Кто знает, каким бы был Художественный театр, если бы в самом начале пути он не обрел своего автора? Отношения Антона Павловича Чехова и МХТ не назовешь простыми. И тем не менее справедливы слова, произнесенные Вл. И. Немировичем-Данченко на чествовании драматурга в январе 1904 года: «Наш театр в такой степени обязан твоему таланту, твоему нежному сердцу, твоей чистой душе, что ты по праву можешь сказать: это мой театр».
Именно Немирович-Данченко привел драматургию Чехова на сцену МХТ. С Антоном Павловичем он дружил давно и ценил его чрезвычайно. Владимир Иванович мечтал поставить «Чайку», провалившуюся в петербургском Александринском театре в 1896 году. Ученики Немировича-Данченко в Музыкально-драматическом училище при Московском Филармоническом обществе, тот самый курс, часть которого позже вошла в труппу МХТ, еще во время учебы приобрели по номеру журнала «Русская мысль», где в декабре 1896 года была опубликована пьеса. Читали «Чайку», обсуждали. Владимир Иванович знал, как это надо ставить.
Однако убедить Антона Павловича в том, что «Чайка» должна идти в только что образованном Художественно-общедоступном театре, оказалось непросто. Уж больно тяжело пережил он провал в Александринке. Однако Немирович был настойчив: «Мне важно знать, даешь ты нам “Чайку” или нет. <…> Если ты не дашь, ты зарежешь меня, так как “Чайка” – единственная современная пьеса, захватывающая меня как режиссера, а ты – единственный современный писатель, который представляет большой интерес для театра с образцовым репертуаром», – так писал он Чехову.
В итоге разрешение было получено. Первая репетиция состоялась 9 сентября 1898 года, Чехов на ней присутствовал. То, что он увидел, его впечатлило – труппа проделала огромную работу, К.С. Станиславский все лето в имении брата расписывал мизансцены и режиссерский план будущего спектакля.
Премьера спектакля прошла 17 декабря 1898 года. Актеры очень волновались, не только из-за того, что на кон во многом было поставлено творческое будущее театра, но и потому, что у Антона Павловича произошло обострение туберкулеза, и вторичный провал пьесы он бы, вероятно, просто не пережил. К.С. Станиславский так вспоминал о вечере премьеры: «Как мы играли — не помню. Первый акт кончился при гробовом молчании зрительного зала. Одна из артисток упала в обморок, я сам едва держался на ногах от отчаяния. Но вдруг, после долгой паузы, в публике поднялся рев, треск, бешеные аплодисменты. Занавес пошел… раздвинулся… опять задвинулся, а мы стояли, как обалделые. Потом снова рев… и снова занавес… Мы все стояли неподвижно, не соображая, что нам надо раскланиваться. Наконец мы почувствовали успех и, неимоверно взволнованные, стали обнимать друг друга, как обнимаются в пасхальную ночь».
Среди телеграмм, отправленных в ту ночь триумфа Чехову, была и та, что написал его бывший одноклассник по таганрогской гимназии, артист МХТ Александр Вишневский, игравший в премьере Дорна: «Чайка будет боевой пьесой нашего театра». Он оказался прав – чайка навсегда стала символом МХТ.
После успеха «Чайки» разные театры начали охотиться за другой пьесой Чехова – «Дядей Ваней», но Антон Павлович предоставил права на нее МХТ. Подготовка премьеры шла по уже отработанной схеме: летом Станиславский в своем имении Любимовка разрабатывал мизансцены будущего спектакля, а Немирович-Данченко с артистами разбирал авторский текст. Премьера состоялась в первый день рождения театра, 26 октября 1899 года.
«Трудно теперь поверить, что после премьеры “Дяди Вани” мы собрались тесной компанией в ресторане и лили там слезы, так как спектакль, по мнению всех, провалился», – пишет Константин Сергеевич в «Моей жизни в искусстве». Действительно, трудно – ведь уже после второго представления, 29 октября, успех постановки стал очевиден. В том сезоне «Дядю Ваню» сыграли двадцать пять раз при полных сборах. Впрочем, мнения и правда оказались разными: Максим Горький, например, был в восторге, а Лев Толстой, как написала М.П. Лилина своей золовке З.С. Соколовой, «сказал Немировичу, что ему очень понравилась игра Алексеева и вообще постановка, но с пьесой он не согласен и никакой трагедии в жизни дяди Вани он не видит, потому что слушать гитару и сверчка он, Толстой, находит наслаждение».
Весной 1900 года труппа МХТ отправилась в Ялту – к Чехову. Первым приехал Вишневский, чьей задачей было проверить на предмет исправности местный театр. В нем труппа собиралась давать представления: «Чайку», «Дядю Ваню» и «Одиноких» Гауптмана – все билеты были уже раскуплены. Вишневский то и дело пускался в воспоминания о гимназических годах в Таганроге, чем бесил Чехова.
Антон Павлович впервые увидел «Дядю Ваню» в Севастополе, публика устроила автору в зале овацию. Постановку Чехов похвалил, а замечание Станиславскому сделал лишь одно, по поводу сцены отъезда Астрова. Предложение Антона Павловича К.С. немало обескуражило.
Вот как он рассказывает об этом эпизоде в «Моей жизни в искусстве»:
«“Он же свистит, послушайте… Свистит! Дядя Ваня плачет, а Астров свистит!” — И на этот раз большего я добиться от него не мог.
“Как же так, — говорил я себе, — грусть, безнадежность и — веселый свист?”
Но и это замечание Чехова само собой ожило на одном из позднейших спектаклей. Я как-то взял да и засвистал: на авось, по доверию. И тут же почувствовал правду! Верно! Дядя Ваня падает духом и предается унынию, а Астров свистит. Почему? Да потому, что он настолько изверился в людях и в жизни, что в недоверии к ним дошел до цинизма. Люди его уже не могут ничем огорчить. Но на счастье Астрова, он любит природу…»
На спектакли МХТ в Крыму съехалось блестящее общество: писатели Горький, Куприн, Бунин, Мамин-Сибиряк, композитор Рахманинов. Прибыла целая делегация московских врачей, поклонников творчества Чехова. В это же время разгорался роман Антона Павловича с актрисой МХТ Ольгой Книппер. В августе того же 1900 года Чехов начал писать давно им задуманную, уже сложившуюся в голове пьесу «Три сестры».
Пьеса «Три сестры» была готова в октябре 1900-го. 24 октября Антон Павлович приехал в Москву и читал ее труппе МХТ. Пьеса показалась мхатовцам сложной и тяжелой, им потребовалось время, чтобы подобрать к ней «ключ».
Премьеру сыграли 31 января 1901 года. Чехов в тот момент поправлял здоровье за границей, поэтому Ольга Книппер отправила ему в Рим телеграмму по-французски: «Grand succes, embrasse mon bien aime» («Большой успех, обнимаю своего дорогого и любимого»). Ольга Леонардовна несколько преувеличила: большой успех был после первого акта, именин Ирины, актеры тогда несколько раз выходили на поклоны. А по окончании спектакля хлопали сдержанно.
Впрочем, спектакль вскоре набрал силу. В нем пленяло «простое, верно схваченное течение жизни», как сформулировал это Немирович-Данченко в письме к Чехову в январе 1901 года. Владимир Иванович одной строкой перечислял в этой письме события пьесы и предметы, находящиеся на сцене: «именины, масленица, пожар, отъезд, печка, лампа, фортепьяно, чай, пирог, пьянство, сумерки, ночь, гостиная, столовая, спальня девушек, зима, осень, весна». В передаче бытовых деталей, окрашенных при этом поэзией, МХТ не знал себе равных. Здесь получилось особенно удачно – ведь театр уже хорошо чувствовал тексты драматурга.
В 1903 году состояния здоровья Антона Павловича резко ухудшилось. Актер и режиссер Александр Санин с глубокой печалью сообщал Лике Мизиновой, увидев свежую фотографию писателя: «Почти не узнал я прежнего Чехова. Очень мне больно было видеть карточку».
Несмотря на это, Чехов работал. Он сочинял «Вишневый сад» – пьесу, оказавшуюся для него последней. Получилась комедия, «местами даже фарс», как сообщил Станиславскому сам автор. В октябре 1903 года Чехов прислал ее в МХТ. Константина Сергеевича пьеса впечатлила чрезвычайно. «Это не комедия, не фарс, как Вы писали, — это трагедия, какой бы исход к лучшей жизни Вы ни открывали в последнем акте. Впечатление огромно, и это достигнуто полутонами, акварельными красками», – так передавал он свои чувства в письме к Антону Павловичу.
Однако работа над спектаклем проходила драматично. В декабре 1903 года Чехова, посетившего несколько репетиций, попросили больше на них не приходить. «Ты только мешаешь», – жестко сказал ему Немирович-Данченко. Досадовал и Станиславский: «Приехал автор и спутал нас всех». Чем же был недоволен Чехов? Тем, что его комедию превращают в драму, что Константин Сергеевич слишком увлекается созданием «настроения» в спектакле, что он уделяет слишком большое внимание бытовым мелочам.
На премьере 17 января 1904 года Чехов появился лишь к четвертому акту. Тяжело больному драматургу устроили пышное чествование. Антон Павлович не терпел подобных проявлений публичного признания, да и спектакль ему не нравился. Когда во время ужина с актерами после премьеры автору преподнесли антикварный ларец, он сказал, что лучше бы подарили мышеловку. Все было бы полезнее.
«Вишневый сад» тоже не сразу прозвучал в полную мощь. Но в результате оказался долгожителем. Шел спектакль К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко до 1950 года, был сыгран 1209 раз.
Вот как пишет о нем историк МХАТа И.Н. Соловьева: «Градации комического, присутствующие в пьесе, для всех были увлекательны. Не только Москвин, упивавшийся ролью Епиходова с его двадцатью двумя уморительными несчастьями, но и Станиславский, и Книппер в их дуэте (Гаев и Раневская, брат и сестра), и Артем — Фирс, и Качалов, игравший Петю Трофимова, все они откликались почти водевильной подвижности характеров и поступков, как ее предлагает автор. Спектакль чем дальше, тем больше обретал грацию, казался кружевным, подробности посверкивали, как брызги. В глубине своей, однако, он жил тем, что в нем было заложено с первых режиссерских прикосновений к пьесе: жил ясным ощущением кончающейся жизни и неясностью будущего, переломом — то ли от счастья к несчастью, по закону трагедии, то ли от несчастья к чему-то, чего не угадать».
2 июля (15 июля по новому стилю) 1904 года Чехов умер. «Весь вечер мы, точно прижавшись, сиротами сидели, боясь разойтись, и говорили, чтоб не молчать и не плакать. Я и жена потеряли близкого родственника…» – слова из черновика письма К.С. Станиславского О.Л. Книппер-Чеховой. Можно не сомневаться, что подобное острое чувство личной потери тогда пережили все сотрудники МХТ.
Фото из фондов Музея МХАТ
Что почитать по теме:
К.С. Станиславский. Моя жизнь в искусстве. Собр. сочинений в 9-ти томах. Т.1, М.: Искусство, 1988.
Московский Художественный театр. Сто лет. Энциклопедия в 2-х томах. М.: Московский Художественный театр, 1998.
И.Н. Соловьева. Художественный театр. Жизнь и приключения идеи. М.: Московский Художественный театр, 2007.
Московский Художественный театр в русской театральной критике. 1898 – 1905. / Сост., вступления к сезонам, примечания Ю.М. Виноградова, О.А. Радищевой, Е.А. Шингаревой, общ. ред.О.А. Радищевой. М.: Артист. Режиссер. Театр, 2005.
А.П. Кузичева. Чехов. Жизнь «отдельного человека». М.: Молодая гвардия, 2012.
Д. Рейфилд. Жизнь Антона Чехова. М.: Б.С.Г. – Пресс, 2007.
Е.А. Зноско-Боровский. Русский театр начала ХХ века. М.: Navona, 2014.
О.А. Радищева. Станиславский и Немирович-Данченко. История театральных отношений. В 3-х томах. М.: Артист. Режиссер. Театр, 1997–1999.
