Глава -4.
Наро-Фоминск - стройбат.
В Наро-Фоминск, в воинскую часть, ближе к вечеру меня и моего нового друга Азата, привёз старший сержант Ушанов. Вернее, мы приехали на электричке, а сержант нас сопровождал. От вокзала до части мы ехали на местном рейсовом автобусе, это было не близко. В последствии нам иногда приходилось передвигаться этим маршрутом пешком и занимало это по времени минут тридцать-сорок. Воинская частьв Наре была настоящим стройбатом. По специальности тут были все профессии, которые связаны с прокладкой сантехнических коммуникаций различного назначения. То есть сантехники, газо и электросварщики, вентиляционщики. Такими работами мы и занимались в последствии все два года службы. Изначально у нас был «карантин», нужно было пройти курс молодого бойца. Так как это был уже июль, то мы опоздали к началу « карантина», все призывники в этой части находились здесь целую неделю и более и вникали в азы воинской премудрости. В основном это заключалось в изучении строевой подготовки, чтении воинских уставов, хождении в наряды по роте и редкие тактические занятия. В учебной роте было четыре взвода. Под это обучение была выделена отдельная казарма. Всех дедов и прочих служащих на время « карантина» переместили в соседние казармы, коих на территории части было всего три. Сержанты и ефрейторы в роте были в основном не из этой части и несколько прапорщиков и офицеров тоже. На время «карантина» в часть, в которой он проходил , свозились офицеры и сержанты из разных подразделений, для того что бы муштровать новичков. А офицеры и сержанты самой воинской части занимались обычными работами и несением службы не особо отвлекаясь на «карантин». Но эти подробности я узнал уже позже, а поначалу я думал что вся эта толпа, в которую мы попали, все будут служить или служат в этой части. Определили нас с Азатом во взвод, в котором были одни армяне. Всего было четыре взвода. Ещё один армянский. В двух других взводах были азербайджанцы, украинцы, и призывники из Киргизии, среди которых - киргизы, узбеки, русские, немцы и даже чеченцы. Нам с Азатом как-то сразу от всего этого поплохело. Русских не было вообще, тем более москвичей. Все нацмены между собой общались на своём языке, а к нам обращались , если им что-то было нужно от нас, на плохом русском, с сильным акцентом . До этого, на гражданке, я с таким людьми никогда не встречался и не пересекался. Представьте себе людей из каких-то далёких горных аулов, кишлаков, деревень, плохо говорящих по-русски . Настоящие дикари . Впервые в жизни я увидел настоящие дикие драки уже в «карантине». Как-то раз, после обеда или завтрака около столовой, что-то не поделили между собой азербайджанец и армянин. Нужно отметить, что в армии, когда дрались нацмены, я редко видел честные драки, когда один на один. Обычно на того кто итак был слабее, накидывалась целая толпа земляков противника. Что бы дрались толпа на толпу, такого тоже ни разу не видел. В этот раз драка начиналась как один на один. Сначала вроде азербайджанец побеждал. Он ударил несколько раз армянину кулаками по лицу и разбил тому нос, пару раз не слабо пнул его ногой, я думал что азербайджанец победит и в глубине души радовался этому, потому что армян было очень много и они держали весь карантин в страхе. К сожаление в какой-то момент драки всё резко переменилось. Армянин сильно ударил азербайджанца головой в лицо. У того ручьем из носа хлынула кровь, он зашатался, теряя сознание упал на землю и не шевелился. В это время зачем-то толпа армян навалилась на упавшего и начала его пинать ногами, то есть кирзовыми сапогами по всем частям тела. Азербайджанец не подавал признаков жизни. Только в этот момент, несмело откуда-то из-за спин всей толпы появились сержанты и прапорщики и стали разгонять всех от упавшего. Азербайджанца унесли в санчасть, где он всё-таки очнулся и ожил. Что меня удивило, никто не был наказан. Увидев такое буквально на второй-третий день службы, я понял, что ничего хорошего в ближайшие два года службы меня не ждёт. Впрочем наш «карантин» длился не очень долго. До присяги было дней девять. За это время я успел побывать пару раз в наряде по роте в качестве дневального. Самое неприятное было попасть в наряд в паре с армянином. Армяне были борзые с самого начала. Я тогда ещё не понимал, что есть определённые дела в армии, которые считалось делать делом позорным. Человек, который соглашался это делать, постепенно начинал считаться «чмошником», это почти что как опущенный на зоне. Если один раз прогнулся, то этим начинали пользоваться многие борзые сослуживцы в роте и издевались над таким солдатом. Одним из таких «позорных дел» считалось мыть полы. Неважно где и когда. Хоть в наряде хоть утром во время уборки, брать в руки тряпку считалось делом позорным. Поэтому вся борзота никогда этого не делала, а армяне пользуясь своим численным большинством, превратились в борзоту. Обычно дневальному приходилось за сутки стоя в наряде вымыть всю территорию казармы, кроме спальных помещений раза три. Ночью после отбоя, утром после завтрака и вечером, перед сдачей наряда следующему дежурному. Два дневальных делили эту работу пополам. Пока один стоял на тумбочке, другой мыл полы. Потом менялись. Всё вроде по-честному. Но если в наряд дневальным попадал армянин то тут возникали проблемы. Стоять на тумбочке армянин не отказывался, но мыть полы не хотел. Сержант, дежурный по роте, боялся наехать на армянина, потому что знал, что за тем стоит толпа земляков. Таким образом всю казарму мыл второй боец, который был не армянином. Либо был вариант вступить с армянином в драку и попасть на ответ большой толпы из человек двадцати. Первый раз в наряде я стоял с Азатом. Мы честно поделили работу по уборке на двоих. Второй раз мне не повезло. Армянин убирать территорию не хотел. В качестве дежурного по роте был тогда ефрейтор из числа прикомандированных на время «карантина» из другой воинской части. Как обычно, после отбоя я убрал половину территории и доложил об этом ефрейтору. Ефрейтор пошел к армянину и сказал, что бы тот шел мыть оставшиеся помещения. Армянин послал его на три буквы и сказал, что пусть москвич моет дальше. Ефрейтор видимо понял, что с «армянином» ему не справиться и позвал меня в бытовку. В бытовке он мне вручил в руки щетку и швабру, но я не взял. Забыл сказать, что этот ефрейтор любил развлекаться в казарме «пробиванием фанеры» молодым бойцам славянской внешности. Армян он боялся, а русских и украинцев зачем-то унижал, хотя сам был такой же. Обычно он останавливал где-нибудь в коридоре бойца и кричал:« Грудь к осмотру »! Боец должен был застыть по стойке смирно и выпятить вперед грудь. После этого ефрейтор бил кулаком в пуговицу на форме на уровне груди, так что бы внутреннее ушко пуговицы впилось в грудную кость. После такого удара боец обычно скрючивался в три погибели а ефрейтор довольный шел искать следующую жертву. Видя, что я не собираюсь убирать вторую часть казармы, ефрейтор решил пробить мне «фанеру», я увернулся, его удар прошел вскользь по пуговице. В ответ я ударил его кулаком в плечо. Он схватил меня за форму и попытался потащить в сторону умывальника. Чем бы всё это закончилось в тот раз, не знаю, но в коридоре появился старший сержант Ушанов. Нужно сказать, что Ушанов был не стройбатовец, а строевой сержант. В каждой роте такой был один. На работу на объекты такие сержанты не ездили, всё время находились в казарме, фактически замещая старшину роты и увольняли таких сержантов не как стройбатовцев в конце июня, а в апреле, как обычных представителей строевой службы. Так что Ушанов имел особый статус и авторитет дедушки «советской армии». Родом он был из Владимира, так что условно почти земляк. Увидев нашу заваруху, Ушанов быстро её прекратил. Наказал ефрейтору решить проблему уборки с армянином самому, а меня поставил на тумбочку нести дежурство ещё час, после чего я должен был пойти спать. Проблема армии в смысле неуставных отношений заключалась в том, что командный состав отдавая указания солдатам, никогда не оставался отслеживать их исполнение. Проверялось уже всё после того, когда всё это было выполнено, а не в процессе. Такое положение дел и давало повод к тому, что всё исполнялось, но чужими руками. «Деды» и прочие борзые и авторитеты, заставляли за себя выполнять «неблагодарную» работу других, более слабых и скромных, забитых военнослужащих. Так и в этот раз, стоило сержанту уйти спать, как ефрейтор и армянин, подождав минут десять, пошли в спальное помещение и подняли с постели ещё какого-то русского и киргиза из другого взвода. И те покорно зашуршали швабрами по полам.
Где-то через неделю службы нас с Азатом вызвал к себе в штаб замполит части. Он долго выяснял кто мы такие, как попали в часть, почему остались под Москвой, кто наши родители, где мы учились, есть ли спортивные разряды, есть ли любимые девушки, которые нас ждут. Ещё интересовался положением дел в казарме. Мы с Азатом не сговариваясь заложили ефрейтора, который всем «пробивал фанеру» и наглое поведение армян. Тут-то и выяснилось, что ефрейтор этот не из нашей части и сразу же после принятия нашей присяги его откомандируют обратно в другую часть. А армян как и всех остальных в части не оставят. Оказывается после принятия присяги всю нашу толпу раскидают по другим стройбатовским частям. Так что впереди была очередная неизвестность. Была перспектива остаться в Наро-Фоминске без всех этих армян, но и была перспектива с армянами попасть в очередную другую часть. Веяло какой-то тоской.
Время до присяги пролетело быстро. Как и говорил замполит, весь наш «карантин» стал постепенно исчезать. Человек по десять двадцать молодых солдат увозили в другие воинские части каждый день. В результате в Наро-Фоминске с нашего «карантина» осталось человек пять. Я, Азат, украинец с водительскими правами, армянин и узбек. Узбека быстро пристроили на кухню поваром, украинец Володя Каращук стал водителем грузовика, но сначала его отправили куда-то стажироваться, армянина перевели в другую роту. После этого, я долго их не видел. Мы же с Азатом оказались не пристроены. Нас постоянно использовали на различных хозработах на терриотрии части. То мы что-то красили, то топили войсковую баню, предварительно нарубив и напилив дров, то что-то ремонтировали и ходили в наряды. Неожиданно в Нару привезли ещё четверых новых молодых солдат. Они нас с Азатом узнали, потому что прошли они « карантин» в Болшево, там, где мы пробыли всего сутки, пока нас перевозили из одной войсковой части в другую. Среди них были Виталик Матюшин, двухметровый гигант, разрядник по дзюдо, Валентин Иванов, ещё один субтильный паренёк, имя его я уже и не вспомню и Леня Бречко. Леню запомнил потому, что ему после принятия присяги исполнилось 27 лет. Он был старше всех и если бы пару недель отсиделся дома, то его уже по возрасту не призвали бы в армию. Все они были из Ленинградской области. Таким образом, нас молодых в роте стало шесть человек. Постепенно «деды» из нашей роты заняли свои места в казарме. Рота была маленькая, не больше взвода, человек тридцать.
Всех их утром увозили куда-то на работу, вечером назад в казарму, а нас почему-то к такой работе не привлекали. Так мы слонялись по части недели две .То ходили в наряды, то что-то делали на территории части. Даже поливали огурцы в теплице и помидоры, на территории части был свой огород и свинарник. Вообще территория части в Наре было огромной. Шириной может метров двести а длинной метров восемьсот. Был стадион, спорткомплекс, штаб, клуб, столовая, санчасть, три казармы одноэтажных щитовых и куча хозпостроек. Так что работу нам постоянно находили на территории части. Как-то раз к Азату приехали его родные и его отпустили на сутки с ночёвкой на дачу. У него дача была в сторону Москвы от нашей части, но не далеко, остановок десять на электричке. Ко мне тоже приезжали родители навестить, покормили, поболтали, но так как они приехали неожиданно, увольнительную мне не дали. В Наро-Фоминске наша часть считалась образцово-показательной. Ну естественно среди стройбатов. Там не было землячеств и дедовщина была не жесткой, подразделения были маленькие, офицеров и прапорщиков много, а потому мало бардака. Столовая была хорошая. В ней даже давали котлеты и тарелки были фарфоровые, а ели еду не только ложками, но и вилками. Из своей теплицы давали огурцы и помидоры и был еще яблоневый сад, так что и яблок хватало до нового года. Мы думали, что так и прослужим тут все два года валяя дурака в части, ну или на работах где-то в городе. Но всему хорошему конец в армии почему-то всегда приходил быстро. И скоро мы получили новую для себя информацию. Во-первых, оказалось что во второй роте у нас есть ещё три земляка москвича, прослуживших уже полгода и это нас радовало. Несмотря на небольшой срок службы они были в авторитете. Помню как-то раз один из них надавал по роже какому-то «дедушке» кавказской наружности. Тот правда тоже сопротивлялся, но земляков у него не было, бились один на один и Саша Белецкий накидал ему неслабых люлей. Так вот, от земляков мы и узнали, что в стройбате распространено отправлять целые взвода или роты или отделения или даже двух трех человек в командировку в другую часть на работу по специальности. И Нарская часть не исключение. В командировку могли отправить на неделю, а могли на все два года службы, всё зависело от наличия работы. В части было четыре роты по сто человек. А реально в Наре в трех казармах было от силы человек сто. Остальные люди служили где-то в других городах при других частях. Говорили что есть рота в Балабаново, это хоть и недалеко от Нары, но уже Калужская область, есть рота в Одинцово - это почти Москва. И еще несколько маленьких групп в других местах, например в Малых Вязёмах и где-то ещё. Эта информация нас с Азатом как-то напрягла .С одной стороны Одинцово - это рядом с домом, с другой стороны Балабаново - это уже другая область и оттуда домой точно не отпустят в выходной и родители туда уж не доедут на раз-два. К тому же кто-то про Балабаново рассказывал ужасы. То что там нет отопления в казарме и её отапливают дровами, а летом вообще жили в палатках. То что нас не пристраивали к конкретной работе в Наре давало нам повод предположить, что нас куда-то скоро оправят. В скором времени так и произошло .Утром нас вызвал к себе командир роты и сообщил, что мы убываем на службу в командировку в Одинцово. Меня, Азата, трёх ленинградцев, и ещё одного нашего одногодка из штаба части, Вову Балыкина, который проштрафился за ночные разговоры по телефону с роднёй и сержанта Кузнеца, который прослужил чуть больше года. Потом правда в последствии выяснилось, что Кузнец был отправлен с нами не на всё время и через месяц он вернулся в Нару. Про Одинцово мы ничего не знали. Но первые сведения всё же получили перед самой отправкой. Дело в том, что машина, которая пришла за нами из этого города, привезла в Нару двух солдат-белорусов. Они были нашего призыва, но уже успели в Одинцово отслужить месяца два. Кончилась их служба в том подразделении, куда нас должны были доставить тем, что не выдержав издевательств они сбежали из части. Поймали их своими силами, а потому не предали суду, а просто отправили служить в Нару, дальнейшая их судьба мне была не известна. За двадцать минут общения с ним мы поняли, что в Одинцово страшный бардак, дедовщина, землячества, авторитеты, в общем молодым там только вешаться. Почему-то всё это на сленге стройбатовцев такие бардачные части назывались непонятным словом « шамота». Про термин « шамота» нам перед отправкой в Одинцово поведал хороший паренёк, еврей Саша Гринберг из Киева, прослуживший к тому времени год. Видимо он уже был наслышан о таких частях и искренне нам посочувствовал. С какими-то пожитками в виде зимней воинской формы, матрасами и прочим постельным бельём нас погрузили как всегда в крытый ЗИЛ-130 и повезли в направлении города Одинцово. Мы сидели на лавках в кузове, мысли в голове были невеселые, убегающие от нас пейзажи Киевского шоссе отдаляли нас от так полюбившейся за последние пару недель войсковой части Наро-Фоминска, впереди была снова пугающая неизвестность.
( продолжение следует, подписывайтесь на канал, ставьте лайки, пишите комментарии ).
