Откуда нам известна жизнь боярыни, и что она действительно совершила мученический подвиг во имя старой веры?
Оказывается её жизнеописание оставили ее братья Соковнины.
Современники Морозову и осуждали и восхищались ею одновременно.
Но и тех, кто осуждал и тех кто поддерживал боярыню, мучал вопрос, а за истину ли она пострадала, а стоили ли того её страдания.
Морозову мы знаем по портрету Сурикова, но на самом деле все было совсем не так, и историческую правду художник немного исказил.
Но жизнь и подвиг Морозовой, действительно удивляют силой характера.
Морозова, в девичестве Соковнина Федосья Прокопьевна, дочь окольничего. Ее отец был одним из родственников Марии Ильиничны Милославской, которая стала женой Алексея Михайловича Романова, а следовательно и царицей.
Но Соковнины не принадлежали к столичной знати, и даже родство с государыней не сделало их знатными при дворе.
Именно брак Федосьи Соковниной с Морозовым Глебом Ивановичем, сделал ее одной из самых знатных, богатых и приближенных людей к царской семье.
Если взять условный ранг приближенных к царю и царице, она была на шестом месте.
Вышла замуж Федосья рано, в 17 лет. Все современники отзывались о ней, как о необычайно красивой и статной женщине. Мужу её было уже за 50 лет, он был вдовцом, это был второй его брак. С первой женой он прожил 30 лет. К жене относился строго, но с уважением.
В отличие от своего брата Бориса Морозова, который женился на родной сестре Марии Милославской, руки никогда не распускал. Да и Федосья повода не давала.
Морозовы были богаче чуть ли не самого царя. В доме мужа Федосьи Морозовой был полный достаток. 8000 крепостных крестьян, домашнего имущества на 250 тысяч ( сумма по тем временам запредельная), земли и владения разбросаны по всей России.
Только один дом боярыни обслуживали 300 домашних холопов. Морозова носила самые дорогие наряды, из заморских тканей расшитые жемчугом и золотом. Иногда ее наряды не уступали нарядам царицы, а то и богаче были. Ездила она в серебряной карете, запряженной шестью или двенадцатью самыми дорогими лошадьми. Карету сопровождали от 100 до 300 слуг.
Она часто бывала в гостях у царицы, без нее не проходили ни крестины ни именины. Ее положению, ее богатству могла позавидовать любая знатная женщина при дворе.
У нее было всё, кроме одного. У нее не было счастья. Она никогда не чувствовала близости со своим пожилым мужем, поэтому всю свою нерастраченную любовь и энергию направила в религию.
Своим благочестием она поражала даже царскую семью, которая была весьма богомольна. Федосья умела читать и обладала пытливым умом, она была знатоком Священного писания.
Даже её взбалмошный деверь Борис Морозов в состоянии смуты от ссоры с женой, очень любил когда она приходила в его дом. Он мог беседовать с ней часами и находил в этом покой. Звал он ее не иначе как "радость моя душевная"
Ее уважали и любили все и царская семья и родственники и ее младшая сестра Евдокия Соковнина, которая вышла замуж за Петра Урусова.
Через два года брака у четы Морозовых родился сын Иван. Это укрепило ее веру. Морозова очень любила своего сына и надеялась, что он как представитель династии Морозовых займет достойное место при дворе. Боярыня после рождения сына почувствовала вкус к жизни. Мальчик Морозовых отличался удивительной красотой, как говорили современники перед ним хоть свечи ставь, как у лика святого. Говорили, что и развит был не по годам. Внешность и ум мальчика приводили в восторг самого царя. И он надеялся, что со временем молодой Морозов займет свое место среди придворных царя.
Все кончилось для Морозовой в 1662 году со смертью мужа. Тридцатилетняя Морозова становится вдовой с десятилетним сыном на руках. По обычаям того времени она должна была уйти в монастырь, но так как у нее был маленький ребенок, которого нужно было растить и воспитывать, она могла этого и не делать. В этот же год умирает и ее отец. И, как оказалось, ей не на кого опереться кроме как на своего духовника протопопа Аввакума.
Сначала она продолжала вести жизнь знатной боярыни, посещала родственников, царскую семью, ее сына окружала роскошь. Но постепенно ее дом все больше и больше превращался в монастырь, в котором воплощались идеалы древнерусского благочестия.
Вставала до восхода солнца, молилась, соблюдала все ритуалы, читала духовную литературу и только во второй половине дня занималась хозяйством.
Благочестие не мешало Морозовой быть строгой с прислугой и даже применять телесные наказания.
В своем доме она привечала и нищих и юродивых, сама ухаживала за ними, сама шила холщовые рубашки для нищих и убогих и под покровом темноты, одевшись в рубище раздавала их
Так поступала не только Морозова, такое поведение не было необычным для знатной женщины, так поступали и женщины из царской семьи.
Но в доме Морозовой все больше и больше находили приют старообрядцы. В ее доме жили беглые монахини, отказавшиеся принять новую веру, в ее доме жили и юродивые Киприан и Федор, которые открыто обличали Никона, а Киприан был вхож к царю и не раз умолял его вернуть старую веру.
В конце концов юродивых сослали. Все это не могло быть незамеченным. Слишком теплые отношения Морозовой со старообрядцами стали вызывать раздражение царя. Он не хотел, чтобы его ближайшие родственники поддерживали его идейных противников.
Морозова не стеснялась высказываться в защиту старой веры ни перед родственниками ни перед царской семьей. Родственники сильно беспокоились за судьбу Морозовой, ее двоюродная сестра была кравчей царицы, и не раз предупреждала боярыню, что царь гневается на нее и готов выслать ее из столицы и конфисковать все ее имущество.
Больше всего их беспокоила судьба ее сына Ивана Морозова, и многие умоляли ее пожалеть хотя бы сына, ведь он останется без средств к существованию.
Однажды к ней пришла Анна Михайловна Ртищева и умоляла подумать о сыне.
Морозова ответила, что любит своего сына больше своей жизни, поэтому заботится о его душе не даст ее испоганить никонианам.
И добавила "если хотите, возьмите моего сына Ивана на Пожар ( Красная площадь)и отдайте его на растерзание псам, устрашая меня, чтобы я отступилась от веры, но не помыслю отступить от благочестия, хоть бы и видела красоту, растерзанную псами.."
Ртищеву эти слова ужаснули до глубины души, и одновременно она удивилась твердости Морозовой.
Царская семья не знала, что делать с Морозовой. Царю было и жалко Морозову и хотелось ее наказать. Тогда он решил отобрать у нее половину имущества. Но у него родился сын Иван и царица попросила в честь этого события вернуть имущество Морозовой.
В 1666 году Федосье вернули все ее имущество.
Никакие меры на нее не действовали, боярыня стала под богатой одеждой носить власяницу. Однажды власяница была обнаружена сестрой царицы, женой Бориса Морозова и об этом узнал весь двор. Пока царица была жива Морозова поддерживала с ней отношения и ездила ко двору в Кремль. Но как только родственница умерла, боярыня почувствовала, что ее больше ничего не связывает с Романовыми и попросила старообрядцев подстричь ее в монахини. Те были против, так как инокиня не может женить своего сына, участвовать в ведении хозяйства, наказывать слуг. Но Федосья настояла на своем и стала монахиней под именем Феодора.
Какое то время ей удавалось это скрывать, скандал разразился в 1671 году на свадьбе царя.
Морозова должна была присутствовать на венчании и произносить имя царя, но она отказалась приехать на свадьбу, сославшись на больные ноги.
Царь Алексей Михайлович все сразу понял. И сказал, что загордилась Морозова. Но после женитьбы ему было не до неё. Лето прошло в увесилении, охоте, а осенью он вспомнил о боярыне. Он послал к ней зятя князя Урусова- мужа ее сестры.
Но князь не смог повлиять на Морозову даже несмотря на угрозы расправы. Царь был полон решимости и сказал, Морозова конечно сильна, но он ее непременно одолеет.
Прошел уже месяц и Урусов как-то сказал своей жене, что Морозову на днях арестуют ни сегодня, так завтра. Жена отпросилась на часок предупредить сестру. Муж попросил ее не задерживаться, но жена поступила по-своему, осталась ночевать у сестры.
Ночью пришли царские посланники и несмотря на то, что женщины притворились спящими, прошли в спальню и потребовали признания у Морозовой. Евдокия Урусова вслед за сестрой объявила себя старообрядкой. Архимандрит признав княгиню Урусову растерялся и не посмел их арестовывать, вернулся к царю.
Царь не спал, ждал расследования. Узнав, что Урусова, которая до этого, присутствовавшая на всех церковных богослужениях, тоже старообрядка, сильно удивился. Потом подумав, сказал, чтобы арестовали и сестру. Муж Урусовой своей жене уже помочь не смог.
Архимандрит вернувшись в дом Морозовой приказал им собираться, но Морозова отказалась вставать, сославшись на больные ноги. Ее вынесли на кресле. Сыну Ивану не позволили проститься с матерью. Морозову и Урусову заковали в кандалы и оставили здесь же во дворе в ее доме.
На следующий день их отправили на допрос в Чудов монастырь.
Морозова идти отказалась, ее понесли на носилках, Урусова шла рядом пешком. В монастыре слегка кивнув головой судьям в виде приветствия, разговаривала дерзко и гордо.
Допрашивал сам Крутицкий митрополит, пытался ее увещевать, пожалеть сына. Но Морозова отказалась причаститься.
На следующий день ее отправили на подворье Печерского монастыря на Арбате. Никаких толп как на картине Сурикова не было. Ее отвезли тихо и буднично, и царь за ней не наблюдал.
Ее сестру отправили в Алексеевский монастырь. Пострадали и братья Морозовой, их выслали из Москвы, а одного из них отправили в тюрьму.
Не подвергся опале только сын Морозовой Иван Глебович. Царь хотел его оставить как единственного представителя династии Морозовых. Но юноша так тосковал по матери, что заболел и вскоре умер. Иноземные лекари, которых послал царь ничего не смогли сделать, чтобы спасти молодого Морозова.
Когда Морозовой сообщили, что её сын умер, она так горького его оплакивала, что вместе с нею плакали ее тюремщики.
Дом Морозовых опустел, царь приказал раздать земли боярам, раздать дорогих лошадей, а ценные вещи собрать и продать. Когда собирали драгоценности в доме был найден клад, видимо ещё предков Морозовых. Все досталось казне.
Но часть драгоценностей верному слуге удалось спрятать. Эти ценности должны были потом пойти на содержание Урусовой и Морозовой в тюрьме. Этого слугу выдала собственная жена. Его очень жестоко пытали, но он так и не выдал место. В конце концов его сожгли.
Царь обобрав Морозову до нитки, со временем немного смягчился и даже позволил Морозовой взять двух домашних служанок.
Тюремщики сочувствовали знатным женщинам и за небольшую мзду позволяли навещать их родственникам, знакомым, передавать письма, теплую одежду, еду.
Урусова и Морозова как могли сопротивлялись новым обрядам в церкви. Это превращалось в целое представление. В Алексеевский монастырь по выходным валом шли знатные люди и бояре посмотреть на Урусову как ее на носилках несут в церковь, а она там лежит, как мертвая.
Потом все это обсуждала вся Москва.
Патриарх Питирим попросил в письме отпустить женщин, мол только народ баламутят. Мол пускай себе тихо живут с небольшим количеством слуг.
Царь вроде и согласен был, но уж больно много оскорблений нанесла ему Морозова. Но все же попросил патриарха ее уговорить отречься от старой веры. Кроме оскорблений патриарх от Морозовой ничего не добился. Царь решил женщин подвергнуть пыткам.
Три дня пытали женщин и решили казнить на Болотной площади. Даже поставили сруб для сжигания, в последний момент царь то ли сжалился, то ли устыдился издевательства над беззащитными женщинами и пытки прекратились.
Алексей Михайлович предложил свояченице делать вид, что она приняла новую веру, а там пускай верует во что хочет. Но даже этот компромис боярыня Морозова отвергла.
Морозову отправляют в Новодевичий монастырь, но где бы она не оказывалась, она обличала новую веру, отвергала новые церковные обряды. Вокруг Морозовой собирались толпы, потом все это передавалось по всей Москве. Сочувствующих сестрам становилось все больше и больше. Даже в самой царской семье, например, сестра царя Ирина, которая была ему вместо матери, была из сочувствующих.
Она решила вмешаться, чтобы помочь Морозовой, но только навредила. Она обвинила царя, что он мучает вдову человека, который верно служил трону.
Царь так разгневался, что сказал покончит с этим делом раз и навсегда.
Он приказал сестер сослать в Боровск и посадить в земляную тюрьму. Родственники Морозовой как могли помогали сестрам, подкупив и задобрив стрельцов приносили еду, теплую и чистую одежду, иконы, четки.
Но кто-то донес в Москву. Приехали проверяющие и провели расследование. Стрельцы подверглись наказанию, была вырыта ещё более глубокая яма и сестер кинули туда. Женщинам запрещалось менять одежду. Вши, спертый воздух от собственных испражнений, холод и сырость быстро подорвали их здоровье. Стрельцы время от времени кидали яблоки, огурцы и записки с воли. С их слов и записаны последние дни сестёр.
Урусова продержалась два с половиной месяца. 11 сентября 1675 года она скончалась. Морозова обливаясь слезами прочла над ней отходную молитву. В Кремле надеялись, что смерть сестры сломит строптивую боярыню, к ней был послан специальный человек, умеющий уговаривать. Морозова разговаривала смиренно, но отказалась от новой веры и сказала, что готова к смерти.
К Морозовой посадили ещё одну старообрядку. Боярыня старалась держаться, но потом попросила у стрельца поесть, так как почувствовала, что умирает с голоду, тот отказался дать еду, боясь наказания. Когда Морозова поняла, что умирает попросила стрельцов не хоронить ее раздетой, а завернуть в рогожу. Один из стрельцов сжалился и согласился постирать ее рубашку. Тайно ночью вынеся запазухой ее исподнюю рубашку, постирал в речке и вернулся.
Федосья Морозова умерла в ночь с 1 по 2 ноября 1675 в возрасте 40 лет.
Морозову, как она и просила, похоронили рядом с сестрой в рогоже.
Как-то их родственник Ртищев, навещая Урусову в монастыре сказал: "удивляет меня ваше страдание, только не знаю, за истину ли терпите".
Царевны дочери царя, тоже сочувствовали свояченице. Но царь и его молодая жена Наталья Кирилловна проявили твердость, если не сказать жестокость.
Образ Морозовой, уморенной голодом ещё долго преследовал царскую семью в склоках и упреках.
А могилы сестер в Боровске обрели свою легенду. Со временем эти могилы превратились в могилы татарских царевен, принявших мученическую смерть. И к ним долго ещё ходили молиться как святым.
