Гитлеровцы на оккупированных территориях Советского Союза не щадили никого — сжигали хутора и деревни, жестоко расправлялись со взрослыми и детьми, угоняли в рабство.
Тысячи советских детей были спасены красноармейцами, практически из-под пуль и бомбежек...
В небольшой городок Н. вошел батальон связи. За спиной у каждого красноармейца катушка с проводом, вещевые мешки, ранцы, винтовки, а на руках у каждого — ребенок. Даже раненый, заросший бородой связист с подвязанной рукой несет девочку, лет шести. Она плачет, и боец успокаивает ее, угощая черным сухарем...
На городской площади батальон остановился на отдых. Плотной стеной окружили бойцов жители города.
— Чьи это дети?— расспрашивали они связистов.
И тогда телефонист Ашот Микаэлян, юноша со сросшимися черными бровями, в пробитой пулями шинели сказал:
— Вы хотите знать, почему у нас детский сад в батальоне? Я вам расскажу.
Микаэлян высоко поднял на руках белокурого, розовощекого и донельзя грязного мальчишку и продолжал:
— Вот этот мальчишка — живой? Живой. Видишь — смеется. А он мог быть сегодня мертвый. И они все могли быть мертвые, да, все. Мы с боем прорывались через А. А. горел. Немцы все подожгли — школы, и больницы, и детский дом с детьми подожгли.
— Ах! — тихо вздыхает женщина в толпе.
— И как увидели мы это, сердце у нас перевернулось. Мы кинулись к дому, и я, и Гамбашидзе, и Исаев, и вот тот, видите, лицо у него обгорело, мой земляк с Вагаршапата — Минасян. И вытащили всех детишек. Подсчитали — пятьдесят четыре. Взяли их на руки и пошли.
Шли мы день и еще день и поднялись на перевал. Ноги двигались все медленнее, тяжелее. Мы измучились, вы знаете, что такое осенний путь в горах? И Сережка, его зовут Сергей, и другие замерзли.
Во что их укутать? И мы укутали их в свои шинели и шли, стуча зубами, потому что снег лежит на перевале. Но мы все чувствовали себя прекрасно. Только горевали, что еды не захватили, с трудом грызут ребята сухари.
Думаем: выдержат ли ребятишки переход? И капитан наш думает о том же. Не все из нас имеют детей, но видели бы вы, какими нежными отцами все стали! Будьте покойны, все умеют: и накормить, и спать уложить, и сказку рассказать. И вот спустились мы в долину, сюда к вам, где немцев и в помине нету и куда их само собой мы никогда не пустим, спустились и спрашиваем вас: кто вымоет ребят? Кто обстирает, кто накормит? Кто их возьмет к себе, пока не найдутся их матери и отцы?
Вперед вышла женщина в клетчатой юбке. Она молча взяла из рук Ашота белобрысого Сережу. И Ашот нежно поцеловал мальчугана. Сергей потянулся к Ашоту. Но тот, смахивая соринку с глаз, сказал:
— Иди! Иди, Сережа! Иди!
Из толпы вышли другие женщины. Они взяли из рук измученных бойцов ребят, мальчиков и девочек, понесли их к своим домам с плоскими крышами, в свои сады и дворики, а связисты стояли и молча смотрели им вслед.
Но женщины возвратились вновь. Они принесли глиняные кувшины, наполненные молоком, белые круги сыра, плоские лепешки. Полотенца были перекинуты у них через плечо.
И связисты умылись тут же, на площади. Они ели и пили, а потом легли в тени деревьев и во всем городке стало так тихо, как глухой глубокой ночью...
Через три часа батальон тронулся в путь. Женщины стояли у каменных заборов, держа на руках чисто вымытых ребят.
ИГОРЬ ВСЕВОЛОЖСКИЙ (1942)
Действующая армия, Кавказ