Здесь представлена топовая десятка списка "Бессмертные: 100 величайших исполнителей всех времён" по версии журнала "Rolling Stone". Список этот хоть и достаточно уже древний, тем не менее все еще весьма любопытный. Его в 2004 году подготовили к 50-летию эры рок-н-ролла, которая, по мнению редакции журнала, началась 5 июля 1954 года, когда Элвис Пресли записал песню "That's All Right".
Начало здесь:
Было проведено голосование в группе из 55 ведущих музыкантов, писателей, руководителей индустрии и авторитетов в области музыкальной критики, здесь отметились в том числе: Нил Даймонд, Dr. John, The Edge, Арт Гарфанкел, Дон Хенли, Крисси Хайнд, Moby, Кит Ричардс, Карлос Сантана, Брюс Спрингстин, Квентин Тарантино, Пит Таунсенд и другие известные персоны. Итоги голосования и были сведены в список.
Примечательно, что представление каждого исполнителя в журнале комментировал кто-нибудь из звёзд музыкальной индустрии, и это весомая причина того, что я это публикую.
10. Ray Charles
Ван Моррисон:
"Рэй Чарльз – доказательство того, что лучшая музыка пересекает все границы, достигает всех конфессий. Он мог исполнять любую музыку и всегда оставался верен себе. Все дело в его душе. Есть причина, по которой Рэя Чарльза назвали "Гением". Подумайте о том, как он заново изобрел музыку кантри таким образом, чтобы это сработало на него. Он показал, что нет никаких ограничений, по крайней мере, для такого хорошего человека, как он.
Его музыка впервые поразила меня, когда я услышал живую версию "What'd I Say" на немецкой радиостанции "American Forces Network", которую я обычно слушал поздно вечером. Потом я начал покупать его синглы. Его звучание было ошеломляющим – это был блюз, это был R&B, это был госпел, это был свинг – это был весь материал, который я слушал до этого, но в сочетании с одной удивительной, душевной вещью.
Как певец, Рэй Чарльз выражался не так, как кто-либо другой. Он не обставлял время так, как ты рассчитывал, но оно всегда было идеальным, всегда правильным. Он знал, как играться со временем, как и любой великий джазмен. Но в нем было нечто большее, чем этот голос – он также писал эти невероятные песни. Он был великим музыкантом, великим звукорежиссером, великим продюсером и замечательным аранжировщиком".
9. Aretha Franklin
Джерри Вэкслер (продюсер):
"Как продюсер, я почти всегда обсуждал формулировки и произношение с певицей, но в случае с Аретой я ничего не мог ей сказать. Я бы только встал у нее на пути. В наши дни певцы, которые хотят быть более одухотворенными, переусердствуют с мелизмами. Арета использовала их лишь слегка и использовала великолепно, потому что ее вкус был безупречен. Она никогда "не ходила" не в то место.
Это не было обусловлено ее евангельским обучением. Большинство молодых афроамериканских певцов получают музыкальное образование в церкви. Тренировка может дать вам форму, может дать вам традицию, может дать вам ритм. Когда гений получает хорошую подготовку, это может ускорить весь процесс, но обучение – это еще не гениальность. Гений от природы – вот кто она такая.
Я всегда был убежден, что когда певец играет на инструменте, вы должны позволить ему сыграть и на пластинке, даже если певец – не виртуоз, потому что так они привносят в запись еще один элемент. В случае с Аретой не было никакого компромисса в этом качестве. Она была блестящей пианисткой. Это часть проявления ее гениальности. Никто не может копировать ее. Она совершенно одинока в своем величии".
8. Little Richard
Литтл Ричард:
"Многие люди называют меня архитектором рок-н-ролла. Я так себя не именую, но я верю, что это правда. Вы должны помнить, что я уже был известен еще в 1951 году. Я записывался для "RCA-Victor" – если ты был черным, это называлось "Camden Records" – еще до Элвиса. Затем я записался для лейбла "Peacock" в Хьюстоне. Затем "Specialty Records" перекупили меня у "Peacock" – я думаю, они заплатили за меня 500 долларов, – и моя первая специальная пластинка стала хитом в 1956 году: "Tutti Frutti". Это был хит по всему миру.
Я почувствовал, что прибыл в этот мир, понимаете? Мы сразу же начали гастролировать повсюду. Мы путешествовали на машинах. В то время расизм был настолько силен, что вы не могли заходить в отели, поэтому в большинстве случаев вы спали в своей машине. Вы ели в своей машине. Вы одевались и шли на свидание в своей машине. У меня был "Кадиллак". Вот на чем ездила звезда.
Люди называли рок-н-ролл "африканской музыкой". Они называли это "музыкой вуду". Они рассказывали, что это сведет детей с ума. Они говорили, что это была просто вспышка на сковородке – то же самое, что они всегда говорили о хип-хопе. Только тогда было еще хуже, потому что, вы должны помнить, я был первым чернокожим артистом, чьи пластинки начали покупать белые дети. И родители были очень злы на меня. Мы играли в местах, куда нам говорили не возвращаться, потому что дети были такими дикими и необузданными. Они громили улицы, бросали бутылки и прыгали с театральных балконов во время представлений. В то время белые дети должны были находиться на балконе – они были "белыми зрителями". Но потом они перепрыгивали через балкон, чтобы спуститься вниз, где были чернокожие дети.
Мне не платили — на большинстве выступлениях мне не платили. И я никогда не получал денег от большинства этих записей. Но я делал эти записи: в студии мне просто давали кучу слов, и я сочинял песню! Ритм и все такое. Я бы хотел, чтобы многое было по-другому. Я не думаю, что когда-либо получал то, что действительно заслуживал.
Я ценю, что меня выбрали одним из лучших исполнителей, но кто номер один, а кто номер два для меня больше не имеет значения. Потому что это будет не тот, кем, по моему мнению, он должен быть. The Rolling Stones начали со мной, но их всегда будут ставить передо мной. The Beatles начинали со мной – в "Star Club" в Гамбурге еще до того, как они записали альбом, – но они всегда будут передо мной. Джеймс Браун, Джими Хендрикс – эти люди начинали со мной. Я кормил их, я разговаривал с ними, и они всегда будут передо мной.
Но все же это радость – просто все еще быть здесь. Я думаю, что когда люди хотят радости, веселья и счастья, они возжелают услышать старый рок-н-ролл. И я просто рад, что был частью этого".
7. James Brown
Рик Рубин (продюсер):
"В каком-то смысле Джеймс Браун похож на Джонни Кэша. Джонни считается одним из королей кантри-музыки, но есть много людей, которым нравится Джонни, но не нравится кантри-музыка. То же самое с Джеймсом Брауном и R&B. Его музыка уникальна – ее ощущение и тон. Джеймс Браун – это его собственный жанр. Он был отличным редактором – как автор песен, продюсер и руководитель группы. И у него были лучшие музыканты, самая фанковая из всех групп.
Я помню, как много лет назад поехал в Миннеаполис навестить Принса, сидел в офисе и ждал его – и там был бесконечный цикл выступления Джеймса Брауна в концертном фильме 1964 года "The T.A.M.I. Show". Возможно, это единственное величайшее рок-н-ролльное выступление, когда-либо заснятое на пленку. У вас есть The Rolling Stones на одной сцене, все важные рок-группы того времени – и Джеймс Браун выходит и просто уничтожает их. Невероятно, насколько он превосходил всех остальных в фильме. Этих людей просто коснулся Бог. Они особенные. И Джеймс Браун – один из них. Его легенда будет иметь большое значение, потому что в ней заложен сам ритм жизни".
6. Jimi Hendrix
Джон Мейер (John Mayer Trio):
"Джими Хендрикс – один из тех экстраординарных центров музыки, где каждый в какой-то момент оказывается. Каждый музыкант рано или поздно проходит через "международный аэропорт Хендрикса". Он является общим знаменателем для всех стилей популярной музыки. Был ли он блюзменом? Послушайте "Voodoo Child", и вы услышите один из самых жутких блюзов, которые только можете найти. Был ли он рок-музыкантом? Он использовал громкость как средство. Это был рок. Был ли он чувственным певцом-автором песен? В "Bold As Love" он поет как человек, который знает формулу своего сердца.
Так часто его изображают как громкую, психоделическую рок-звезду, поджигающую свою гитару. Но когда я думаю о Хендриксе, я вспоминаю некоторые из самых спокойных, прекрасных гитарных звуков в таких песнях, как "One Rainy Wish", "Little Wing" и "Drifting". Я думаю, причина, по которой музыканты так любят игру Хендрикса, заключается в том, что ее язык был настолько родным для их голов и сердец. У него были тайные отношения с игрой на гитаре, и хотя это было невероятно технично и основано на теории, это была его теория. Все, что вы слышали, – это цвет. Математика – это то, что применяется с тех пор".
5. Chuck Berry
Джо Перри (Aerosmith; The Joe Perry Project; Hollywood Vampires):
"Дело не столько в том, что он играл, сколько в том, чего он не играл. Его музыка очень экономична. Его гитарные партии задавали ритм, в отличие от того, чтобы лежать сверху. Экономия его "облизываний" и доминант – они подталкивали песню вперед. И он строил свои соло так, чтобы получалось милое маленькое заявление, переносящее песню на новое место, так что вы были уже готовы к следующему куплету.
Он поражает людей на всех уровнях: лирика, мелодия, темп, рифф. Другое дело, что Чак Берри был шоуменом: играл на гитаре за головой и между ног, совершал "утиную походку". Это не похоже на то, что вы могли бы закрыть глаза и услышать, как его игра страдает из-за этого. Он был в состоянии делать все это и делать так, чтобы это выглядело так легко и естественно.
Как автор песен, Чак Берри похож на Эрнеста Хемингуэя из рок-н-ролла. Он сразу переходит к делу. Он рассказывает историю короткими предложениями. Вы получаете в своем воображении великолепную картину того, что происходит, за очень короткий промежуток времени, в хорошо подобранных словах. Он также был очень умен: он знал, что если он собирается ворваться в мейнстрим, он должен понравиться и белым подросткам. Что он и сделал. Я думаю, он знал, что мог бы добиться собственного успеха в чартах R&B, но он хотел выйти оттуда и добиться больших успехов".
4. The Rolling Stones
Стивен Ван Зандт (E Street Band):
"The Rolling Stones – это моя жизнь. Если бы не они, я бы по-настоящему стал мафиози. Впервые я увидел "Стоунз" в Голливудском дворце по телевизору в 1964 году. В 64-м "Битлз" тоже были идеальны: прическа, гармония, костюмы. Их музыка была необычайно утонченной. Все это было захватывающим и чуждым, но очень далеким в своем совершенстве. "Стоунз" тоже были чужими и захватывающими. Но их послание было таким: "Может быть, ты тоже сможешь такое сделать". Волосы были более неряшливыми. Гармония была немного не в порядке. И я вообще не помню, чтобы они улыбались.
У них была позиция традиционалистов R&B: "Мы не в шоу-бизнесе. Мы – не поп-музыка". И сексуальность в голосе Мика Джаггера была взрослой. Это был не попсовый секс – держаться за руки, играть в бутылочку. Это было по-настоящему. У Джаггера было то разговорное качество, которое присуще R&B-певцам и блюзменам, – что-то вроде полупения, не совсем удерживающего ноты. Признание голоса Джаггера на поп-радио стало поворотным моментом в рок-н-ролле. Он взломал дверь для всех остальных. Внезапно Эрик Бердон и Ван Моррисон перестали быть такими странными – даже Боб Дилан.
Это было совершенно уникально: белый исполнитель делал это по-черному. Элвис Пресли делал это тоже, но следующим парнем был Джаггер. Других белых мальчиков, поющих так, не было. Белые певцы стояли там и пели, как The Beatles. То, что мы ассоциируем с чернокожими исполнителями, восходит к церкви – позволить духу физически управлять вами, избавиться от социальных ограничений, любой формы смущения или унижения. Отсутствие контроля – вот о чем говорил Мик Джаггер.
Вначале это была группа Брайана Джонса. Он дал им роли. Он руководил ими – давал концерты и писал в газету, когда они получали плохие отзывы. Отношение и агрессивность – они впервые исходили от него. И традиция исходила от него. Он использовал блюзовый псевдоним "Элмо Льюис" и играл на слайд-гитаре. Затем, на таких альбомах, как "Aftermath", он играл на всех этих других инструментах: цимбалах, клавесине, ситаре. Он был таким изобретательным и важным. Если кто-то и не останется в стороне от истории The Stones, так это он.
Но Кит Ричардс тоже считался само собой разумеющимся, исторически сведенным к постоянной ритм-гитаре. Но его соло были великолепны: "Sympathy for the Devil", "It's All Over Now". И есть риффы: "Satisfaction", конечно же, и "The Last Time", которую сами Stones считали первой серьезной песней, которую они написали. "Honky Tonk Women" – это всего лишь один аккорд. Затем он начал перестраивать гитару: строй "G" и пятиструнную версию настройки "G". Я постоянно играю на ритм-гитаре с E Street Band в стиле Кита. Это делает любой, кто играет на рок-н-ролльной гитаре.
Билл Уаймен и Чарли Уоттс больше, чем любая другая ритм-секция рок-н-ролла по сей день, знали, как играть свинг. Сейчас это во многом ушло в прошлое, но в те дни рок-н-ролл был тем, под что танцевали. Вы можете просто представить, как весело было находиться в отеле "Station" в Лондоне в 1963 году: толпа сходила с ума, Stones сходили с ума, как будто они были в Саут-сайдском чикагском блюз-клубе. Вы можете представить это в музыке?
Во многих отношениях "Стоунз" сейчас играют лучше, чем в шестидесятые. В первые дни они были довольно неряшливы, что мне, прочем, нравится. Технически они лучше, чем были когда-либо. Проблема в том, что их сила исходит от их первых двенадцати альбомов. С 1972-го года было несколько замечательных песен, но их было всего несколько. Если бы они записывали отличные пластинки и играли вживую так, как сейчас, Боже мой, насколько это было бы удивительно!"
3. Elvis Presley
Боно (U2):
"Из Мемфиса, Теннесси, приехал этот охотник за девушками в зеленом костюме из акульей кожи, с тенями для век – белый парень-дальнобойщик, который, должно быть, рисковал своей шкурой, чтобы вести себя как черный и одеваться так весело. Это же был не Нью-Йорк и даже не Новый Орлеан; это был Мемфис 50-х годов. Это был по сути панк-рок. Это был бунт. Элвис изменил все – музыкально, сексуально, политически.
В Элвисе было все; все это есть в этом упругом голосе и теле. По мере того, как он менял форму, менялся и мир: он был иконой стиля 50-х, который был тем, на что были способны 60-е, а потом вдруг перестал. 70-е превратили знаменитость в кровавый спорт, но интересно, что чем больше он опускался на Землю, тем более богоподобным он становился для своих поклонников.
В "Элвисе" у вас есть план пейзажа рок-н-ролла. Возвышенность – евангельские высоты. Грязь – грязь Дельты, блюз. Сексуальное освобождение. Разногласия. Изменение отношения людей к миру. Все это есть у Элвиса.
Мне было восемь лет, когда я увидел специальный выпуск "Возвращение 68-го", что, вероятно, было преимуществом. У меня не было критических способностей, чтобы разделить разных "элвисов" на разные категории или разобраться в противоречиях. Присутствовало практически все, что я хочу от гитары, баса и барабанов: исполнитель, раздраженный удаленностью от своей аудитории; личность, которая превратилась в широкоугольную призму славы; сексуальность, сравнимая только с жаждой Божьего наставления.
Для ирландского мальчика голос мог бы объяснить сексуальность США, но танец объяснил энергию этого нового мира, которая вот-вот закипит и ошпарит всех нас новыми идеями о расе, религии, моде, любви и мире.
Некоторые комментаторы говорят, что это была армия, другие говорят, что Голливуд и Лас-Вегас сломили его дух. Миру рок-н-ролла определенно не нравилось видеть, как их "Король" делает то, что ему говорят. Я думаю, что, вероятно, гораздо более вероятно, что это был его брак или его мать – или более тонкий перелом, произошедший ранее, например, потеря его брата-близнеца Джесси при рождении. Может быть, это была просто большая изнанка славы, сидевшая на нем.
Думаю, что период в Вегасе недооценивают. Я нахожу его самым эмоциональным. К тому моменту Элвис явно не контролировал свою собственную жизнь, и в этом есть этот невероятный пафос. Большой оперный голос последних лет – это то, что действительно причиняет мне боль".
2. Bob Dylan
Робби Робертсон (The Band):
"Боб Дилан и я начинали с разных сторон пути. Когда я впервые услышал его, я уже был в группе, играл рок-н-ролл. Я не очень хорошо разбирался в фолк-музыке. Я не был в курсе того, что он изменил как автор песен. Я помню, как кто-то играл для меня "Oxford Town" из "Freewheelin" Боба Дилана. Я подумал: "Здесь что-то происходит". Его голос показался мне интересным. Но я понял это по-настоящему, только когда мы начали играть вместе.
Он – сильный певец и великий музыкальный актер, в его голосе много персонажей. Я мог слышать политику в ранних песнях. Очень волнительно слышать, как кто-то так мощно поет, и ему есть что сказать. Но что меня поразило, так это то, как улица оказала на него такое глубокое влияние: он приехал из Миннесоты, отправился в путь и приехал в Нью-Йорк. В том, как он подходил к своим песням и персонажам в них, была настоящая жесткость. В определенном смысле это был бунт против чистоты фолк-музыки. Он не суетился вокруг "Like a Rolling Stone" или "Ballad of a Thin Man". Это был мятежник, восставший против мятежа.
С самого начала общения с Бобом я понял, что люди, с которыми он общался, не были музыкантами. Они были поэтами, как Аллен Гинзберг. Когда мы были в Европе, там из ниоткуда на нас выходили поэты. Его творчество стало прямым результатом огромного поэтического влияния, лицензией на написание образов, которые не были в типично рок-н-ролльных традициях.
Я видел, как он пел "Desolation Row" и "Mr. Tambourine Man" в этих акустических сетах в 1965 и 1966 годах. Я никогда не видел ничего подобного – как много он мог передать с помощью гитары и губной гармошки, и как люди просто наслаждались поездкой, переживая вместе с ним эти истории и песни.
Когда мы с ним поехали в Нэшвилл в 1966 году, чтобы поработать над альбомом "Blonde on Blonde", я впервые увидел автора песен, пишущего песни на пишущей машинке. Мы шли в студию, и он заканчивал тексты к некоторым песням, которые мы собирались записать. Я мог слышать эту пишущую машинку – щелк, щелк, щелк, звонок – всё очень быстро. Он печатал всё это так быстро, потому что нужно было успеть так много сказать.
И он будет что-то менять во время сеанса записи. У него появлялась новая идея, и он пытался воплотить ее в жизнь. Это было еще кое-что, чему он научил меня с самого начала. The Hawks были музыкантами группы. Нам нужно было знать, куда пойдет песня, каковы будут изменения аккордов, где находится бридж. Боб никогда не был большим любителем репетиций. Он родом из места, где он просто сам исполнял песни на акустической гитаре.
Больше всего в моем собственном написании песен я научился у Боба тому, что можно нарушать традиционные правила того, какими должны быть песни: длина песни, насколько изобретательно вы можете рассказать историю. Это было здорово, что кто-то сломал ворота, открыл небо для всех возможностей.
Я думаю, что у Боба есть настоящая страсть к вызову, к тому, чтобы придумать что-то в музыке, что заставляет его чувствовать себя хорошо, продолжать делать это и делать то, что он и делает сейчас. Песни, которые Боб пишет сейчас, так же хороши, как и все песни, которые он когда-либо писал. В них есть удивительная честность. Он пишет о том, что видит и чувствует, о том, кто он такой. Он всегда будет тем, по кому можно оценивать хорошую работу".
1. The Beatles
Элвис Костелло:
"Впервые я услышал о "Битлз", когда мне было девять лет. Тогда я проводил большую часть своих каникул в Мерсисайде, и местная девушка дала мне плохой рекламный снимок с их именами, нацарапанными на обороте. Это было в 1962-м или 1963-м году, еще до того, как они приехали в Америку. Фотография была в плохой яркости и контрастности, и они не совсем смотрели вниз; волосы Ринго были слегка зачесаны назад, как будто он еще не был полностью влюблен в прическу "Битлз".
Мне было все равно; они были просто группой для меня. Самое смешное, что родители и все их друзья из Ливерпуля тоже были любопытны и гордились этой местной группой. До этого все люди из шоу-бизнеса с севера Англии были комиками. Если подумать, The Beatles записывались на "Parlophone", который был известен как комедийный лейбл.
Я был как раз в том возрасте, чтобы полностью попасть под их удар. Мой опыт – хвататься за каждую фотографию, экономить деньги на синглы и EP, ловить их в местных новостях – повторялся снова и снова по всему миру. Это было первый раз, когда нечто подобное произошло в таком грандиозном масштабе. Но дело было не только в цифрах.
Каждая запись была шоком, когда она выходила. По сравнению с бешеными евангелистами R&B, такими как The Rolling Stones, The Beatles появились, как нечто другое. Они уже поглотили Бадди Холли, The Everly Brothers и Чака Берри, но они также писали свои собственные песни. Они сделали создание собственного материала ожидаемым, а не крайне редким случаем.
Джон Леннон и Пол Маккартни были исключительными авторами песен; Маккартни был и остается по-настоящему виртуозным музыкантом; Джордж Харрисон был не из тех гитаристов, которые выдают дикие, непредсказуемые соло, но вы можете петь мелодии почти всех его брейков. Самое главное, они всегда правильно вписываются в композицию. Ринго Старр играл на барабанах с невероятно уникальным чувством, которое никто не может по-настоящему скопировать, хотя многие прекрасные барабанщики пытались, но потерпели неудачу. Прежде всего, Джон и Пол были фантастическими певцами.
Леннон, Маккартни и Харрисон обладали потрясающе высокими сонграйтерскими стандартами. Представьте, что вы выпускаете такие песни, как "Ask Me Why" или "Things We Said Today", в качестве лишь би-сайда! Эти записи были событиями, а не просто предварительным уведомлением о выпуске альбома.
Потом они начали по-настоящему взрослеть. Они перешли от простой любовной лирики к историям для взрослых, таким как "Norwegian Wood", в которых говорилось о горькой стороне любви, и к более масштабным идеям, чем вы ожидаете найти в запоминающихся поп-текстах.
Они были в значительной степени первой группой, которая изменила звуковую перспективу своих записей и сделала так, чтобы это было больше, чем просто какой-то трюк. До "Битлз" в 50-х были парни в лабораторных халатах, проводившие эксперименты со звукозаписью, но у вас не было рокеров, намеренно выводящих вещи из равновесия, например, тихий вокал перед громким треком на "Strawberry Fields Forever".
Мои самые любимые альбомы – "Rubber Soul" и "Revolver". Когда вы брали в руки "Revolver", вы знали, что это что-то другое. Черт возьми, на картинке на обратной стороне обложки они в темных очках в помещении и даже не смотрят в камеру... А музыка была такой странной и в то же время такой яркой. Если бы мне пришлось выбирать любимую песню из этих альбомов, это была бы "And Your Bird Can Sing", "Girl", "For No One"... и так далее, и так далее...
Их прощальный альбом "Let It Be" содержит как совершенные песни, так и неровные. Я помню, как ходил в 1970-м году на Лестер-сквер и смотрел фильм "Let It Be". Я ушел с грустным чувством.
Слово "битловский" уже некоторое время присутствует в музыкальном словаре. Я слышу их у Принса в "Around the World in a Day"; в мелодиях Рона Сексмита; в мелодиях Гарри Нильссона. Вы можете услышать, что Курт Кобейн слушал The Beatles и смешивал их с панком и металлом.
Я написал несколько песен в соавторстве с Полом Маккартни и несколько раз выступал с ним на концертах. Во время одной репетиции я пел гармонию в песне Рики Нельсона, и Пол выкрикнул следующую мелодию: "All My Loving". Я спросил: "Ты хочешь, чтобы я взял эту вторую линию гармонии?" И он сказал: "Да, попробуй". У меня было всего лишь 35 лет до того, чтобы выучить эту роль. Это было очень трогательное представление, свидетелями которого были только съемочная группа и другие артисты из списка.
На шоу все было совсем по-другому. В ту секунду, когда он спел вступительные строки "Close your eyes, and I'll kiss you", – реакция толпы была настолько бурной, что она почти заглушила песню. Это было очень волнующе, но и довольно сбивало с толку. Возможно, в тот момент я понял одну из причин, по которой "Битлз" пришлось прекратить выступления. Песни больше не принадлежали им. Они принадлежали всем".
☑ Если понравилось, подписывайтесь и ставьте лайк!
➤Другие статьи подобного рода: