Перед тем, как устроиться на ночлег, я проверил подаренное женщиной ружьё. Обычная, охотничья двустволка, курки работают исправно, всё смазано, следил хозяин за своим оружием. Одно плохо – всего пять патронов, да и какие они, готовы ли к стрельбе, не отсырели ли под половицей?! Всю ночь меня мучили кошмары, я, как будто своими глазами видел то, про что рассказывала Лида: тела раненых, простых людей растерзанные снарядами и пулями, несколько раз просыпался. Утро было солнечным, проснувшись, застал Лиду за работой, она бинтовала свою ногу, на сытый желудок настроение у обоих было хорошее.
- Идти сможешь? – мы уговорились общаться на «ты», несмотря на её звание, да и возрастом я был старше.
- Да, мне бы только палку вместо костыля.
- Сейчас, что-нибудь придумаем.
Обойдя завал, я подобрал ей «костыль», опробовал сам, а то вдруг под ней сломается.
- Что думаешь, куда нам идти?
- А чего это ты у меня спрашиваешь, будто сам не знаешь?!
- Ты командир, вот и спрашиваю, - это была шутка, путь нам был один – на восток.
На втором привале, Лида сильно уставала, моей помощи она противилась, мы услышали в стороне шум, как ни прислушивались, не могли его объяснить.
- Пойду, посмотрю, что там.
Взведя курки своего оружия, я осторожно двинулся через кусты. Впереди показалась дорога, чуть правее того места, где я к ней вышел, стояла подвода. Возница был из местных, старик в потрепанной тужурке, а вот его попутчики – немцы. Вчетвером они пытались наладить заднее колесо, ругаясь, немцы приподнимали телегу, а старик что-то с ним делал. Оставлять в живых врага, я не собирался, вот только я двоих уложу, а, третий, выходит, меня, без помощи Лиды не обойтись, старика я в расчёт не брал. Вернувшись к Лиде, рассказал ей свой план, она была с ним согласна. Мы дошли до дороги, я помог девушке спрятаться за толстым деревом, сам отошёл чуть в сторону. Я подкрался к самой дороге, широкие спины немецких солдат были отличной мишенью, прицелился в большого немца. Выстрел охотничьего ружья в тишине леса напугал меня, но быстро переведя оружие на второго немца – нажал на спуск. Уж не знаю, чем там были снаряжены патроны, но упав на землю, враги корчились от боли. Раздался выстрел револьвера, упал третий немец, который уже навёл свой карабин на кусты, в которых я прятался. На ходу перезаряжая ружьё, я выскочил на дорогу, старик стоял, подняв руки, его даже не зацепило. Больше стрелять не понадобилось, немцы хоть и были ранены, но оказать сопротивление не могли, не до этого им было, видимо в патронах была картечь, и с такого маленького расстояния она им сильно навредила. Закинув ружьё за спину, подобрал карабин одного из солдат, почти не целясь, сделал три выстрела, каждому врагу в грудь.
- Меня заставили, я не хотел! – старик почти кричал, но из-за страха удавалось только громко хрипеть.
- Куда ехали?
- В село.
- А там что? – я указал в сторону, откуда они приехали.
- Там две деревеньки.
- Поезжай домой, не трону.
Старик, схватил вожжи, колесо они так и не починили, ничего, ношу я ему уменьшил, так доедет. Обыскивая немцев, собирал всё для нас нужное в мешок, видел, как из леса вышла Лида. Разрядив ружьё, ударил его о дерево, у нас два карабина и автомат, это оружие понадёжнее будет.
- Я думал, ты не сможешь в человека выстрелить.
- Могу, и в тебя тогда бы выстрелила, если бы глазам твоим не поверила.
Я пытался вспомнить, что тогда было в моих глазах, но не смог, страх, наверное, чего ещё. Только вошли в лес, как столкнулись с группой вооружённых людей, от неожиданности все замерли.
- Твоих рук дело?! – видимо это был командир, из-под воротника гражданского пиджака были видны петлицы капитана.
- Моих! – я не отводил от них ствол автомата, стараясь держать всех перед собой.
- Да чтоб тебя! Старик где?
- Отпустил я его, домой он поехал!
- Никитин, Самусь, - капитан отдал приказ своим, - догнать этого гада!
Двое мужчин в красноармейской форме, бросились к дороге, а мы стали разбираться, кто есть кто. Мне показалось, что если бы со мной не было Лиды, и я бы не убил этих немцев, то встретившись с этой группой в лесу, наверняка был бы расстрелян как дезертир, уж очень крут был этот капитан в своих решениях. Не успели мы с Лидой закончить наш короткий рассказ, а говорить приходилось на ходу, капитан торопил уйти дальше от дороги, как послышалось два выстрела. Видя мой недоумённый взгляд, тот же капитан пояснил, что когда пришли немцы, этот старик выдал им троих комсомольцев, которых повесили. Выходило так, что они ждали эту подводу, а тут появились мы, чуть не ушёл предатель! Не тратя лишних слов, капитан Чижов отдал мне свой первый приказ – присоединиться к их отряду, теперь я не красноармеец, теперь я партизан.
Маленький отряд обосновался на заброшенном хуторе, два дома из толстых сосновых брёвен, тройка сараев. Когда мы пришли, капитан приказал одному из встречавших нас, забрать у меня оружие, протянув два карабина, я наотрез отказался отдавать немецкий автомат, Лида, достав свой револьвер, стоя у меня за спиной, была готова к бою. Снова все замерли, как тогда, при встрече у дороги. Пытавшийся разоружить меня мужчина, посмотрел на командира, тот кивнув, разрешил оставить мне оружие, все успокоились. Это был первый и последний виденный мною случай, когда капитан поменял своё решение. Лида в этот же день приступила к своей непосредственной работе. В большом доме лежали трое раненых, у двоих началась гангрена, при помощи партизан и подручных средств, она ампутировала одному ногу, другому руку. Ночью нас разбудил выстрел, он донёсся из дома, где находилась Лида, ей там отвели угол, отгородив его досками. Я почти первым был возле дверей, вбежав, увидел на полу партизана, который отбирал у меня оружие, в его лбу была аккуратная дырочка, рядом стояла Лида, держа в руках револьвер. Командир быстро провёл дознание, один из раненых подтвердил слова медика, что погибший пытался к ней приставать, похоронили его тихо.
Через два дня я вышел на своё первое боевое задание, правда, оно оказалось не таким уж боевым, но тоже важным. Хутор располагался в довольно укромном месте, окружённый болотами и почти непроходимой чащей, имелось одно слабое место – дорога. Она почти заросла, но по ней без труда можно было выйти прямиком в партизанский лагерь. На пост ходили по двое, мне достался мужичок из местных, пока шли, он рассказал, что до войны был помощником председателя колхоза и знал, куда припрятали добро, когда немец близко подошёл. Судя по его болтливости, ему и правда, стоило скрываться от врага. День прошёл в скуке, я даже пытался считать комаров, которые меня укусили, сбившись на пятом десятке, бросил эту затею, когда вечером нас сменили, с большим удовольствием вернулся в лагерь. Весь вечер мы проговорили с Лидой, устроившись на скамейке возле колодца, рассказывали друг другу про свои города. Мне особо рассказать было нечего, а может я был плохой рассказчик. Мы улыбались, когда видели завистливые взгляды партизан, это действительно выглядело забавно.
В основном отряд состоял из людей военных, был даже пограничник, он с гордостью носил свою зелёную фуражку, снимал её лишь когда уходил на задание. Четверо гражданских, которые по разным причинам не могли оставаться дома, были людьми не привычными к дальним переходам, а ходить приходилось далеко, чтобы не выдать местонахождение лагеря, с удовольствием выполняли хозяйственные работы. Меня же пока к боевым выходам групп не привлекали, я относился к этому с пониманием, с расспросами не лез, есть приказ охранять лагерь, значит, его нужно выполнять. Однажды, в моё дежурство, произошёл случай. Наблюдая за дорогой, мы совсем отвлеклись от леса, кто бы мог подумать, что со стороны болота к нам кто-то выйдет, но так и произошло. Лишь только когда человек был уже совсем рядом, мы его услышали, а потом и увидели. Это был красноармеец, одетый в шинель, на голове пилотка, окрикнув его, приказали остановиться. К нашему удивлению, он упал на колени и стал радостно молиться, мы со вторым партизаном переглянулись, неожиданная реакция. Оставив второго наблюдать за нами, я подошёл к пришедшему, он, не переставая молиться, смотрел на меня как на спасителя. Заросший густой щетиной, грязный, худой, из-под расстегнутой шинели видна рваная гимнастёрка, а от галифе вообще мало чего осталось, жалкое зрелище. Сбиваясь, то на плач, то на молитву, он просил пить, я протянул ему немецкую фляжку, жадно напившись, он сказал, что сбежал из плена, ищет Красную Армию. Я принял решение доставить его в отряд, пусть командиру рассказывает, что с ним случилось.
Идя за незнакомцем по едва заметной тропинке, я не мог избавиться от мысли, что этот человек мне знаком. С памятью у меня всегда было плохо, от того и в школе учился неважно. Уже перед самым лагерем, незнакомец, обернувшись, спросил:
- А кашу дадут?
Меня аж подбросило!
Я вспомнил его! Мы ехали на фронт в одном вагоне, сразу после погрузки, он задал этот же вопрос. А ещё, в первую ночь его поймали на воровстве, пытался достать из вещмешка другого бойца съестное, ему тогда сильно досталось, я думал, забьют его насмерть, может так и вышло бы, но спас его сержант, который ехал с нами. Со словами: «На передовой каждая винтовка важна», он приказал оставить в покое провинившегося, старшим командирам мы тогда ничего не сказали. Вспомнил так же, что не видел его на поле боя, хотя он должен был быть где-то рядом, мы же в одном взводе были, да и среди пленных его не приметил. Оставив задержанного в лесу под присмотром возле хаты, где находился командир, я вошёл для доклада, были у меня и другие сомнения в этом человеке.
Продолжение следует.
31