Дворянская семья Чихачевых, живших во второй четверти XIX века во Владимирской губернии, оставила множество дневников и документов. В них проявляется повседневная жизнь дворян того времени — как они заботились о хозяйстве и детях, судились с соседями и относились к крепостным крестьянам. Специалист по российской истории, преподаватель Куинс-колледжа Городского университета Нью-Йорка Кэтрин Пикеринг Антонова провела исследование на основе архивов этой семьи и написала книгу «Господа Чихачевы. Мир поместного дворянства в николаевской России» (вышла в «Новом литературном обозрении»). Публикует отрывок из главы «Обучение Алексея», из которой мы узнаем, как глава семьи Андрей Чихачев занимался воспитанием сына и что читал, чтобы лучше проводить уроки для детей.
Армейские успехи (наиболее вероятное занятие для провинциального дворянина) представлялись Андрею преходящими и не приносящими удовлетворения, а подлинное и прочное «благородство» и успех — даже богатство — он связывал с учеными занятиями. Укорененное в идеологии Просвещения представление о том, что образование дает огромную власть, формируя будущее молодых людей и обеспечивая их — и государство в целом — преимуществами, список которых включает также материальный успех (хотя и не ограничивается им), безусловно, являлось фундаментом острого интереса Андрея к воспитанию и того, как неустанно и методично он сам занимался воспитанием своих детей с самых первых лет.
Насыщенность образовательной программы Андрея также была связана с ощущением быстротечности времени. Так, например, когда дети были еще очень малы, а он осознал, как мало у него времени, он записал в дневнике: «Но время дорого — невозвратимо — в воспитании детей оно еще несравненно дороже. — Надобно им как можно больше дорожить, чтобы ничего не потерять касательно наук и образования». В те годы Андрей занимался чтением в целях самосовершенствования, чтобы лучше проводить уроки детей («начал читать Натуральную историю в пользу детей»). Среди прочитанных им учебных текстов стоит отметить «карманную <…> книгу о воспитании детей», полное название которой нам неизвестно. Впервые упомянув ее, Андрей записал, что приобрел книжку у разносчика вместе с букварем для Алексея, затем — что делал заметки по ходу чтения. Потом он выписал наиболее полезные отрывки и отослал своему другу Черепанову вместе с письмом и номером «Русского инвалида». Несколькими страницами ниже он отметил, что Черепанов отослал книгу обратно, но «без замечаниев, о которых я было его просил». Сосед Андрея, судя по всему, был не против прочитать эту книгу, хотя (судя по тому, что Черепанов не передал Чихачеву своих заметок о книге, если вообще их сделал), по-видимому, отнесся к ней без проявленного Андреем энтузиазма.
Хотя реконструировать все источники образовательной программы Андрея и невозможно, но, бегло пролистав журналы и газеты, которые Андрей читал в начале и середине 1830-х годов (особенно его любимые «Северную пчелу» и «Земледельческую газету»), можно увидеть, что вопрос воспитания занимал многих. В январе 1835 года «Северная пчела» напечатала отзыв на педагогический журнал, целью которого было не только дать правильное направление молодым людям, избирающим педагогическое поприще, но и «доставить родителям знания, нужные для того, чтобы они могли сами обдуманно действовать в воспитании своих детей». Хотя одна из привлекших внимание автора обзора статей представляла собой описание Ланкастерской системы обучения, в журнале также были представлены оригинальные русские идеи: например, «уроки в чтении и письме, расположенные в разговорах» г-на Гурьева и очерк «о высших и низших взглядах в преподавании» г-на Гугеля. В обзоре также упоминается немецкая статья, снискавшая громкие похвалы «Журнала Министерства народного просвещения». Наконец, автор отзыва заключает, что это «дело» является «еще неопределенным, в особенности у нас», но что воспитание тем не менее «столь важно», что редакторы «Северной пчелы» призывают родителей и наставников «многое, весьма многое» почерпнуть из журнала, который на самом деле является скорее «книгою материалов для воспитания… ибо статьи его имеют не временное, но всегдашнее свое достоинство».
Другая статья, опубликованная в «Северной пчеле» месяцем позже, подчеркивает важность физических упражнений для процесса образования почти в тех же выражениях, которые Андрей использовал в своих дневниках. Однако в статье на передний план выходит особое значение физкультуры и гимнастики для девочек (и «людей среднего возраста»), а также критикуются практики, которые авторы считали общепринятыми для своего времени, такие как корсеты, — на том основании, что те вредят здоровью, —а также употребление времени, предназначенного для «отдохновения», на занятия вышиванием, которое лишь ослабляет организм, уже и без того истощенный «продолжительными умственными трудами».
«Земледельческая газета» также регулярно публиковала отчеты о различных проектах российских и зарубежных земледельческих школ, а также статьи общеобразовательного характера, например такие: «Польза общественного чтения» или «Общественное сельское чтение». Среди прочего в «Земледельческой газете» описывался проведенный английским землевладельцем эксперимент в области образования, когда детям «бедных, но трудолюбивых людей» были выделены участки сада, которые следовало обрабатывать «только в свободные часы». Автор писал о «двойной выгоде: дети научаются садоводству… отвыкая от праздности, избегают пороков, от сей последней происходящих». Андрей наверняка согласился бы, что работа на свежем воздухе является полезной частью любой всеобъемлющей образовательной системы, и не только для детей бедняков. Разработанная им образовательная программа делала акцент на предметах, навыках и методах, которые повсеместно обсуждались его современниками, вдохновлявшимися плодами десятилетий развития просвещенческой мысли. Эти идеи впервые проникли в Россию благодаря таким организациям, как Вольное экономическое общество и губернские Общества сельского хозяйства, и к середине XIX века широко распространились благодаря журналам и дешевым учебникам наподобие того, который Андрей купил у разносчика в 1831 году.
Помимо сухих записей о гостях, учебе и лошадях, в каждой из которых ощущается присутствие «Папиньки», в своих дневниках Алексей кратко рассказывает о частых путешествиях, в том числе длительной поездке из московского института и обратно, а также многочисленных поездках с отцом во Владимир и со всей семьей—в Березовик к Якову. Алексей не сообщает почти ничего, кроме места назначения и деревень, где они останавливались передохнуть и покормить лошадей или переночевать («Дядинька Яков Иванович провожал нас до Воскресенского. Ночлег имели в Малыгине, и по причине чрезмерного в избе жару ночевали в повозке»). Эти частые путешествия, о которых Алексей писал систематически, в первую очередь перечисляя названия деревень и время, которое потребовалось на то, чтобы до них доехать, подкрепляли дававшиеся Андреем уроки географии, во время которых тот подчеркивал значение энциклопедических знаний о родных местах, совмещая раннепросвещенческую одержимость энциклопедиями и характерный для позднего Просвещения отказ от универсализма в пользу изучения того, чем разные местности отличаются друг от друга.