Османская династия понесла невосполнимую утрату в виде безвременно почившей от руки акушерки Эфсун хатун. Это событие переполошило всю родню старейшего наследника падишаха.
Ладно Сюмбюль помчался к Мустафе со словами: «Страшную весть я принес в твой дом, Надежда!» Сюмбюль за хорошую плату и не такое изобразит на своем лице. Но остальные то почему задергались? Можно подумать, что Эфсун не знала что будет в случае беременности, а Мустафа ни сном ни духом о том что детишек можно только в санжаках стругать.
Предохраняться надо. Если уж «така любовь», можно и сдержать свои «благородные порывы». А то некоторые обожают опасный секс, а потом получается «Нет повести печальнее на свете».
Очередной «эль шкандаль» в османском замке приключился по вине, разумеется, Хюррем, которая не только часовню развалила, но умудрилась сделать бэбика одной из наложниц Мустафы.
Именно в этом обвинил мать своих обожаемых братьев Мустафа. Любимый сын падишаха примчался в спальню к папиной супруге явно после приема запрещенных препаратов. Он гневно обвинял Хюррем в том, что на ее руках кровь его наложницы и нерожденного ребенка.
Супруга повелителя не увлекалась медициной и не имела подпольного абортария. Тем более не была замечена в сексуальных связях с рабынями. Даже если таковое имело бы место, детишки у Эфсуна от Хюррем не получились бы.
Смехотворно выглядели у ложа покойной опечаленная Валиде султан и ее безумная дочь Хатидже. Обе не были замечены у постели больного шехзаде Джихангира, на операции у которого эта пара тоже не присутствовала.
Зачем Валиде потащилась оплакивать наложницу внука, вряд ли известно даже ей. Бабушка Мустафы, не моргнув глазом, спалила его первую девицу Элиф хатун, а тут вдруг расчувствовалась и слезу пустила. Старость не за горами.
Потом бригада во главе с самим Великим визирем отправилась погребать незабвенную Эфсун хатун. Шакер почему-то не явился на похороны, наверное салат оливье стругал для поминок.
Из гибели наложницы по вине старшего сына повелителя устроили балаган.
Хуже всех в этой ситуации выглядит пан султан, мечтавший о том, чтобы его любимого отпрыска обожали все, включая Хюррем. Вместо того, чтобы отмахнуться от несуществующей проблемы, падишах бежит к сыну и начинает его обнимать и утешать.
Ни разу ни до этого случая ни после повелитель до такой степени не интересовался судьбой даже матерей своих внуков. Когда казнили Рану, он не пошел к Баязиду с носовым платком.
А тут такое горе вселенское - Эфсун померла, как траур по всей стране не объявили, удивительно. Но самым отвратительным поступком Сулеймана стало предложение Хюррем выпить яд из его рук.
Сколько ни покушалась Махидевран, не только не убил, из дворца не выгнал ради спокойствия обожаемого Мустафы.
Хюррем по обвинению заинтересованной наложницы сына падишаха стихий прошла через дикое испытание. Она добровольно приняла опиат, полагая, что это отрава.
Мать пятерых детей Сулеймана могла подвинуться умом головы после его эксперимента. Но повелителя это не волновало, как в свое время не волновали крики маленького Мехмеда.
Вот бугай Мустафа расстроился по своей собственной вине - это горе, так горе.
Наденьте пенсне, товарищ Сулейман, и обратите свой взор на старшего сына. Гневные вопли о том, что ты самый ценный в покоях бабуси означают прежде всего безупречность. К самому ценному члену экипажа нельзя прикопаться потому, что он ведет себя безукоризненно.
Мустафа не только нарушил правило проживания, но и хотел скрыть это, обмануть своего папу повелителя. Но Сулейман предпочел не обращать внимания на такие мелочи.
Не мама и не тетушки виноваты в том, что случится с Мустафой впоследствии, хотя и они тоже приложили руку к его казни. В первую очередь виноват папа султан, не обращавший внимания на «невинные шалости» великовозрастного малыша.
А Мустафе пора собственное кладбище открывать.
Красотку Элиф бабуся с мамкой уконтрапупили, Эфсун готова, Фатьма на подходе. И ни одну из этих девушек он не любил по-настоящему. Если бы Михриниса пострадала, поплакал бы и быстро успокоился в новой постели.