся славянские народности в Венгрии и других провинциях государства невольно наводят на мысль, что эрцгерцогиня русского происхождения и православного вероисповедания может быть опасной государству и вызвать брожения и т. д., и т. д..." (похоже, что письмо написано по указке мачихи Стефана)
Фактически из Вены пришел отказ... Но в это время за Ольгу уже сватался принц Альбрехт, один из друзей Стефана.
"...Сам же Стефан сказал Медему, что, зная чувства Альбрехта ко мне, считал, что поступает правильно, избегая встречи с нами в Германии. Теперь же ко всему прибавились и политические причины, мешающие ему действовать. Через несколько дней после этого разговора умерла его сестра-близнец, принцесса Гермина, которую он обожал. Траур заставил его совершенно замкнуться. Мои надежды были разбиты, и, казалось бы, я должна была сказать себе, что все кончено. Однако чем сложнее были препятствия, тем больше я цеплялась за свою мечту..."
5-й Жених - Эргерцог Альбрехт. 1839 г.
Эрцгерцога Стефана не было на свадьбе (Свадьба сестры Марии Николаевны летом 1839). Только потом все узнали, что его мачеха (урожденная принцесса Вюртембергская) воспрепятствовала этой поездке из ревности к своей предшественнице (сестре ПапА) и не желала поэтому иметь Великую княжну (Ольгу) своей невесткой. Тогда же только царская семья получила извещение из Вены о том, что поездка Стефана в Россию отложена. Таким образом, приехал только эрцгерцог Альбрехт.
"...Я заметила вскоре, что он был влюблен в меня; это меня очень испугало не только из-за моего внутреннего обещания (химере - Стефану), но и оттого, что он не нравился мне физически, несмотря на то, что он был как моим, так и моей семьи лучшим другом. Постоянно я прибегала к Мама, как только он появлялся, чтобы мне не оставаться с ним наедине. Он прогостил у нас некоторое время, чтобы отбывать военную службу. Папа очень любил его; он был главным образом солдатом. В битве при Анторце он впоследствии доказал это. Скромный, воспитанный по-спартански, необычайно чистый по натуре, этот молодой человек, как все люди, имевшие благородное сердце, питал глубокое уважение к Папа."
И в октябре 1841 года Альбрехт отважился на...предложение...
"...В это время неожиданно пришло письмо от эрцгерцога Альбрехта, которое разошлось с посылкой Модема в Вену. В нем он просил моей руки. Я уже упомянула, что он был мне симпатичен, что я питала к нему уважение и дружеские чувства. Но несмотря на все это, я почему-то испытывала физическую неприязнь к нему, отчего о браке не могло быть и речи..." И поскольку вовсю шли переговоры с Веной по поводу брака со Стефаном, Ольга решительно отказала Альбрехту. Ей было 19 лет.
6-й жених - принц Фридрих Вюртембергский (на самом деле Август Фридрих Эбергард принц Вюртембергский).
приблизительно 1839-40 гг.
"...В то время тетя Елена (до принятия православия принцесса Фредерика Шарлотта Мария Вюртембергская) направляла всю свою энергию на то, чтобы поженить меня и своего брата (младшего), принца Фридриха Вадртембергского (Август Фридрих Эбергард принц Вюртембергский). Тот, в свою очередь, старался избежать брака со старшей дочерью короля Вильгельма Вюртембергского, которая считалась политически развитой, что было в его глазах большим пороком. Тетя Елена подумала обо мне и уверяла, что ее брат заинтересовался мною уже после своего первого визита в Россию в 1837 году. Она расхваливала его на все лады, подчеркивала, какие блестящие перспективы открывались перед ним ввиду того, что кронпринц Карл слишком болезнен и слаб, чтобы управлять государством. Так она судила о моем дорогом Карле! Кто мог думать тогда о том, что в один прекрасный день я стану его счастливой женой! Папа ответил ей: она свободна выбирать кого хочет: он никогда не будет влиять на меня, и об этом плане он тоже ничего не скажет мне ввиду того, что знает, как я отношусь к мысли о замужестве из-за моей юности. Фриц, который в то время долго гостил у тети Елены, приходил к нам по вечерам как родственник, без доклада. Его посещения учащались, я чувствовала его намерения и однажды рассказала все об этом Мама, в ужасе и задыхаясь от негодования. Он был вдвое старше меня, в свое время он танцевал с Мама, он сверстник моих Родителей; я относилась к нему как к дяде, да ведь я же была связана своим обещанием (гипотетическому Стефану)! На следующий день было воскресенье. Когда Фриц пришел в церковь во время обедни, как раз читали из Апостола о диаконе Св. Стефане. Конечно, я усмотрела в этом указание свыше, и Фрицу было окончательно в любезной форме отказано.
Я совсем не спешила выходить замуж; мне было так хорошо, и я была так счастлива дома. Папа только смеялся, когда я говорила ему об этом. "Я сдержу свое слово, - говорил он, - ты свободна и можешь выбрать кого хочешь". - "Папа, решите вы за меня, мне кажется, я не смогу решиться покинуть вас". Он обнял меня и сказал серьезно и ласково: "За кого ты выйдешь замуж, не зависит ни от меня, ни от тебя. Только один Господь решит это". Эти слова подействовали на меня как бальзам..."
Знак внимания к Ольге Николаевне со строны короля Людвика I в 1839:
"Король Людовик I Баварский с королевой Терезой, их взгляды, которые, я это прекрасно чувствовала, особенно рассматривали меня. Во время одной прогулки, когда мы случайно очутились одни, король передал мне лист бумаги:
"Прочтите это". Я прочла стихи "Роза и Лилия" по-французски. "Это вы". Затем он быстро прибавил: "Я хотел бы вас иметь в мраморе и масляными красками", и все в таком роде. Я только смеялась. И все-таки в этом человеке было что-то, что отличало его от остальных людей светского общества и его круга. Он был, вероятно, деспотичен в семье и придирчив, но по отношению к посторонним мог быть в высшей степени любезен, говоря на свойственном ему языке красок и поэзии.
7-й жених 1841 год - Карл Александр Август Иоганн Саксен-Веймар-Эйзенахский .
На свадьбу брата Ольги цесаревича Александра Николаевича с Марией Гессен-Дармштадской ( в православии Марией Александровной) 16 апреля 1841 ...Эрцгерцог Стефан, "также приглашенный на торжества, опять не приехал; " Вена удовольствовалась тем, что прислала Рейшаха, который сопровождал Сашу по Австрии, а также молодого фон дер Габленца. Дядя Вильгельм Прусский видел эрцгерцога (Стефана) во время маневров в Богемии, у него составилось о нем самое лучшее впечатление, и он обрисовал его как человека умного, со здравыми политическими взглядами, прекрасными манерами в обществе, словом, дающего повод к самым прекрасным надеждам".
"Не нужно говорить о том, какое все это произвело на меня впечатление и еще больше укрепило мое внутреннее чувство, хотя, казалось бы, я должна была себе сказать, что до сих пор Вена еще не высказалась по поводу брака Стефана со мной..."
"...В июне (1841), накануне дня рождения Адини (сестра Александра Николаевна), к нам приехала тетя Мари Веймарская (великая княгиня Мария Павловна). Она прибыла пароходом, в обществе своего мужа и младшего сына.
Мы, молодые, с кузеном Веймарским и Александром Гессенским, братом Мари, сидели одни, за столом у окна, шутили и дразнили друг друга. Если тетя и не слышала наших голосов (она была глуховата), тем не менее она не спускала с нас глаз. Она мечтала заполучить одну из нас, Адини или меня, в жены своему сыну и старалась отгадать, которая из нас подошла бы ему лучше. Она обратилась с этим к Папа, его отказ ничуть не смутил ее. В один прекрасный день она пожелала видеть мои комнаты. Она критически осмотрела лестницу, множество балконов и дверей, которые все выходили в переднюю, и наконец сказала неожиданно: "Неужели у вас здесь нет ни одной комнаты, в которой нельзя было бы подслушивать?" Я напрасно старалась ее успокоить, и только после того, как Анна Алексеевна обошла все комнаты, чтобы установить, что мы одни, она начала торжественно: "Существуют предрассудки, которые необходимо побороть, предубеждения, граничащие с суеверием, над которыми только смеются в культурных странах. В твоем возрасте надо научиться узнавать это. Я говорила с Николаем, но без успеха. Теперь я сама хочу поговорить с тобой и сказать, что прошу твоей руки для моего сына. Ты согласна?" - "Но, тетя, ведь это мой кузен!" - "Это предрассудки". - "Но Папа сказал тебе то же самое". - "Это отсталые взгляды". - "Но наша церковь запрещает это, и я чувствую себя обязанной ей послушанием".
"Разговор длился целый час. Я защищалась, сопротивляясь в корректной форме, в душе несколько обиженная, что она могла подумать, чтобы я ослушалась Церковь, которая была также и ее Церковью. С Адини последовало на следующий день то же самое. Тетя так близко приняла это к сердцу, что захворала и должна была слечь. Кузен же сделал вид, что ничего не знает, и оставался веселым и непринужденным, вероятно сознавая, что ему более к лицу роль товарища, чем вздыхающего поклонника..."
8-й жених - конец октября 1841 - Адольф Нассаутский.
После отказа Вены в помолвке Ольги со Стефаном в 1841...
"...Стали подыскивать мне другую партию и остановились на герцоге Нассауском. Это чуть не привело к разрыву с Михайловским дворцом. Тетя Елена уже лелеяла мечту о том, чтобы сделать свою старшую дочь Марию наследной Великой герцогиней в Карлсруэ, младшую же Лилли водворить в Висбадене, как жену Адольфа Нассауского. Когда Папа узнал об этом, он сейчас же заявил, что его племянницы такие же Великие княжны, как мы, и он их считает своими детьми, поэтому Адольф Нассауский волен выбрать между нами по своему усмотрению.
Дядя Михаил тотчас успокоился, стал добрым и любящим, каким он в самом деле и был в глубине души. Но тетя недолюбливала меня с тех пор, как я отказала ее брату (Фрицу Вюртембергскому). Предположение что мне может быть оказано предпочтение, взволновало ее в высшей степени. Она поспешила написать своей сестре Полине, чтобы та помешала Адольфу под каким-либо предлогом навестить нас. И в самом деле, из Нассау пришло известие, что он и его сестра лишены возможности принять приглашение оттого, что должны ехать лечиться.
Эта переписка и эта неизвестность трепали-таки мои нервы, и по вечерам, когда я оставалась одна с Анной Алексеевной, я поплакивала. Но утром я уже могла смеяться над теми трудностями, которые создаются, чтобы избавиться от меня..."
9-й жених - принц Фридрих Вильгельм Гессенский (Гессен-Кассельский), который стал женихом и мужем сестры в.к. Александры Николаевны, 1842:
"...Мэри, обосновавшаяся с семьей в Италии, написала из Рима об одном принце Гессенском, с которым она познакомилась, и предлагала его как подходящего, по ее мнению, кандидата мне в мужья. Опять кандидат! Стали собирать сведения, и выяснилось, что это принц без страны. Правда, были возможности наследия из-за его Принадлежности к дому Гессен-Кассель, а также Дании. Поручили Максу позондировать почву, хочет ли он сделать визит в Россию. Он сейчас же с радостью согласился, выразил только сомнения по поводу того, не слишком ли он молод для брака. Мэри и Макс вернулись из Италии в июне, Мэри опять в ожидании, Макс очень поправившийся. Рекомендованный ими Фриц Гессенский приехал вместе с нашим кузеном Фрицем Мекленбургским немного позднее. Мы с Троицы жили в Петергофе в Летнем дворце, оба молодых человека остановились у нас. Адини, которая была простужена и кашляла, не появилась за ужином в первый день их посещения. Фриц Гессенский сидел за столом подле меня. Мне он показался приятным, веселым, сейчас же готовым смеяться, в его взгляде была доброта. Только на следующий день, незадолго до бала в Большом Петергофском дворце, он впервые увидел Адини. Я была при этом и почувствовала сейчас же, что при этой встрече произошло что-то значительное. Я испугалась; это было ужасное мгновение. Но я сейчас же сказала себе, что я не могу стать соперницей собственной сестры. Целую неделю я страшно страдала. Мои разговоры с Фрицем Гессенским были совершенно бессмысленны: он вежливо говорил со мной, но стоило только появиться Адини, как он сейчас же преображался. Однажды после обеда Адини думала, что она одна, и села за рояль; играя очень посредственно, она сумела вложить в свою игру столько выражения, что казалось, что она изливает свою душу в этой игре. Теперь мне все стало ясно, и я вошла к ней. Что произошло между нами, невозможно описать словами, надо было слышать и видеть, чтобы понять, сколько прекрасного было в этом прелестном создании...
Не успели они уехать, как я бросилась к МамА и сказала: "Адини любит его!" МамА посмотрела на меня и возразила: "А ты?"
Год спустя, мы прочли в дневнике Адини запись ее сердечной истории; одно число было особенно подчеркнуто, и заметка под ним гласила: "Он мне пожал руку, я на верху блаженства". Она видела Фрица через поэтическую вуаль своих восемнадцати лет, и Бог отозвал ее к Себе ранее, чем ее взгляд увидел другое. "
"В день Петра и Павла, 29 июня, во время торжественного обеда, была объявлена помолвка. ...1 июля, в день рождения МамА, принимали поздравления. Мне же многие выразили сочувствие.
26 декабря 1843 было официальное празднование помолвки Адини, а на следующий день большой прием. Фриц рядом со своей прелестной невестой казался незначительным и без особой выправки.
После обеда невеста и жених встретились в моей комнате; меня они называли своим добрым ангелом, оттого что я вскоре их предоставила самим себе".
"16 января 1844 была отпразднована свадьба Адини. Фриц и его молодая жена должны были остаться у нас до весны и занимали большие апартаменты в северном флигеле дворца. На Пасху предполагался переезд в Копенгаген, где для молодых устраивался дворец."
Адини простудилась, когда возвращалась с бала от Нессельроде. Одно из окон экипажа было по недосмотру какого-то лакея опущено при десяти градусах мороза. На следующий день она проснулась с жаром. Никто не придал этому серьезного значения, полагаясь на ее здоровую натуру. Она появилась, как всегда, за утренним завтраком, а также вечером к обеду.
ПапА предпринял поездку в Англию, чтобы познакомиться со своей юной племянницей Викторией и ее супругом Альбертом. В разгар празднеств в его честь он узнал ужасную весть, что у Адини скоротечная чахотка."
Адини вместе с ребенком умерла, когда ему было 6 месяцев.
10-й жених - Морис (ц) 1843 год. Ольге 21 год.
Однажды вечером донесли, что герцог Нассауский и его брат Мориц прибыли в Кронштадт...
...Затем..." герцог Нассауский поспешил уехать в Карлсбад, где в то время лечилась со своими дочерьми тетя Елена. Мориц же остался у нас. Это был красивый мальчик, хорошо сложенный, очень приятный в разговоре, с легким налетом сарказма. Он быстро завоевал наши симпатии, мне же он нравился своим великодушием, заложенным в его характере, а также своей откровенностью. Восемь дней он оставался у нас; затем он уехал. Мое сердце билось, как птица в клетке. Каждый раз, когда оно пыталось взлететь, оно сейчас же тяжело падало обратно...
...Мэри узнала, что Мориц уехал с тяжелым сердцем, и спросила меня: "Хочешь, чтобы я поговорила с Папа? Он, конечно, разрешит тебе брак вроде моего". Я подумала, но все же сказала: "Нет!" Я не сказала вслух того, о чем подумала: жена должна следовать за мужем, а не муж входить в Отечество жены, а также что мне была бы унизительна мысль о том, что Мориц будет играть роль, подобную роли Макса. Это было последним происшествием такого характера; влюбленность, где теряется сердце, в то время как благоразумие удерживает и предупреждает, становится мучительной. Никто, кроме Альбрехта, не внушал мне достаточного доверия, чтобы вместе пойти по жизненному пути. Брак, каким я представляла его, должен был быть построен на уважении, абсолютном доверии друг к другу и быть союзом в этой и потусторонней жизни. Молодые девушки, главным образом принцессы в возрасте, когда выходят замуж, достойны сожаления, бедные существа! В готтском Альманахе указывается год твоего рождения, тебя приезжают смотреть, как лошадь, которая продается. Если ты сразу же не даешь своего согласия, тебя обвиняют в холодности, в кокетстве или же о тебе гадают, как о какой-то тайне. Была ли я предназначена для монастыря или же во мне таилась какая-то несчастливая страсть? Так говорили в моем случае.
МамА все еще надеялась возобновить разговоры об эрцгерцоге Стефане. Тут Папа получил известие, что у Стефана чахотка и что он не решается поэтому принять наше приглашение и отправиться на маневры с их трудностями. Одновременно же мы узнали, что Альбрехт по воле своего отца женился на баварской принцессе Хильдегарде. "
Выбор между женихом № 3 - Карлом и женихом № 4 - Стефаном. 1845.
Как выяснилось отказ Вены со Стефаном в 1841-42 гг. оказался не окончательным, или Ольга с отцом надеялись на это...
И в 1845 г..."Первая депеша была из Штутгарта и содержала запрос короля Вюртембергского о том, может ли его сын (Карл) представиться мне в Петербурге, Вене или Палермо, потому что он очень хотел бы познакомиться со мной. Вторая весть была от Меттерниха из Турина о том, что Императорский Дом (Вены) снова заинтересован в сближении..."
"...Событие, о котором я мечтала в течение семи лет (свадьба со Стефаном), казалось осуществимым..."
"...ПапА же я предложила назначить визит Вюртембергского кронпринца на январь (1846), до тех пор будут закончены переговоры в Риме, и он сам сможет решить, который из обоих претендентов более приемлем для меня, а также и для него. Я снова почувствовала себя спокойной и счастливой..."
"...Перед Рождеством пришло письмо от ПапА из Венеции. Вюртембергский кронпринц (Карл) представлялся ему там, и Папа писал: "Благородство его выдержки и манер мне нравится. Когда я ему сказал, что решение зависит не от меня, а от тебя одной, по его лицу пробежала радостная надежда".
"...Иными были вести из Вены под конец года. Сначала пришло короткое письмо от Адлерберга. "Все кончено", - писал он.
...Мне показалось в один момент, точно погасили семь лет моей жизни. Но когда после этого пришло подробное письмо с описанием визита ПапА в Вену, в глубине моей души шевельнулось что-то похожее на благодарность. За пышными приемами, торжественными спектаклями и балами в честь ПапА скрывалось не что иное, как отказ и боязливое ожидание грядущих мрачных событий...
...В Венгрии - брожение, в Богемии вспыхивало стремление к независимости, положение Стефана там было далеко не прочным. Что бы случилось со мной, если бы я была женой Стефана, после катастрофы, когда он, скомпрометированный и преследуемый, должен был окончить свою жизнь в изгнании! Но еще менее приятным, чем все это, был разговор, который ПапА имел с Императрицей-матерью Каролиной Августой. В своих апартаментах она подвела его к алтарю, сооруженному на месте кончины Императора Франца I, и начала говорить о гонениях, которым подвергается римско-католическая церковь в России.
...в разговоре Императрица даже не упомянула обо мне. "
Николай I уехал, и все было кончено.
Однако Эрцгерцог Стефан не был женат и потомства не оставил, скончался в 1867 от туберкулеза.
И все же жених №3 - Карл. январь, 1, 1846.
Это происходило в Палермо, где царица Александра Федоровна лечилась, а Ольга Николаевна отдыхала с ней. Ольга - средняя из сестер все еще была не замужем, а ей шел уже 24-й год...В то время как старшая замужняя Мэри нарожала уже 4-х детей и ожидала пятого. А младшая сестра Александра успела выйти замуж, родить ребенка...и, к сожалению, покинуть этот мир.
"...Возвратившись домой, мы узнали, что почтовый пароход Неаполь-Палермо, который должен был привезти нам весть, что приезжает Вюртембергский кронпринц, опоздал из-за непогоды на двенадцать часов, из-за чего принц прибыл одновременно с письмом, извещавшим о его визите. Тотчас Костя (брат) был отправлен в отель, где остановился гость, чтобы приветствовать его и привезти к нам. "
И повторное знакомство с кронпринцем Карлом Вюртембергским, уже не мальчиком, но мужем... наконец состоялось...
"...Я была готова с переодеванием еще раньше, чем МамА. В белом парадном платье с кружевами и розовой вышивкой, с косой, заколотой наверх эмалевыми шпильками, прежде чем войти, я подождала минуту перед дверью в приемную. Два голоса слышались за ней: молодой, звонкий голос Кости и другой, мужской, низкий. Что-то неописуемое произошло в тот миг, как я услышала этот голос: я почувствовала и узнала: это он! Несмотря на то, что мое сердце готово было разорваться, я вошла спокойно и без смущения. Он взял мою руку, поцеловал ее и сказал медленно и внятно, голосом, который я тотчас же полюбила за его мягкость: "Мои Родители поручили мне передать вам их сердечнейший привет", при этом его глаза смотрели на меня внимательно, точно изучая.
Вечером за столом были только самые близкие. Он был скорее застенчив, мало говорил, но то немногое, что он сказал, было без позы и совершенно естественно. При этом он ел с аппетитом, что не согласуется с законом, говорящим о том, что влюбленный не может есть в присутствии дамы своего сердца. Это обстоятельство было также замечено и отмечено нашим окружением".
"5 января (1846), в сияющий солнечный день. Мама предложила нам поездку на Монреаль. Мы шли пешком по горной дороге вверх, я опиралась на руку Кости. Он (Карл) с МамА позади нас....он говорил МамА о том, как счастлив видеть такую красоту. Когда я слушала его голос, во мне развивалось и углублялось чувство доверия, которое я испытала к нему в момент первой встречи. "
"...Я встретилась с кронпринцем после службы (на Крещение - 8 (19) января 1846) в комнате МамА. По ее предложению мы спустились вниз, в сад. Не помню, как долго мы бродили по отдаленным дорожкам и о чем говорили. Когда снова мы приблизились к дому, подошла молодая крестьянка и с лукавой улыбкой предложила Карлу букетик фиалок "пер ла Донна" (для госпожи (ит.)). Он подал мне букет, наши руки встретились. Он пожал мою, я задержала свою в его руке, нежной и горячей. "
"...Когда у дома к нам приблизилась МамА, Карл сейчас же спросил ее: "Смею я написать Государю?" - "Как? Так быстро?" - воскликнула она и с поздравлениями и благословениями заключила нас в свои объятия."
"Анна Алексеевна была первой, кого мы посвятили в случившееся. ... я любила и была любимой, и я молилась о том, чтобы Господь сделал меня достойной Карла." "Как он выглядел? Выше среднего роста, он был выше меня на полголовы. Глаза карие, волосы каштановые, красиво обрамляющие лоб и виски, губы полные, выгнутые, улыбка заразительная. Руки, ноги, вся фигура была безупречна. Таким я вижу его перед собой, с одной только ошибкой: он был на шесть месяцев моложе меня. О, какое счастье любить!"
"...Со всех сторон посыпались поздравления, - в России слуги принимают участие в семейных событиях, как нигде в другой стране, - я была тронута их радостью, они целовали мне руку, а моему жениху плечо. День прошел за писанием писем; было решено объявить помолвку, как только придет письмо ПапА из Петербурга."
"...Прошли три безоблачных дня, на четвертый письмо из Штутгарта омрачило нашу радость. С поздравлениями о помолвке пришло известие о том, что король Вильгельм (Отец Карла) заболел."
Но все же Карл решил не ехать домой, так как, если болезнь - серьезная, то он все равно опоздает, ... и ждал результата в Палермо...."Таким образом, нас ожидало еще несколько счастливых дней и первое совместное празднество - на корабле "Ингерманланд" в нашу честь давался бал. Палуба была украшена шатрами из флагов всех стран, играл военный оркестр, и первый танец я танцевала с Карлом. По его просьбе я надела платье, которое было на мне в день помолвки: фиолетовое с жакеткой с жемчужными пуговицами. Я упоминаю эти мелочи, оттого что, когда любишь, каждой мелочи придаешь значение. "
"Однажды, когда Мама привела его ко мне наверх, в мою красивую комнатку, он остановился на пороге и поцеловал меня в лоб. С тех пор моя комнатка казалась мне освященной. Идти с ним под руку или, прижавшись головой к его коленям, сидеть у его ног и слушать, как он повторяет: "Оли, я люблю тебя", - все это подымало меня на небеса. Для невесты дни проходят, как один-единственный сон; она живет в привычной обстановке своего окружения, но поднятая высоко надо всем своей любовью и душевным озарением. Для жениха, конечно, это время более смелых желаний и надежд."
"Наш сон продолжался неполных десять дней. Врачи из Штутгарта написали, что непосредственная опасность устранена, но в возрасте короля (ему было шестьдесят четыре года) поправка идет медленно и поэтому было бы желательно, чтобы кронпринц вернулся. В момент, когда звал долг, колебаний уже не было. 16 января он еще раз пришел к любимому нами часу завтрака, мы сошли с ним в сад и обошли все любимые дорожки вдоль стены, которая была покрыта цветущими розами и малиновыми бугенвиллиями. В последний раз мы вместе вдыхали аромат, в котором пробудилась наша любовь. Наконец настал час разлуки, тем более жестокой, что мы не смели писать друг другу, не имея ответа из Петербурга (от Николая I)." 5 февраля пришло согласие от Николая.
"...Скоро прибыли письма от короля, - он писал очень сдержанно, - от будущих невесток Мари и Софи, которые писали "дорогая кузина", и от королевы, которая просто и любовно писала мне: "Ты, дорогая дочь". Письмо Карла прибыло, благодаря несчастливому случаю, последним. С момента, как оно было в моих руках, я стала регулярно вести дневник и посылать каждую неделю ему эти листки. Он делал то же самое, и еще теперь, после 36 лет брака, мы придерживаемся этого обычая. Мой ответ королю был написан с помощью Мейендорфа, который, зная его характер, взвешивал каждое слово. В ответном письме моей свекрови еще непривычный мне немецкий язык также заставил меня хорошенько подумать."
И царица с Ольгой отправились домой, по дороге ..."В Зальцбург мы прибыли около полудня. Мама, боясь натянутости официального представления, решила импровизировать встречу с королем и королевой Вюртембергскими. Она приказала экипажу попросту остановиться у отеля, где жила Королевская Семья. Первая встреча произошла в полутьме вестибюля. Затем сели большим обществом за круглый стол. Я была так взволнована, что боялась задохнуться. Карл пожал мне руку, король смотрел на меня с любопытством своими поблекшими глазами. На следующий день этот взгляд стал более благосклонным....Милая, добрая королева, которая знала все выражения его лица, казалось, ожидала грозы и была совершенно сконфужена. Карл скоро вывел меня из этого круга в комнату своей младшей сестры Августы. Как раз в это время она стояла перед зеркалом и прикрепляла брошку к своему лифу. Карл схватил ее за плечи и быстро повернул, так что мы оказались лицом к лицу друг перед другом. Она вскрикнула от неожиданности и бросилась мне на шею. Я облегченно вздохнула - лед растаял..."
"...Совместная жизнь в Зальцбурге подходила к концу, Карл и его семья поехали через Мюнхен в Штутгарт, а мы, в конце мая, в Линц, куда нас просила приехать милая Императрица Австрийская Мария Анна, чтобы заверить нас в своей дружбе и симпатии..."
И вот в Праге в 1846, когда Ольга Николаевна уже помолвлена с Карлом, она наконец совершенно неожиданно впервын в жизни встречает свою платоническую любовь - таинственно Стефана, которого никогда не видела, только мечтала, о нем почти 9 лет своей юной жизни.
"...Наш дальнейший путь лежал через Прагу, где проживал эрцгерцог Стефан, который хотел нас встретить. Наша встреча произошла на Градчане. Мне было очень интересно наконец-то увидеть героя моих мечтаний наяву! Наверное, и он испытывал то же чувство, с той только разницей, что мне удалось наконец встретить человека, которого искало мое сердце, в то время как он должен был еще искать. Хотел ли он вызвать во мне сожаление к своей неудачной судьбе? Если да, то он сделал это очень неумело. Его манера держаться казалась мне неестественной, возможно, что его разговор и заинтересовал бы меня, если бы он не старался все время показать себя в возможно выгодном свете. Он был полной противоположностью эрцгерцогу Альбрехту, которого мы еще раз встретили в Зальцбурге, и простота и естественность которого опять были нам так приятны. Чувствовалось, что Стефан очень честолюбив и очень доволен собой."
"...наконец в Варшаве ПапА заключил нас в объятия. Он не переставая смотрел на меня, и в его глазах я замечала грусть от предстоящей разлуки..."
"...Карл прибыл (в Петербург) в день начала маневров кадетских корпусов. В гавани его встретили ПапА и все четыре брата. Сейчас же после обеда, вместо того чтобы дать ему время отдохнуть, его посадили на коня и галопом поскакали в Стрельну на маневры. Нам, дамам, было приказано часом позднее следовать в экипажах. В Стрельне, на даче одной знакомой, мы встретились с кавалерами, чтобы пить вместе чай. После чая моему жениху было разрешено возвращаться с нами в экипаже. В одиннадцать часов мы поужинали в комнатах у МамА. Мы ни минуты еще не оставались с глазу на глаз, и Сесиль Фредерике с участием заметила: "Ну и уютная встреча для жениха с невестой!"
"...Вскоре Карл был совершенно захвачен личностью ПапА..."
"25 июня (1846) была торжественная помолвка в петергофской церкви, а свадьба была назначена на 1 (13) июля 1846, день рождения МамА и одновременно день свадьбы Родителей. Это число должно было принести нам счастье! Последние дни перед этим торжественным днем были заполнены суетой. Я проводила их в примерках платьев, в выборе и раздаче сувениров и подарков, в упаковке и прощальных аудиенциях, я не принадлежала больше самой себе."
"...Когда я вечером 30 июня поднялась в последний раз в свою комнатку, я долго не могла заснуть..." Ольга сидела с фрейлиной Анной Алексеевной, в полночь пришел Николай I, и они долго молились. Позже Ольга написала отречение от российского престола.
Наступил торжественный день свадьбы - 1 (13) июля 1846.
"...У МамА собралась вся семья, не хватало только Карла, которого по русскому обычаю я не могла видеть в день своей свадьбы до церкви. Богослужение было назначено на 11 часов утра, затем меня должны были одеть в Большом дворце в наряд невесты, и в час дня начинались свадебные церемонии. ...После православной свадьбы мы тем же порядком проследовали в лютеранскую часовню, которая была устроена в одной из дворцовых комнат."
"Весь этот день, заполненный церемониями, казался мне бесконечным. Наконец вечером нас торжественно отвели в наши будущие апартаменты, где нас встретили Саша (брат Александр Николаевич) и Мари (Мария Александровна) с хлебом-солью. Тяжелое серебряное парчовое платье, а также корону и ожерелье сняли с меня, и я надела легкое шелковое платье с кружевной мантильей, а также чепчик с розовыми лентами, оттого что теперь я была замужем!"
"После этого мы ужинали в тесном семейном кругу, все были в прекрасном настроении и только в полночь стали расходиться. Папа еще раз благословил меня. Мама же отвела меня в спальню и покинула только тогда, когда в комнату вошел Карл."
Молодая чета переехала в Вюртемберг. Александра Осиповна Смирнова (литературный салон) писала: «Красивейшей из дочерей нашего императора суждено было выйти за ученого дурака в Виртембергию".
Однако...Семейная жизнь Ольги сложилась вполне благополучно, но детей у них не было. Она воспитывала детей родственников. Здесь о приемной дочери Вере. Ольга Николаевна вместе с мужем проживала постоянно в Штутгарте и лишь изредка навещала Россию. В феврале 1855 она, узнав о болезни императора Николая I, вместе с мужем срочно выехала в Петербург, но отца в живых не застала. Дожила она сама до 70 лет (до 30 октября 1892 г).
Перечитала "Сон Юности" и составила текст Алена Ли.
