Предисловие.
28 апреля 2022 года в прокат вышел фильм Константина Буслова «1941. Крылья над Берлином», который рассказывает об истории подготовки первой бомбардировки Берлина советской авиацией в августе 1941 года. Главным героем фильма является генерал-лейтенант авиации Семен Федорович Жаворонков, автор идеи бомбардировки, которому лично Сталин поручил проведение этой операции. Роль Жаворонкова сыграл Заслуженный артист России Сергей Пускепалис. За десять дней проката сборы фильма превысили 80 млн. руб.
Но в фильме рассказывается только о первом, самом безопасном для наших летчиков, налете на Берлин, хотя всего их в течение месяца было произведено 10 и самые главные трудности авиагруппу ждали впереди, когда немцы выяснят с каких аэродромов осуществляются вылеты бомбардировщиков и когда ПВО Берлина будет уже начеку.
Самое беспрецедентное в этой истории даже не столько бомбардировка Берлина, сколько отсутствие потерь бомбардировщиков на аэродромах, находящихся фактически в тылу врага, от немецких бомбардировок в течение целого месяца.
Как оригинально были решены эти проблемы, как на шаг вперед предугадывались действия врага, можно узнать из воспоминаний самого Семена Федоровича Жаворонкова, опубликованных в 1969 году.
Август-сентябрь 1941 года.
Воспоминания С.Ф. Жаворонкова.
Мысль из штаба ВВС ВМФ и согласие Сталина.
Когда начались налеты немецких бомбардировщиков на Москву, советские люди ждали от своей авиации не только должного отпора воздушным разбойникам, но и ответных ударов по важным военным и экономическим центрам Германии. Мы, командиры авиации, большие и малые, отлично понимали это. Глубоко переживая неудачи авиации первого периода войны, каждый на своем посту стремился к тому, чтобы она могла скорее оправдать эти ожидания.
После первых налетов немецких бомбардировщиков на Москву в штабе ВВС Военно-Морского Флота зародилась мысль об организации ответных ударов силами морской авиации по столице Германии — Берлину. Вскоре эта мысль окончательно оформилась в предложение.
В составе ВВС Военно-Морского Флота имелась минно-торпедная авиация, на вооружении которой находились самолеты «ДБ-3» конструкции С. В. Ильюшина. Самолеты-торпедоносцы ничем не отличались от «ДБ-3», состоявших на вооружении Дальней бомбардировочной авиации Главного Командования. Из общего числа торпедоносной авиации только двух флотов (КБФ и ЧФ) мы могли бы отобрать для полетов на Берлин 60—70 экипажей, летавших в сложных условиях погоды и ночью. По тем временам такая бомбардировочная группа считалась довольно сильной даже для применения по Берлину. Каждый самолет «ДБ-3» мог взять до тонны бомб различного калибра, а в целом группа в состоянии была разрушить крупные военные объекты.
При решении вопроса о бомбардировочных ударах по военным и промышленным объектам Берлина наибольшие затруднения возникали с аэродромами. К концу июля 1941 года фронт отодвинулся в глубь страны. Почти все аэродромы, с которых можно было бы достигнуть столицы Германии, оказались занятыми немцами. В наших руках остались два небольших аэродрома на острове Эзель (Сарема) в Балтийском море, с которых еще можно было организовать налеты на Берлин. Один из аэродромов у села Кагул, что в 15 км западнее г. Курессаре (Кингисепп), был построен перед войной. Другой, в 20 км севернее Кагула (у селения Асте), начал оборудоваться совсем недавно. Оба они имели только грунтовые взлетно-посадочные полосы длиной не более 1100—1200 м и могли с трудом разместить названное выше количество тяжелых самолетов. Самое же неприятное в базировании на Эзеле заключалось в том, что линия фронта, проходившая по Эстонии, довольно быстро отодвигалась на север. Если улучшений в положении наших войск не произойдет, весь архипелаг может очутиться в тылу у немцев, под ударом не только авиации противника, но и основных его сил. Но выбора не оставалось. Если ожидать изменения обстановки в лучшую для нас сторону — можно потерять последнюю возможность отплатить врагу за нападения на Москву.
Наши предложения об организации бомбардировочных ударов по Берлину силами морской авиации и все соображения по составу сил и месту базирования я доложил наркому Военно-Морского Флота. Н. Г. Кузнецов одобрительно отнесся к предложениям и обещал доложить в Ставку Верховного Командования.
Уже на второй или третий день нарком пригласил меня к себе и сообщил следующее: «Сталин дал согласие на проведение операции. Разрешил для нее взять из состава ВВС КБФ две эскадрильи, наиболее подготовленные для ночных полетов». После незначительной паузы он, улыбаясь, добавил: «Кроме того, Сталин сказал: поскольку Жаворонков внес это предложение, пошлите его и командовать этой операцией».
Я поблагодарил наркома за поручаемую мне операцию, но выразил недоумение по поводу выделения столь малых сил для выполнения такой большой задачи. Н. Г. Кузнецов ответил, что Сталин обещал при первой возможности усилить группу двумя-тремя эскадрильями дальнебомбардировочной авиации и что, возможно, кроме этой группы, будет действовать еще одна*.
*10 августа 1941 г. с аэродрома г. Пушкин под Ленинградом должно было вылететь 26 современных бомбардировщиков 81-й бомбардировочной авиационной дивизии. Но вылетело на Берлин лишь 10 самолетов, 6 смогло сбросить бомбы на столицу Германии. В Пушкин вернулось только две машины. В результате, командир дивизии комбриг Водопьянов был снят с должности и больше вылетов на Берлин эта группа не осуществляла.
Беззаботное и новый этап войны.
2 августа после получения указания народного комиссара ВМФ я прилетел на аэродром Беззаботное, где находился тогда 1-й минно-торпедный полк ВВС КБФ. Накануне штаб предупредил полк о моем прибытии. Меня здесь ждали и раздумывали о причинах, вызвавших мой прилет. Дело в том, что в Беззаботном я был суток 8—10 тому назад. Обстоятельно знакомился с состоянием полка и помогал организовывать его боевую деятельность. Поэтому командование справедливо считало, что мой повторный приезд имеет какое-то серьезное отношение к дальнейшей судьбе полка.
В интересах сохранения в тайне подготовки операции о цели моего прибытия на Балтику были поставлены в известность только командующий флотом вице-адмирал В. Ф. Трибуц и командующий ВВС флота генерал-майор авиации М. И. Самохин. Оба они были предупреждены о проведении подготовительных операций с сохранением строгой тайны. Состояние полка мне было известно, поскольку я там недавно побывал. Тем не менее, прежде чем сообщить поставленную задачу, я решил услышать оценку его из уст командования. Командир полка полковник Евгений Николаевич Преображенский и военком полка батальонный комиссар Григорий Захарович Оганезов доложили следующее.
На протяжении последних двух недель полк вел боевые действия в основном на сухопутном фронте. Вместе с другими частями Балтийской авиации и ВВС фронта наносил бомбовые удары по моторизованным, танковым колоннам и скоплениям войск противника в районах Пскова, Порхова, Гдова, озера Самро, Луги, откуда немцы стремились прорваться к Ленинграду. Полк вел минные постановки в Ирбенском проливе и привлекался для нанесения бомбардировочных ударов по вражеским конвоям в море. Боевые вылеты проводились почти ежедневно, а иногда по два-три раза в день. В результате крайне напряженной боевой деятельности летный состав чувствовал усталость, материальная часть самолетов и двигателей подносилась. Но настроение было бодрое, боевое. После большой нагрузки летчикам и штурманам командование дает по нескольку дней отдыха. Многие не выдерживают даже этого краткого срока и просят назначить их в боевые вылеты. Весь текущий ремонт самолетов и двигателей производится в промежутках между полетами. В заключение доклада Преображенский заявил: полк в состоянии выполнить любые задачи‚ которые командование на него возложит. Оганезов подтвердил заявление своего командира. Оценка была, конечно, оптимистичной, особенно когда речь шла состоянии самолетов. Но она была близка к действительности, и, понимая состояние докладчиков, я не стал уточнять отдельные детали. Да, неплохо было бы дать недельку отдыха людям и использовать это время для более обстоятельной подготовки материальной части. К сожалению, обстановка в Эстонии складывалась для нас неблагоприятно. Дорог был каждый день. Никто не мог сказать, сколько еще мы сможем находиться на Эзеле. Взвесив все, я решил перейти к выполнению цели своего прибытия.
— Товарищи, — начал я, несколько повысив тон, — Верховное Командование поставило перед вашим полком особо важную задачу. — И выдержав паузу, продолжал: — В ответ на разрушение наших городов и бомбардировку Москвы приказало бомбить военные объекты в столице фашистской Германии — Берлине!
При последних словах сидевшие против меня руководители полка поднялись с мест и Е. Н. Преображенский взволнованно, как клятву, произнес:
— Мы с честью выполним эту задачу!
Я тоже встал и, пожимая обоим руки, с чувством сказал:
— Другого ответа от вас, товарищи, не ожидал!
Без заранее обдуманного намерения начало постановки задачи получилось торжественным. Торжественность возникла совершенно неожиданно, под влиянием важности момента, понимания того, что своими ударами по Берлину мы открываем новый этап в Великой Отечественной войне — переносим её на территорию врага и будем бить фашистов в самом чувствительном месте — в столице их государства.
Затем мы приступили к рассмотрению конкретных вопросов плана операции. Первый пункт его — подлежащие к выделению силы — вызвал у моих собеседников как когда-то и у меня, недоумение. Однако, услышав мои разъяснения, товарищи признали возможным начинать операцию разрешенными к использованию самолетами. Ознакомившись с последними данными обстановки в Эстонии, мы еще раз рассмотрели все имевшиеся аэродромы, в том числе и в районе Таллина. К сожалению, от других аэродромов маршрут до Берлина был значительно длиннее, и мы вынуждены были по-прежнему признать единственно подходящим для базирования аэродром Кагул на Эзеле.
От предельно малых высот до потолка.
Из анализа системы противовоздушной обороны германской столицы и наиболее подходящего маршрута полетов к ней пришли к выводу, что на наших тихоходных «ДБ-З» летать над территорией Германии можно только ночью, а в районе Берлина на высотах от пяти до семи тысяч метров. До цели и обратно 1760 км. Из них около 1400 км предстоит лететь над морем. Придется ходить группой и одиночными самолетами, от предельно малых высот над водой до практического потолка самолетов в районе Берлина. Все это требовало подбора хорошо подготовленных экипажей: летчиков, способных уверенно пилотировать самолет и в темную ночь, и в сложных условиях погоды, и на предельных высотах, и на полную дальность полета; штурманов, способных самостоятельно вывести самолет к цели и обратно, хорошо владеющих инструментальной ориентировкой. Морально-политические качества авиаторов сомнений не вызывали. За прошедшие полтора месяца войны летный состав проявил высокий патриотизм, готовность жертвовать своей жизнью за Родину.
На мой вопрос, сколько потребуется времени на подготовку к перебазированию на Эзель, командир и военком единодушно ответили, что через двое суток, то есть 4 августа утром, группа сможет перелететь на остров.
Закончив рассмотрение основных положений плана, я предупредил, что до прибытия к новому месту базирования ни один человек не должен знать о предстоящей операции.
Командир группы: «Прошу назначить меня!»
Теперь предстояло решить вопрос о назначении командира группы. Став по воле Верховного Командования руководителем важной бомбардировочной операции, я, к сожалению, не мог возглавить полет на «ДБ-3» ни в качестве пилота, ни в качестве штурмана. Чтобы летать на этом самолете, да еще в сложных условиях погоды и ночью, требовалась длительная подготовка и систематическая тренировка. На таком типе самолета мне никогда не приходилось летать, в последние годы мало имелось для этого возможности. Наиболее подходящим командиром был сам Преображенский. Он был отличным летчиком. Несмотря на некоторую мягкость характера, умел заставить выполнять свои требования, личным примером воодушевить летный состав на выполнение самой сложной и ответственной задачи. Именно такой командир мог повести за собой на Берлин свою группу и успешно выполнить задачу.
Как только мы остались вдвоем, я спросил у Евгения Николаевича, кого, по его мнению, следует назначить командиром создаваемой группы. Он на мгновение смутился, но тут же твердо ответил:
— Товарищ генерал-лейтенант, я прошу назначить меня!
— Позвольте, — сказал я, делая вид, что пытаюсь его отговорить, — большая часть полка остается здесь. Следовательно, и вам надлежит оставаться в Беззаботном. Тем более это необходимо, поскольку я забираю у вас лучшую часть летчиков.
— Нет, мне следует быть с той частью полка, которая направляется для выполнения наиболее ответственной задачи, поставленной Ставкой, — решительным тоном настаивал Е. Н. Преображенский.
Флагманский штурман.
— Раз вы понимаете так свои обязанности — быть по вашему. Давайте тогда решим еще один вопрос, — продолжал я, будучи внутренне доволен поведением командира. — Успех будет зависеть, как мы говорили раньше, от подбора летчиков и штурманов. Я придаю серьезное значение флагманскому штурману. Кого вы имеете в виду взять штурманом группы?
— Прошу разрешить взять штурмана полка капитана Хохлова. Я всегда с ним летаю, Хохлов лучше, чем кто-либо другой, справится с заданием.
Я знал Петра Ильича Хохлова. По моей оценке, он был не только лучшим штурманом полка, а одним из грамотнейших штурманов ВВС КБФ. Капитан Хохлов в совершенстве владел воздушной навигацией, отлично знал Балтийский театр, являлся хорошим педагогом и воспитателем штурманского состава и имел высокие личные показатели бомбардира. По характеру решительный и настойчивый, он как нельзя более подходил для вождения группы в этих трудных условиях в экипаже с Преображенским.
Разрешив вопрос о флагманской группе, я предложил командиру доложить мне к исходу дня состав всех двадцати экипажей и состояние выделяемых «ДБ-3», чтобы за остающиеся сутки и люди, и самолеты могли быть подготовлены к перелету на Эзель.
Тральщики, «чайки» и летающие лодки.
На отправку с материка авиационной базы для обслуживания обоих аэродромов требовалось несколько больше времени. Бомбы и авиабензин доставлялись на остров на тральщиках. Обслуживание группы возлагалось на тыл 15-й разведывательной авиаэскадрильи «МБР-2», базировавшейся в бухте у селения Кихелконна.
Вопрос о прикрытии аэродрома зенитной артиллерией и истребителями я, намеревался разрешить по прибытии на остров с комендантом береговой обороны Балтийского района (БОБРа) генерал-майором береговой службы А. В. Елисеевым который получил соответствующие указания от штаба флота. В его распоряжении находилось до двух дивизионов 76-мм зенитных пушек и в оперативном подчинении – авиаэскадрилья истребителей «И-153» («чайки»). Последняя базировалась также на аэродроме Кагул.
Для ведения разведки в открытом море по курсу полета бомбардировщиков и оказания помощи экипажам в случае вынужденных посадок на воду на морской аэродром Кихелконна были направлены две двухмоторные летающие лодки «ЧЕ-2» конструкции Четверикова.
Состав авиагруппы и перелет на Эзель.
Вечером 2 августа Е. Н. Преображенский и Г. З. Оганезов доложили мне состав авиагруппы: в экипаж полковника Преображенского, кроме него и капитана Хохлова, входили стрелки-радисты Кротенко и Русаков. Из девятнадцати других экипажей фамилии многих командиров и летчиков были известны мне по боевым делам. Это капитаны — В. А. Гречишников, М. Н. Плоткин, майор А. Я. Ефремов, старший лейтенант А. Фокин, летчики Беляев, Тричков, Юрин, Дроздов; штурманы Ермолаев, Котов, Шевченко и другие. У меня не возникло сомнений ни в одном человеке, и список полностью был утвержден.
4 августа рано утром 15 самолетов «ДБ-3» произвели посадку на аэродроме Кагул. Пять «ДБ-3» временно задержались в Беззаботном в связи с необходимостью замены двигателей и устранения различных дефектов материальной части, обнаруженных накануне. Я прибыл на Эзель вместе с группой. Собственно, подготовка к первому полету на Берлин и началась только здесь.
Собрание личного состава.
Во второй половине дня 4 августа полковник Преображенский собрал весь личный состав и объявил о поставленной Верховным Командованием задаче. В своем выступлении перед собравшимися командир и военком Г. 3. Оганезов разъяснили важность и политическое значение операции, особенности ее выполнения, назвали объекты в районе Берлина, подлежащие разрушению, дали характеристику противовоздушной обороне и определили маршрут полета. Сказав, что о дне и часе вылета будет объявлено дополнительно, они призвали личный состав к тщательной подготовке первого полета. Указания командира и военкома были выслушаны с большим вниманием. Оказалось, что весь летный состав догадывался о значении перелета на Эзель отборных экипажей полка и каждый готовился к полетам в глубокий тыл Германии. И то, что удары будут наноситься по главному логову фашистского зверя, вызвало глубокое удовлетворение.
После совещания экипажам были розданы карты. Летчики и штурманы под руководством своих командиров и капитана П. И. Хохлова приступили к конкретной проработке всех деталей первого полета.
«Бог погоды» и разведка в район Берлина.
Назначение дня вылета зависело от двух весьма важных обстоятельств. Во-первых, от состояния погоды. Зависимость полетов от погоды четверть века назад была очень велика. Ведь и в настоящее время от нее еще далеко не освободились. Правда, в районе архипелага и над территорией Эстонской республики преобладала антициклональная погода. Но кто мог поручиться, что на всем маршруте она такая же.
Начальник метеобюро штаба ВВС КБФ Каспин, прозванный летным составом «богом погоды», давал на ближайшие несколько дней благоприятный прогноз. Мы относились с доверием к его сообщениям и тем не менее для первого полета считали необходимым проверить их специальной разведкой. С этой целью, а также для выяснения обстановки в море по предполагаемому курсу полетов бомбардировщиков в ночь с 4 на 5 августа пять самолетов совершили разведывательный полет в район Берлина. Пятого августа и в последующие дни осуществляли вылеты на разведку самолеты «ЧЕ-2».
Бомбардировщики-невидимки, или Хуторская технология «стелс».
Во-вторых, от времени завершения мероприятий по обеспечению сохранности «ДБ-3» в случае нападения на аэродром авиации противника. Ни в коей мере нельзя было ограничиваться одним рассредоточением самолетов по аэродрому. Не могло быть сомнений, что после первого же налета на столицу Германии врагу потребуется немного времени на установление места базирования нападающей авиации. К сожалению, ему хорошо известны были и тактико-технические данные советских бомбардировщиков‚ и наши аэродромные возможности. Кроме того, сам факт прибытия на Эзель двух групп бомбардировщиков и работы, ведущиеся по расширению летного поля второго аэродрома Асте, не могли остаться незамеченными.
Противовоздушная оборона аэродромов, состоявшая из двух-трех батарей 76-мм зенитных пушек и 15 «чаек», не представляла серьезной угрозы для противника. К тому же посты ВНОС, расположенные по берегу, были удалены от аэродромов всего на 10—20 км и не всегда могли вовремя предупредить о приближении опасности. В результате первое хорошо организованное нападение вывело бы из строя большинство самолетов. Но у нас их так немного, что нельзя было допустить потери ни одного самолета.
Для решения этого чрезвычайно важного вопроса я пригласил Преображенского, Оганезова, командира эскадрильи Кудрявцева и инженера Георгиади, возглавлявшего подразделения тыла. Мы объехали на машине весь аэродром и селение Кагул, прикидывая различные варианты рассредоточения и способы укрытия самолетов «ДБ-3». Природные условия явно не способствовали благоприятному решению задачи. Ни один из предложенных вариантов не гарантировал безопасности. Наконец кто-то сказал:
- А что, если самолеты поставить к сараю вон того хутора, а сверху накрыть масксетью?
Как туда рулить через заборы и борозды? Как и кем будем охранять самолеты? Возникло много других «как» и «что делать». В конце концов предложение всем стало нравиться.
Решено было поставить «ДБ-3» впритык к хозяйственным постройкам хуторов. По одному, по два в зависимости от условий и сверху закрыть маскировочными сетями.
Самым трудным оказалось проделать рулежные дорожки от границ летного поля до хуторских построек. Поля пересекались глубокими бороздами, изгородями и рвами по границам участков. По ширине колеи самолета заравнивались борозды и рвы, сносились изгороди. Затем самолет проруливал к месту стоянки раза два-три и рулежная дорожка считалась законченной. Хорошо наезженные дороги можно заметить с воздуха. Сильно уплотнять их также не следовало. Погодные условия облегчали работы по устройству стоянок и дорог. Лето стояло сухое и «ДБ-3» сравнительно быстро рулили по хуторским полям. Справились и с другой серьезной трудностью — организацией охраны стоянок. Пришлось весь технический состав вооружить винтовками и разместить около своих самолетов.
На устройство такого необычного, едва ли не единственного за всю Великую Отечественную войну по своей оригинальности размещения бомбардировщиков «на постой» в хуторах ушло двое суток.
Когда все самолеты таким образом были расставлены и закрыты маскировочными сетями, мы с воздуха проверили результаты рассредоточения и маскировки и… не обнаружили на аэродроме признаков базирования бомбардировщиков.
На третий день пребывания на острове подготовка к операции была закончена.
Первый вылет.
В первый вылет на Берлин, который состоялся в ночь на 8 августа, мы смогли послать только 13 самолетов. Взлет происходил перед заходом солнца. Бомбардировщики один за другим выходили на старт и, пробежав почти весь аэродром, медленно отрывались и уходили в сторону моря. Там они должны были собраться в три группы: одну них возглавлял Е. Н. Преображенский, другую — командир эскадрильи А.Я. Ефремов и третью — капитан В. А. Гречишников. Для первого полета на каждом самолете решили подвесить по восьми стокилограммовых бомб из десяти возможных.
После долгого и томительного ожидания, когда было уже далеко за полночь, стали поступать донесения с постов ВНОС, что они слышат гул моторов многих самолетов. Скоро они один за другим стали выходить на аэродром через установленные ворота на световой старт и производить посадку.
Многие садились неуверенно: сказывались пережитое напряжение и усталость. Первой произвела посадку группа самолетов Е. Н. Преображенского, через непродолжительное время начала посадку группа А. Я. Ефремова, а затем и группа В. А. Гречишникова. На душе стало легко и весело. Все самолеты вернулись. Я сразу же устремился к самолету ведущего первой группы. Когда я подъехал, Евгений Николаевич выходил из самолета; увидев меня, он вытянулся и, приложив руку к шлему, доложил:
— Товарищ генерал-лейтенант, задание выполнено. Вверенный мне полк бомбил Берлин.
Поздравляя с выполнением важной боевой задачи, я обнял и поцеловал его. Получив основные данные для донесения, я отпустил экипажи спать, предупредив, что разбор полета произведем после отдыха.
Днем командиры и все экипажи собрались на лужайке около столовой. Сейчас невозможно восстановить содержание их докладов. В памяти сохранилось наиболее яркое и важное: вылетевшие самолеты собрались и построились в группы над морем, недалеко от острова. Весь путь полета до поворота на территорию Германии проходил над морем. Погода стояла хорошая. Выйдя на побережье, прошли мимо Штеттина. Город был освещен, на окраине его обнаружили действующий аэродром‚ на котором ярко горели посадочные знаки. При выходе группы на Берлин высота полета была 5,5 тыс. метров. Полное освещение. Никаких признаков, что обнаружен полет группы над Берлином. Наконец бомбы сброшены: вслед за разрывами свет выключили почти одновременно во всем городе. Началась беспорядочная стрельба зенитной артиллерии и поиск многочисленными прожекторами. В это время самолеты развернулись и легли на обратный курс, не будучи обнаруженными. На отходе экипажи наблюдали несколько пожаров, возникших в городе.
Во время разбора кто-то принес официальное сообщение германского радио о бомбардировке Берлина. Содержание информационного сообщения сводилось к следующему: истекшей ночью английские самолеты бомбили Берлин. Сбито 6 английских самолетов. То, что немцы не разобрались, кто их начал бить в их логове, всем нам доставило большое удовольствие.
Все мы были весьма удовлетворены тем, что внесли первый взнос в фонд расплаты за бомбардировку Москвы, Ленинграда и других наших городов, Информбюро Советского Союза сообщило о нашей сравнительно небольшой бомбардировке как о первом разведывательном полете советской авиации. Из сообщения мы делали вывод о наращивания мощи наших ударов. Нужно было послать в следующий полет максимально возможное число самолетов с наибольшей бомбовой нагрузкой. К подготовке его мы немедленно приступили.
Удлинение взлетной полосы.
Первое, что необходимо было сделать, кроме подготовки экипажей и самолётов, - это максимально расширить взлетную грунтовую полосу аэродрома. В соответствии с господствующими здесь ветрами направление взлетов проходило со стороны каменных построек, стоявших на границе аэродрома. От них шла изгородь из зарослей кустарников к другим домам, находившимся в 200 метрах. За изгородью и кустарниками лежало небольшое поле. В этом промежутке между домами через изгороди и кустарники приходилось взлетать. Мы произвели возможную расчистку. С другого конца полосы начинался редкий кустарник и мелкий лес; дальше местность, понижаясь, переходила в овраг. Здесь можно было отвоевать у природы метров 200- 300, что и было сделано. Полоса стала длиннее, но брать 500 и 1000 килограммовые бомбы на внешнюю подвеску летчики опасались. У меня тоже не было уверенности за благополучный исход налетов, и мы решили пока брать на внешнюю подвеску по две 250-килограммовые фугасные бомбы, которые считали достаточно эффективными. Остальной бомбовый груз (зажигательные и 100-килограммовые фугасные бомбы) подвешивали в бомболюки. Размеры бомбовой нагрузки регулировали в зависимости от состояния двигателей самолета и подготовки летчиков.
Второй полет.
Примерно через двое суток состоялся второй вылет. В этот раз ушло уже больше самолётов и они понесла более разрушительный груз. Поскольку Советское Информбюро дало понять в сообщении о первом налёте на Берлин, что за ним последуют мощные удары, нужно было ждать, что противовоздушная оборона немцев будет начеку. В связи с этим мы решили поднять высоту полета над объектом примерно до 7000 м и выполнять бомбометание с двух направлений.
Наш прогноз полностью подтвердился. По мере того как бомбардировщики продвигались над территорией врага, освещение в городах гасло. Берлин также оказался затемненным. При подходе к городу начала бить зенитная артиллерия, осветили небо прожектора. Но разрывы происходили ниже полета наших самолетов, прожекторы также действовали безуспешно. Отдельные экипажи наблюдали силуэты истребителей, которые быстро пропадали в темноте, не сумев обнаружить бомбардировщиков.
Снова все самолёты вернулись на свой аэродром, успешно выполнив поставленную задачу. Послав донесение в Москву, мы стали с нетерпением ждать сообщения Совинформбюро. Все были довольны успехом полета и благополучным его исходом. Наши удары по врагу, конечно, не могли служить достаточной расплатой за его безжалостные и варварские бомбардировки советских городов. Для этого нужны большие силы.
Подкрепление.
Ставка Верховного Главнокомандующего решила помочь наращиванию наших ударов. И вот радостная весть: в мое подчинение прибывают двадцать «ДБ-3» дальнебомбардировочной авиации. Для приема их мы подготовили второй аэродром Асте, расположенный примерно в 20 км от первого. Теперь наша группа состояла из 40 бомбардировщиков. По тем временам она являлась значительной ударной силой даже по Берлину. Прибывшая группа возглавлялась заместителем командира полка майором В. И. Щелкуновым и командиром эскадрильи капитаном В Г Тихоновым. Ныне оба они генералы. Лётный состав группы был подготовлен хорошо во всех отношениях, но самолеты их оказались еще более изношены, чем наши. Моторы неоднократно подвергались ремонту, в связи с чем имели пониженную мощность.
Первая бомбардировка аэродрома.
Прибытие группы бомбардировщиков доставило не только радость. Было ясно, что сосредоточение на небольшом острове значительного количества ударных самолётов не может пройти незамеченным немецким командованием. Находившаяся на островах фашистская агентура, зная по сообщениям Совинформбюро о начавшейся бомбардировке Берлина и наблюдая вылеты самолётов и возвращение их, могла установить, куда они летают.
Однажды днём появилось несколько «Ю-88». Они начали обрабатывать «основной аэродром». Бомбы сбросили по очереди, с ходу и быстро ушли. Наши истребители вылетели с опозданием и не сумели их догнать. Зенитный дивизион также не нанёс им никакого вреда, так как поздно открыл стрельбу.
В разных местах по окраинам летного поля мы насчитали десятка два разрывов осколочных и фугасных бомб. Никакого ущерба бомбардировка не причинила. Но сам факт говорил о том, что в самое ближайшее время будет совершено более подготовленное нападение. Мы готовились к этому: самолеты расставили и укрыли надежно, для людей вырыли убежища, для штаба выстроили блиндаж, укрытый несколькими накатами бревен, зенитную оборону усилили пулеметами.
Вторая бомбардировка аэродрома.
Через несколько часов после первого нападения над аэродромом появились два «МЕ-109». Они прошли на высоте не более 2000 м и были интенсивно обстреляны артиллерией. Наши истребители вылетели, как только пришло сообщение с постов ВНОС, но навязать им воздушный бой не смогли. Без сомнения, обе группы самолётов преследовали чисто разведывательные цели. Мы были начеку. Ждать пришлось недолго. С ряда постов ВНОС стали поступать донесения о подходе к острову нескольких групп самолётов противника. Сомнений не было – «гости» идут к нам. Как только они появились в зоне досягаемости зенитного огня, начала действовать артиллерия. Вслед за первыми залпами в район расположения батарей н на аэродром посыпались осколочные бомбы. Самолеты врага, судя по всему «МЕ-110», проходили на небольшой высоте и огнем своих пулеметов и осколочными бомбами стремились поразить наши огневые точки. Одновременно они прочесывали окраины аэродрома, по-видимому пытаясь нащупать там наши самолеты.
Прислуга зенитных батарей и пулеметчики, попав впервые в такую переделку, прекратили огонь. Тут вступили в дело вражеские бомбардировщики. Серии бомб одна за другой рвались по всему аэродрому. В промежутках разрывов слышались характерные завывания моторов многочисленных «Ю-88», заходивших, как на полигоне, для бомбежки по очереди на высоте не более 1500 м. Ничего не оставалось, как в укрытиях ждать окончания нападения, тем более что мы за самолеты и личный состав особенно не беспокоились. Одна или две бомбы упали в непосредственной близости от нашего командного пункта, находившегося на границе аэродрома. От их разрывов местами раздвинулся накат бревен и осыпалась земля. «Обработка» аэродрома противником продолжалась минут 20-30. Нам казалось, что она длилась несколько часов. Итог нападения был ничтожен: один сгоревший истребитель, находившийся на дежурстве, человек пять раненых, главным образом у зенитчиков, и две-три сгоревшие и разрушенные постройки в населенном пункте.
Третий вылет на Берлин.
К вечеру все назначенные самолеты вылетели на Берлин. Основную группу вновь повёл Е. Н. Преображенский. Как и в предыдущий налёт, удар наносился группами с разных направлений и высот.
Противовоздушная оборона оказалась не в состоянии запретить наши налёты. Но так было в первых двух случаях. А что, если на этот раз она будет более эффективной и уже на подходах к Берлину, а потом и над ним мы понесем тяжелые потери? Беспокоило, что третий раз приходим к месту действий почти в одно и то же время. Постоянством своих посещений мы упрощали противнику организацию встречи всеми силами противовоздушной обороны, и особенно истребительной авиацией. К сожалению, мы были вынуждены в связи с ограниченностью аэродромов на первых порах производить вылеты до наступления темноты. Впрочем, организуя этот полет без изменения во времени, мы рассчитывали на то, что командование фашистской авиации, будучи уверено в успехе ночной штурмовки аэродромов, не ждёт нашего нападения, да еще в первую ночь после неё.
Неприятные размышления.
Какой же тактики в борьбе с нами будет придерживаться фашистское командование? По-видимому, их островная агентура донесет о неудачах штурмовки. Хитрый враг мог поймать наши самолеты в период вылета и бить нас в воздухе и на аэродроме. Можно было также ожидать нападения в момент посадки. Что и как еще можно было сделать с нами? Как будто всё! Нет, можно нанести ещё более страшный удар путем высадки воздушного или морского десанта. В результате такого нападения от нас мало что могло остаться. Да, прекращение бомбардировок Берлина стоит подобных и еще более серьезных мер. Мало подумать над тем, как предупредить и обезвредить любые попытки коварного врага нас ослабить или уничтожить. Мои не очень приятные размышления прервал кто-то из штабных работников:
— Товарищ генерал, имеются признаки появления тумана на аэродромах.
Смертельный туман.
«Вот еще одни наш враг», — мелькнуло в голове.
— Почему же ни наша метеостанция, ни метеобюро ВВС КБФ не предупредили нас о возможности сегодня туманов? — спросил я.
— Это может быть явлением чисто местным, — ответил докладывавший. — Сегодня с вечера стала понижаться температура воздуха. Падение её продолжается, кое-где появились радиационные туманы, к утру они еще усилятся и могут закрыть аэродромы.
До прилета оставалось не более двух часов. Когда я вышел из землянки на свежий воздух, сразу почувствовал значительное изменение в температуре и в состоянии воздуха, происшедшее за несколько часов. Сомнения быть не могло — туман появится.
В районе Таллина и Палдиски аэродромы находились в наших руках. Правда, туманы могли закрыть и их, тогда оставались аэродромы только около Ленинграда, но туда может не хватить горючего. Делать ничего другого не оставалось, как предупредить о складывающейся на островах обстановке, дать указания быть в готовности на всех аэродромах к приему возвращающихся самолетов, передать экипажам по радио, когда действительно туман будет закрывать аэродромы, а во входных воротах выложить сигнал, запрещающий садиться.
Когда все необходимые меры по организации посадки были приняты, началось мучительное ожидание самолетов и тумана. Последний, постепенно собираясь в низинах, сгущался, охватывая новую территорию. Всё большее количество постов сообщало о наличии у них тумана. В районах аэродромов также стал появляться редкий туман, но тенденции к сильному уплотнению не наблюдалось. Я подумал, что удастся посадить самолеты на своих аэродромах. Заключение штабных работников и метеостанции совпадало с моим мнением. Подходившим самолетам мы передали, что на аэродромах редкий туман, но посадка возможна. Она началась и проходила довольно успешно. Но вот два самолета делали уже по нескольку заходов и никак не решались сесть. Видя неуверенность лётчиков, мы скомандовали им идти на аэродромы к Таллину. Один, получив указания, развернулся и пошел на материковый аэродром, другой же продолжал упрямо заходить на посадку, видимо, не надеясь с оставшимся запасом горючего дотянуть куда-либо еще. На одном из разворотов летчик ослабил внимание, самолет потерял скорость и упал на землю. Произошел взрыв, пламя пожара взметнулось в небо. Экипажи еще двух самолетов из авиации дальнего действия, увидев пожар и не будучи уверенными и посадке, повернули и ушли на аэродромы, где ранее базировались их подразделения.
Итак, морские лётчики понесли первые потери. Преображенский и Щелкунов доложили, что задание выполнено успешно. Обстановка у цели примерно такая же, как и в предыдущем полете, хотя на этот раз появилось значительно больше истребителей, особенно на отходе. Действовали они, по-видимому, самостоятельно, без наведения на наши самолеты, и успеха не имели. При подходе к островам у всех экипажей вначале сложилось впечатление, что они полностью закрыты туманом, и только вовремя полученное по радио сообщение о возможности посадки помогло выйти на острова. А там уже стало видно, что хотя туман и закрывает оба острова, но он сравнительно неплохо просматривался и позволяет садиться.
Защита от десанта.
Утром я в первую очередь решил заняться обороной острова Эзель. С этой целью поехал к командиру укрепленного района островов генерал-майору береговой службы А. Б. Елисееву. Его командный пункт находился от нас в нескольким километрах, где-то на половине пути между городом Куресаре и аэродромом Кагул. Впервые я был там по приезде на остров. Тогда у меня сложилось в общем хорошее впечатление об организации обороны, хотя А. Б. Елисеев и жаловался на недостаток сил для защиты двух островов. Прибытию авиации на остров он был рад, поскольку в случае высадки десанта на острова рассчитывал на её поддержку. В последнем он весьма ошибался, переоценивая возможности имевшихся самолетов.
Будучи озабочен вероятностью высадки самостоятельного или совместно с морским воздушного десанта, я захватил с собой крупномасштабную карту острова, на которой мы еще раньше с воздуха определили доступные места для таких действий.
Мою оценку обстановки и соображения генерал Елисеев и его комиссар Зайцев встретили с заметной тревогой. Однако они стали заверять, что наиболее доступные для высадки воздушных десантов пункты держат под особым наблюдением: на больших полянах устроили заграждения в виде вбитых кольев, частично опутанных колючей проволокой, и другие препятствия.
Я выразил желание лично посмотреть, как это сделано. Они охотно согласились и дали мне сопровождающего. В течение дня мы объездили весь остров Эзель и в соответствии с нашими пометками на карте осмотрели вероятные места для высадки десантов. Действительно, большинство их было хорошо защищено, но в отдельных пунктах никаких заградительных сооружений не было. Через сопровождающего я передал мою просьбу о производстве аналогичных работ и в этих пунктах. Должен отметить, при повторной поверке я нашел везде хорошо выполненные заграждения.
Неудовольствие Сталина калибром.
Вечером для обсуждения и разработки дальнейших действий я пригласил к себе Преображенского, Щелкунова и других командиров. Изложив свою оценку складывающейся обстановки, я ознакомил их также с телеграммой наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова. В ней сообщалось, что Верховный Главнокомандующий выражает неудовольствие применяемым нами калибром бомб.
Все мы понимали необходимость и обоснованность требований применения 500- и 1000-килограммовых бомб. Такие бомбы могли разрушить огромным здания крупных промышленных и политических центров. Но действовали мы с весьма ограниченных аэродромов, расширить которые было невозможно. Искусственных покрытий для взлета они не имели. Как уже говорилось выше, наши самолеты были довольно изношены. Двигатели отработали по три-четыре ресурса и не располагали мощностью. Все это внушало серьезные опасения за благополучный взлет. Кроме того, мы летали на предельный радиус действия. Полет с полной нагрузкой и внешней подвеской бомб, с необходимостью забираться на практический потолок вызывал повышенный расход горючего. Могло не хватить его на обратный путь. Преображенский доложил, что на некоторых самолетах двигатели греются даже с 250-килограммовыми бомбами. Всеми единодушно была признана невозможность полетов в наших условиях с тысячекилограммовыми бомбами. На лучших самолетах с наиболее опытными летчиками мы всё же решили подвешивать 500-килограммовые фугасные бомбы.
На час раньше темноты.
Из вероятных действий противника наиболее опасным для нас на ближайшее время являлось нападение силами «МЕ-110» и «МЕ-109» в период производства вылетов на выполнение очередного задания. Обычно самолеты выруливали с мест стоянок от хуторов на старт в установленное время и по сигналу ракеты. Общее расстояние для руления для некоторых из них составляло два, два с половиной километра. Рулежные дорожки, накатанные только колесами самолетов, нередко проходившие поперек полос, борозд, через канавы и изгороди, не позволяли самолетам двигаться быстро. На выруливание, вылет и сбор в районе аэродрома уходило значительное время. В этот период перегруженные и лишенные маневренности самолеты могли стать легкой добычей истребителей врага. На свои истребители из-за их малочисленности мы не могли вполне надеяться. Вот почему решили следующий вылет произвести не непосредственно перед наступлением темноты, а за час до нее. Соответственно, следовало перестроить всю организацию выруливания и взлета. Приняв решение, мы начали готовиться к очередному полету.
Немецкая разведка.
Между тем противник усилил наблюдение за нашими аэродромами. Теперь уже каждый день один или два раза «МЕ-109» парами, довольно нагло, на высота 1000-1500 м проходили над аэродромами. Наши истребители ни разу не могли навязать им боя. Зенитный дивизион стрелял плохо. Словом, на имевшуюся противовоздушную оборону полагаться было нельзя.
Четвертый вылет.
Наконец состоялся вылет. Все самолеты с обоих аэродромов вылетели в установленное для них время, примерно с часовым опережением по отношению к предыдущему вылету.
Когда последние самолеты на аэродроме Кагул произвели взлет, я вместе со своим адъютантом С. Н. Боковым выехал на аэродром Асте, дабы засветло проверить на нем организацию приема возвращающихся ночью самолетов.
Новая бомбардировка аэродромов.
Пробыв с полчаса на аэродроме Асте и удостоверившись, что все необходимое подготовлено, мы без особой спешки возвращались в автомобиле на основной аэродром. Солнце уже зашло, быстро спускались сумерки. На половине пути мне показалось, что впереди за лесом, в районе первого аэродрома, на небольшой высоте прошла группа самолетов, но звука работы моторов не было слышно. Почему возвращаются наши самолеты? Неужели что-то случилось на маршруте — мелькнула мысль, и мне стало не по себе. Вдруг раздался страшный грохот рвущихся бомб, затем еще и еще. Бомбили аэродром Кагул. Вскоре донеслись новые взрывы, но уже с другого конца дороги, с аэродрома Асте.
Фашистская авиация напала одновременно на оба пункта нашего базирования в расчете поймать и уничтожить самолеты в период вылета. Но удар большой силы обрушился на пустое место. Впрочем, неприятностей все-таки они наделали. Истребители, прикрывавшие вылет бомбардировщиков, производя посадку, не успели рассредоточиться. Два самолета были полностью разрушены, один получил серьёзные повреждения и нуждался в ремонте, на аэродроме образовалось много воронок от 80-кг фугасных и осколочных бомб. Началась, как всегда, срочная работа по приведению летного поля в порядок и ожидание действий врага. На аэродроме Асте потерь не было.
Напряженная ночь.
Что же можно было ожидать в эту ночь?
Посоветовавшись со штабными работниками, мы пришли к единому мнению: враг, вероятнее всего, попытается напасть на аэродром в период посадки самолетов после возвращения из полета или перед рассветом, до рассредоточения.
— Если посадка произойдет без помех со стороны противника, то, хотя и с трудностями, мы сумеем вытащить самолеты за пределы аэродрома, — утверждали руководители инженерно-технической службы и командир авиабазы майор Георгиади. У меня также не было на этот счет особых сомнений.
Но если фашистская авиация атакует в период посадки? Что тогда делать? Рассчитать время прибытия на свои аэродромы нашей авиации после удара по Берлину для немцев не представит трудностей. Они знают тактико-технические данные «ДБ-3». Не могли они и не знать и об остающемся менее чем на час полета навигационном запасе горючего в их баках.
Выход один: если такое нападение произойдет, необходимо все не успевшие сесть самолеты направить на аэродромы Таллина и Палдиски. Придя к этим выводам, мы приняли все вытекающие из них меры: предупредили указанные выше аэродромы и приступили к организации работ по подготовке ночного рассредоточения и ликвидации возможных последствий атаки перед посадкой и во время ее.
Возвращение самолетов.
Ночь прошла в напряженном ожидании. Но вот с постов ВНОС стали поступать донесения, что они слышат звуки моторов многих самолётов, что, по всем признакам, это возвращаются наши. Скоро через входные ворота один за другим стала подходить самолеты и, становясь над аэродромом в круг, заходить на посадку. О противнике пока ничего не было слышно, но и без его вмешательства посадка проходила тяжело. Семичасовой полёт до Берлина и обратно на сухопутном самолёте над морем ночью, иногда в сложных условиях погоды, на высоте у цели до 7000 м, под огнем зенитной артиллерии и воздействием истребителей, естественно, вызывал огромное перенапряжение физических и моральных сил экипажей, особенно пилотов. Сам полет в таких условиях таил едва ли не больше опасностей, чем пребывание над Берлином под огнем врага. Ведь самолет того времени, и прежде всего его двигатели и приборы, были далеко не так совершенны, как теперь. В конце пути изнурение пилотов достигало предела, а близость аэродрома вызывала спад напряжения и притупление внимания. Поэтому садились уверенно только те, кто сумел напрячь свою волю до конца. Значительное число летчиков допускало грубые ошибки в расчете. Были случаи, когда летчики при выходе на посадку «мазали», уходили на второй круг с малой высоты, высоко выравнивали и падали без скорости. Стоять на старте и наблюдать ошибочные действия летчиков непомерно тяжело.
Итак, обе группы вернулись полностью. Боевых потерь не было.
Отдых под гул разведчиков.
Прошло два или три дня после очередной бомбардировки Берлина. Летный состав на обоих аэродромах отдыхал и под руководством своих командиров и штабных офицеров готовился к новому полету. Инженерно-технические работники тщательно проверяли состояние самолетов, устраняя обнаруженные дефекты, стремясь как можно лучше подготовить наибольшее количество самолетов к вылету.
Немцы внимательно следили за обоими аэродромами, ежедневно утром и вечером, перед заходом солнца, а иногда к в середине дня высылая «МЕ-109» для разведки.
Поскольку наши бомбардировщики по-прежнему находились на своих стоянках по хуторам и были хорошо замаскированы, немецкие разведчики не могли обнаружить никаких признаков подготовки к вылету, как и самих самолетов, кроме истребителей. Противник рассчитывал поразить наши бомбардировщики во время взлета или посадки. Опыт показал, что достичь этого в период вылета труднее, следовательно, фашисты попытаются уничтожить их в ходе посадки.
Очередной вылет на Берлин.
Тем не менее, назначая следующий налет на Берлин, я, посоветовавшись с Преображенским н Щелкуновым, вновь приказал обеим группам вылететь за час до захода солнца, т. е. до вероятного прихода разведчиков и возможного нападения авиации. Во избежание перехвата наших самолетов в море с некоторым упреждением выслал по курсу группу «чаек» на радиус их полета. Оставшихся истребителей поднял для прикрытия взлета и сбора групп.
И очередная бомбардировка аэродромов.
После вылета потянулись часы томительного ожидания. Вернулись и сели «чайки», доложив, что по маршруту ими ничего не обнаружено. Когда оставалось до возвращения бомбардировщиков менее часа, с постов ВНОС стали поступать донесения о нарастающем гуле моторов многих самолетов со стороны Рижского залива. Появление их над обоими аэродромами одновременно не заставило себя долго ждать. Первыми вышли самолеты-осветители. Затем один за другим стали появляться «Ю-88» и, как на полигоне, сбрасывали серии бомб, ложившихся ближе к окраинам летного поля. Бомбардировка продолжалась минут 10-15. Как только затих звук моторов последних «Ю-88», с постов ВНОС стали снова докладывать о приближении с того же направления новых самолетов. Минут через 10 следующая волна «юнкерсов» стала методично обрабатывать наши аэродромы примерно в том же порядке.
Треть часа на воронки.
Еще не закончилась их «работа», как посты донесли, что со стороны острова Готланд слышны звуки многих моторов. Судя по времени и направлению, это возвращались наши. Им была дана команда в соответствии с ранее принятым решением находиться до распоряжения в зонах ожидания.
Что же делать с ними дальше? Требовалось быстро определить степень повреждения посадочных полос и, если можно будет, не более чем за 20 минут заровнять воронки. Только бы не появилась третья волна вражеских бомбардировщиков. Началась проверка ВПП (взлетно-посадочной полосы).
Несколько команд с машинами, заполненными связками хвороста и другими материалами, приступили к заравниванию воронок. Через 10 минут стало известно, что на аэродроме Кагул полоса примерно в 200 метров повреждена мало и, пока самолеты подходят к аэродрому, она будет готова к посадке. Несколько хуже дело обстояло на аэродроме Асте. Но поскольку полк майора Щелкунова вылетел позже и соответственно должен был вернуться позже, решили и его принять на свой аэродром. Третьей волны бомбардировщиков не последовало. Оба полка вернулись без потерь и благополучно произвели посадку всеми самолетами.
Просчеты врага.
Нападение немецкой авиации равнялось по своим результатам почти нулю, несмотря на использование около трех десятков «Ю-88». Главные причины неудачи врага заключались в просчете во времени прилета наших самолетов и в том, что он применял преимущественно осколочные 80-кг фугасные бомбы, рассчитанные на поражение самолетов и личного состава. Потери имелись в личном составе ПВО и в аэродромной команде. Десятка два бомб были сброшены на соседнее село, где возникли пожары, уничтожившие несколько домов. Среди населения и наших людей, находившихся в селе и своевременно укрывшихся в щелях, пострадавших не было.
Эффективность хуторской технологии.
Все усилия руководителей гитлеровской авиации уничтожить нашу сравнительно небольшую авиагруппу или хотя бы нанести ей существенное поражение, дабы прекратить дальнейшие бомбардировки Берлина, как видно из предыдущего провалились. Они столкнулись с невиданным и труднообъяснимым явлением. На острове существовали и действовали два аэродрома. С этих аэродромов регулярно два раза в неделю, а иногда и три, стартовали советские бомбардировщики и нападали на Берлин. Часть их (по разным причинам) бомбила и другие важные в стратегическом отношении объекты в Кенигсберге, Данциге, Мемеле. Геббельсовские сказки, распространявшиеся фашистской пропагандой по всему миру о поверженной в прах советской авиации, становились всем очевидной ложью.
После первых налетов нашей авиации на Берлин Гитлер отдал приказ не допускать бомбардировок своей столицы и, если нужно, стереть с лица земли нашу группу. Каждый новый налет на важные в политическом и хозяйственном отношении города и столицу Германии показывал советским людям, что началась расплата за зверское разрушение многих наших городов и бомбардировки Москвы и Ленинграда. Как могли Гитлер и Геринг это допустить! Прекратить бомбардировку. Уничтожить! Но как это сделать?! Ежедневно шныряли разведчики. Они отчетливо видели большое эллипсообразное зелёное поле аэродрома Кагул. Маленькие фигурки самолетов-истребителей, разбросанных по окраинам и ежедневно менявших своё местоположение. Почти то же самое наблюдалось и на аэродроме Асте. Но главное – бомбардировщики с воздуха заметить было невозможно. Они стояли впритык к пристройкам хуторов по одному, по два, редко по три, замаскированные под надворные постройки и не обнаруживались даже при фотографировании с воздуха.
По заданию Ставки Верховного Главнокомандования к нам прилетел известный летчик В. Коккинаки. Когда Коккинаки произвел посадку на аэродроме Кагул, он обратился ко мне:
— Генерал, а где же ваши самолеты? — Потом рассказал о своем впечатлении: «Прилетев на аэродром, я увидел хорошее зеленое поле и ни одного самолета. Тогда у меня возникли сомнения, туда ли я прилетел. Перестал сомневаться, когда увидел, что мне выкладывают посадочное «Т».
Да, гитлеровцы многократно приходили, хорошо смотрели, наверняка не раз фотографировали с воздуха. Штурмовали и бомбили днем и ночью окраины аэродромов, надеясь внезапными ударами уничтожить расположенные на стоянках самолеты. Ведь когда самолеты не летают, они находятся всегда где-то по краям аэродрома! А тут все задуманные и хорошо проведенные нападения результатов не давали, удары наносились по пустому месту. Не принесли успеха и попытки поймать наших бомбардировщиков в период вылета и возвращения из операции.
ПВО Берлина оскандалилась.
Каждый новый ход командования авиации противника нами предвиделся и парировался соответствующими мероприятиями. Советские самолеты неизменно в назначенный срок появлялись над Берлином! Больше того, хваленая столичная противовоздушная оборона также оскандалилась. Ей не удалось сбить ни одного нашего самолета на протяжении всей операции. Нам было приятно сознавать, что хитрый и сильный враг оказался более слабым в противоборстве с нами. Тем не менее мы не обольщались своими успехами, понимая, что гитлеровское командование не остановится ни перед чем в целях прекращения действий нашей авиации по Берлину.
Фашистская агентура в действии.
Прошло несколько суток после попыток захватить нас врасплох во время посадки. В одну из ночей с постов ВНОС начали поступать донесения о подходе к острову самолетов «Ю-88». Ночь стояла темная, но безоблачная и звёздная. Самолёты шли с разных направлений поодиночке. Характерное завывание их моторов слышалось все ближе и ближе. Вдруг от хутора, где стояли два «ДБ-3» о взметнулась красная ракета, вслед за ней другая... Такие же ракеты начали взлетать у многих стоянок наших самолетов. От неожиданности в первое мгновение на командном пункте произошло замешательство. Что означали ракеты, бросаемые в районах стоянок наших самолетов, всем, находившимся здесь, было ясно. Через несколько минут там будут рваться бомбы врага. Мозг сверлила одна мысль: «Что можно противопоставить этой новой его попытке с помощью своей агентуры нанести нам поражение? Больших последствий от бомбометания с целеуказаниями ракетами мы не ожидали. Но часть самолетов могла быть повреждена или уничтожена.
Фейерверк, спасший бомбардировщики.
— Товарищ генерал, — обратился ко мне майор Боков. — давайте и мы бросать ракеты!
В самом деле, почему бы «иллюминацию», начатую фашистской агентурой, не усилить, раздвинув ее далеко за пределы аэродрома? Наши возможности неизмеримо большие, чем у противника. Немедленно по телефону были отданы распоряжения во все части, подразделения, на зенитные батареи, посты, расположенные в районе аэродромов, при подходе самолетов противника пускать ракеты, направляя ими врага в стороны, обратные от стоянок самолётов. По нашей просьбе штаб оборонительного района дал указание аналогичного содержания всем частям, подразделениям и постам, расположенным на острове. Уже через две-три минуты мы могли наблюдать с командного пункта все усиливающуюся и расширяющуюся по площади «иллюминацию». Немецкие летчики были дезориентированы. Начали рваться серии бомб и совсем близко, и в районе хуторов, и где-то далеко. Беспорядочная бомбардировка одиночным самолетами продолжалась всю первую половину ночи, захватив огромный остров почти целиком. Результаты ее равнялись нулю. Не пострадал ни одни наш самолет. Так была сорвана еще одна коварная по замыслу попытка врага разделаться с нашей бомбардировочной авиагруппой.
Полет в Москву.
Я получил приказание вместе с Коккинаки немедленно вылететь для доклада в Москву. К концу августа 1941 года войска фашистской Германии, продолжая развивать наступление, захватили почти всю территорию Эстонской ССР. Фронт подходил к Ленинграду. Наши войска еще продолжали удерживать Таллинскую военно-морскую базу, но вопрос об оставления Таллина был предрешен, началась его эвакуация.
Остров Эзель с двумя своими аэродромами, с которых нашей авиагруппой осуществлялись налеты на Берлин, оказался в глубоком тылу врага. От основной территории Эстонии, занятой немцами, остров отделяла сравнительно неширокая полоса воды — от 70 до 25 километров. Всё огромное пространство архипелага с общей площадью суши свыше 4000 кв. км оборонялось войсками военно-морской базы численностью менее стрелковой дивизии. Пока территория Эстонии оккупирована не была, части базы могли противостоять попыткам противника высадить на острова десант. Теперь же, когда линия фронта отодвинулась от Эзеля почти на 400 км в глубь страны и главная военно-морская база КБФ эвакуировалась, помощи ждать было неоткуда. Можно со всей определенностью утверждать, что после эвакуации главной базы флота из Таллина, ничем не было оправдано сохранение военно-морской базы на островах.
Но тогда, улетая в Москву и прощаясь на аэродроме с товарищами, я не представлял всего трагизма складывающейся обстановки. Не думал, что со многими из них никогда уже не встречусь. Больше того, до самого последнего дня, имея требование наращивать силы бомбардировочных ударов, я был убежден, что мы намерены еще удерживать острова. Об эвакуации главной базы КБФ из Таллина узнал по прибытии в Москву. Оставляя вместо себя командиром авиагруппы полковника Преображенского, я обещал ему вернуться самое большее дня через три.
***
Вернуться на остров Эзель мне не пришлось, так как 5 сентября налеты на Берлин были прекращены.
Итак, летчики Военно-Воздушных Сил Краснознаменного Балтийского флота и дальнебомбардировочной авиации в трудном 1941 году, находясь в тяжелых условиях и тылу у немецких армий, совершили десять налетов ни Берлин, показав этой акцией, что советская авиация существует и борется, что действия вероломного и жестокого врага не останутся безнаказанными.
#бомбардировка #великая отечественная война #возмездие #1941 #бомбардировщики #аэродром #налёт #мемуары #воспоминания
