Найти тему
Заметки Художника

Забытые виртуозы, публикация 5-я. Художник, которому хотел подражать Дали, Жан-Луи Эрнест Мейссонье

"Игра в пикет, простаки и шулеры", 1861, дерево, масло, 24,2 х 32,2 см
"Игра в пикет, простаки и шулеры", 1861, дерево, масло, 24,2 х 32,2 см
"...когда Возрождение захотело подражать Бессмертной Греции, из этого получился Рафаэль. Энгр желал подражать Рафаэлю, из этого получился Энгр. Сезанн захотел подражать Пуссену - получился Сезанн. Дали захотел подражать Мейссонье. ИЗ ЭТОГО ПОЛУЧИЛСЯ ДАЛИ. Из тех, кто не хочет ничему подражать, ничего не выходит". Сальвадор Дали.

(Начало цикла публикаций можно посмотреть здесь.)

Мало кто из художников пользовался при жизни таким успехом, как герой сегодняшней статьи. Его картины, мастерски написанные и часто миниатюрные по размеру, были желанным приобретением не только для обычных коллекционеров, но и для сильных мира сего. Ему покровительствовал император Франции. Его всячески превозносили, а цены за его творения били рекорды среди живущих художников.

При этом он прожил достаточно спокойную, лишенную бурь и потрясений жизнь.

Забвение, последовавшее после его ухода, было, конечно же, несправедливым. Но, к счастью, оно не было полным. Его продолжали помнить и ценить – прежде всего, собратья-художники, а кроме того – коллекционеры. Если для широкой публики в начале ХХ века имя Жана-Луи Мейссонье уже мало что значило, знатоки продолжали охотиться за его картинами и всегда готовы были платить за них немалые деньги.

Его мастерство поражает и сейчас. Как человек, бывший едва ли не самоучкой, мог создавать настолько верные по рисунку, точно найденные по цвету и тону композиции, посвященные, вдобавок, иным историческим эпохам – это настоящая загадка. Впрочем, подобных загадок история искусств насчитывает немало.

Жан-Луи Эрнест Мейссонье родился в 1815 году в Лионе, в семье владельца фабрики по производству красок для тканей. Разумеется, отец надеялся, что сын унаследует его дело, но Жан-Луи с детства мечтал стать художником. К счастью, семья пошла ему навстречу и в 18 лет, сразу по окончании школы, юноша уехал в Париж.

Там он устроился учеником в мастерскую художника Леона Конье. Наставник уже очень скоро стал привлекать молодого Мейссонье к выполнению собственных заказов, и не где-нибудь, а в Лувре – Жан-Луи участвовал в росписи потолков сценами на исторические сюжеты, а кроме того, много занимался копированием картин выставленных в музее голландских мастеров. Это и стало для него главной школой, и впоследствии его собственный стиль будет во многом напоминать живопись голландцев XVII века. Он будет предпочитать антураж этой эпохи, её живописные костюмы и колоритные характеры. Можно сказать, что лучшие свои работы он создаст именно на материале 17-го и 18-го столетий, хотя он будет обращаться и к более ранним историческим периодам, и к началу 19 века, и к современным ему самому событиям.

В целом у наставника Жан-Луи провёл немного времени, и дальнейшего роста своего мастерства добивался уже самостоятельно.

Иллюстрация к "Собору Парижской Богоматери" Виктора Гюго, гравюра, 1844 г.
Иллюстрация к "Собору Парижской Богоматери" Виктора Гюго, гравюра, 1844 г.

В качестве заработка ему сначала пришлось заняться иллюстрированием книг. В 1838 году он женился на Эмме Штайнхель, с которой счастливо прожил всю свою дальнейшую жизнь. А в 1840-м году к нему приходит первый успех как к живописцу. Он находит и развивает свою тему – сцены из жизни минувших времён. Этакое соединение исторического и бытового жанра, именно оно удаётся Мейссонье лучше всего. Он будет, конечно, писать и конкретные исторические события, и батальные сцены, а в зрелом возрасте – ещё и портреты, но самые живые, самые классные его работы – именно таковы: сценки в кабачках и тавернах, люди прошлых эпох за своими повседневными занятиями и забавами.

В числе характеристик его стиля, принадлежащих перу разных авторов, мне особо понравилась такая: «лёгкость, с какой давалась ему композиция, основательное знакомство с натурой и изящная законченность исполнения». Тут действительно перечислены главные достоинства его работ.

Изображаемые им группы людей всегда смотрятся естественно, независимо от числа персонажей картины. Разумеется, ему приходилось работать с натурщиками, одевать их в соответствующие костюмы, писать и рисовать их по отдельности, что-то домысливать. Но в готовых работах этих усилий не чувствуется, кажется, что перед нами – моментальный снимок какой-то встречи, беседы, а то и потасовки, и лишь потом вспоминаешь, что автор-то принадлежал к совсем иной эпохе и ничего подобного наблюдать живьём просто не мог.

И про законченность исполнения – очень верно сказано. Работы Мейссонье ФИЛИГРАННЫ. При всей тонкости и детальности исполнения они очень живописны. О том, как его мастерство продолжали ценить даже в двадцатом столетии, говорит такой эпизод. Известный наш художник и педагог Дмитрий Николаевич Кардовский, чей авторитет был непререкаем для студентов, порой, оценивая особенно тщательно и тонко сделанные работы, говорил своим ученикам: «А всё же у Мейссонье лучше получалось». Такую вот он задавал им «планку». И справедливость требует сказать, что мало кто из мастеров, даже задавшись такой целью, мог подняться до уровня Мейссонье.

Конечно, верно и другое высказывание в адрес Мастера: «Стремление художника блистать совершенством техники преобладает над идеей и серьёзностью содержания». Когда Мейссонье приходилось работать над сюжетами действительно драматическими, такими, как «Французская кампания 1814 года», картина, в которой изображается последний поход Наполеона и подводится итог его завоеваний, он продолжал «блистать совершенством техники», но по общей выразительности такая работа сильно уступает его бытовым сюжетам и даже просто батальным зарисовкам. Что поделать, драматический накал, видимо, просто был ему не особо созвучен. Этим он отчасти напоминает мне нашего Верещагина. Тот тоже написал множество батальных сцен, но совершенство техники парадоксальным образом сводило на нет его усилия передать трагическую сущность происходящего. И тому, и другому художнику гораздо лучше удавались произведения в бытовом жанре.

Портреты Мейссонье так же мастерски написаны, как и его исторические сцены, но они не претендуют на особый психологизм – скорее, художник продолжал в них решать чисто артистические задачи. Они очень красивы и наверняка похожи на оригиналы.

Портрет маркизы Монцанедо, 1872, холст, масло, 59 х 49 см
Портрет маркизы Монцанедо, 1872, холст, масло, 59 х 49 см

С 1846 года Эрнест Месонье с семьей постоянно проживал в небольшом городке Пуасси, расположенном в сорока километрах от Парижа.

Признание его было теперь полным и всеобщим. В 1861 году он стал почетным членом Французской Академии Художеств. Цены на его работы достигали рекордных сумм в 200 и 300 тысяч франков за полотно.

Конечно, не всё было безоблачно. Так, например, не было удовлетворено его прошение о назначении профессором в Национальную школу изящных искусств. Причиной стало отсутствие у художника завершенного академического образования. Тем не менее, у Мейссонье были ученики — в частности, художники Франсуа-Луи Франсе и Жан-Батист Эдуард Детайль.

Он часто бывал во французской столице, вел активную политическую жизнь и даже несколько раз выставлял свою кандидатуру на выборы в парламент. Не добившись успеха на национальном уровне, сумел-таки удовлетворить свои политические амбиции в провинции - жители Пуасси избрали его мэром.
В 1890 году живописец был избран председателем возрожденного Национального общества изобразительных искусств, но к тому времени он уже был серьезно болен. Несмотря на старания врачей, 31 января 1891 года Эрнест Месонье умер в Париже в возрасте 75 лет и был похоронен в Пуасси.

-11

Творчество Мейссонье высоко ценил «неистовый» Делакруа, и что уж совсем неожиданно, Ван Гог. В 1889 году он писал своему брату Тео:

«…для каждого, кто может в течение года видеть вещь Мейссонье, для него и на следующий год найдётся в ней кое-что посмотреть, и это помимо того, что Мейссонье был человеком, создававшим в свои удачные дни совершенные вещи. Я отлично знаю, что у Домье, Милле, Делакруа другой рисунок, но в кисти Мейссонье есть нечто совершенно французское, чего никогда не могли бы добиться голландцы; кроме того, он современен».

И цитата из Дали, с которой я начал свою публикацию, тоже даёт определенный материал для размышлений. Те, кто знаком с творчеством обоих художников, понимают, что гений эпатажа и мистификаций мог упомянуть французского мастера просто ради красного словца, поскольку ничего общего у них практически нет. Но мне почему-то кажется, что в данном случае он был искренен и Мейссонье, так же как и Вермеер, действительно были для него образцом для подражания, своеобразным идеалом - по крайней мере, в технике изображения фигуры человека.

Вы можете прочитать другие мои публикации о художниках:

Также рекомендую Вам каналы, на которые сам я подписан и которые всегда с интересом читаю:

Живопись. Фотография.

Разноцветные грани

Буду, как всегда, признателен за комментарии, лайки и подписки.