Как изменилась моя служба в связи с назначением на должность заместителя командира эскадрильи по политической части? В лётном плане я перестал зависеть от подготовки лётчиков своего звена. Теперь я сам был в звене управления эскадрильи, лётчики которого были самыми опытными в эскадрилье. Мне проще стало поддерживать свою натренированность по видам подготовки, поскольку стал ближе к плановой таблице. Но с другой стороны, уже в это время была установка не планировать замполитов в первый час лётной смены и в крайний. В первом часу надо организовывать партийно-политическую работу с личным составом, участвующим в полётах, а в крайний час — подводить её итоги с докладом командиру. Оставшегося времени хватало на три-четыре полёта в смену и этого было достаточно, чтобы поддерживать хорошую лётную натренированность. Но я понимал, что мои заправки всегда будут уходить на нужды лётчиков, которые шли по программе освоения Курса боевой подготовки.
На предварительной подготовке мне не надо было никого учить и проводить контроль готовности. И на эскадрильском контроле теперь меня не поднимут для ответа по заданию и вводным. Да и на полковом контроле стало спокойнее, хотя теперь я сидел за первым столом с комэской. Но мои обязанности были прописаны в Наставлении по производству полётов и их надо было выполнять. В меру своего понимания этих обязанностей. Надо мобилизовать личный состав на качественное выполнение полётных заданий. Вопрос — как это делать? Понятно, что надо знать моральное состояние молодых лётчиков, которые впервые выполняют упражнения. В душу каждому не залезешь. Присматриваешься к настроению, наблюдаешь за подготовкой и действиями по обучению командирами своих лётчиков. С высоты своего методического опыта. Подойдёшь, поговоришь с лётчиком, опытом поделишься. Дни рождения надо знать, семейное положение, обстановку в семье. Много надо знать о человеке, чтобы не гнуть его через коленку, а ненавязчиво вдохнуть в него уверенность и спокойствие. Ораторство в таком деле считаю неуместным. Нужен тонкий подход.
Перед полётами надо пройтись по стоянке, пообщаться с техниками и механиками. Их настрой тоже влияет на безопасность полётов. Те же проблемы взаимоотношений на службе и в семье. Кого-то расспросишь о детях, что-то расскажешь из свежих событий в стране. Посмотришь на лица бойцов — может у кого фингал, дедовщина имеет место в казарме. Здоровы ли, накормлены. Пишут ли им письма родные, какие новости с родных мест получают, когда сам боец маме крайний раз письмо написал. Накапливаются в уме все эти данные, начинаешь лучше понимать чем человек дышит и что от него ожидать по службе.
Общаешься с секретарём комсомольской организации и составом партийного бюро, проверяешь выпуск Боевого листка, а на учениях — и стенгазеты. Общаться с бойцами мне было легко, год ведения политических занятий меня многому научил. Я знаю как разговорить срочника, который сторонится откровенничать с замполитом.
На полётах остаётся держать на контроле результаты выполнения полётных заданий. Выявлять тех, кто лучше всех выполнил задание, чтобы распространять опыт лучших. И лётчиков и техников. Выловить недостатки в подготовке лётчиков и обслуживанию авиатехники и наметить меры к устранению. И в методическом плане и по партийной и комсомольской линии. Работы у замполита много, если её делать с душой и старательностью. Но можно её делать и без души, наскоками, криками, разносами. Я присматривался теперь к поведению своих коллег из других эскадрилий. Парни были адекватные. Замполит первой эскадрильи был уже тёртым калачом на должности, шумливый майор. Всё у него было просто и ясно в его работе. В отличие от меня. Саня Афонин из третьей эскадрильи был добряк.
Я не знаю как меня воспринимали на замполитской должности подчинённые. К этому времени ясно понимал, что от их мнения обо мне моя карьера зависит в ничтожной степени. Карьера зависит от мнения о моей работе моих начальников. А вот мозолить глаза начальникам я не научился. Всегда держусь от них на дистанции. И понимаю, что эта должность — потолок для меня. Не умею я нравиться начальству, хочу нравиться самому себе на любой должности. Не самое лучшее качество карьериста.
Есть у меня правила общения с подчинёнными: не врать, не кривить душой, не уходить от трудного вопроса, не затыкать рот, если не знаешь ответа — признайся в этом, а потом разбейся в доску, но узнай и ответь. На эскадрильских собраниях — комсомольских и партийных — не лезу в президиум, предпочитаю посидеть на галёрке и посмотреть кто чем занимается и как реагирует на выступления. Мне это кажется полезным для моей должности. Моим партийно-политическим начальникам не нравится моё поведение. Но строгих правил поведения на этой должности нигде не написано, приходится им смириться. До поры, до времени.
Есть в обязанностях замполита пункт, который требует проведения разъяснительной работы с членами семей военнослужащих. Это - по вопросам режима труда, отдыха, здоровья и питания офицеров и прапорщиков. У комэски появилась идея-фикс: замполиту провести обход семей инженерно-технического состава, ознакомиться с бытовыми условиями и семейной обстановкой. Я воспринял эту идею без энтузиазма. Не хотелось мне влезать в семейные дела. Хотя и понимал, что дело это - полезное. Долго отнекивался, ссылаясь на отсутствие удобного времени для посещения. На самом деле меня страшило общение с жёнами техников. Я и без посещения знал, что технический состав живёт стеснённо, квартиры у них маленькие. Должностной оклад ниже, чем у лётного состава, что ощутимо сказывается на материальном положении. Среди жён имеется нездоровая зависть к жёнам лётчиков и обида на начальство. Я считал, что мне не по зубам такое мероприятие — общение с обиженными на весь свет женщинами. Их было меньшинство, но такого опыта у меня не было. Да у меня никакого опыта по женской части не было. Что уж тут душой кривить. Не ходок я.
Упирался я долго, а комэск всё наседал. Наконец и до него дошло, что мне не по зубам это мероприятие. И он решил, что составит мне компанию. Вернее — я ему составлю компанию. Он мне покажет мастер-класс. Деваться было некуда. Подвернулся вечерок, когда наши самолёты были на полётах, а лётчики нашей эскадрильи не летали. И мы пошли по квартирам. Этот обход совершенно уничтожил во мне надежду, что когда-нибудь я стану ходоком. Орлом.
Выглядело это так. Подходим к двери квартиры, звоним. За дверью вопрос: «Кто там?» Женщинам ясно, что это не муж вернулся, самолёты ведь на аэродроме гудят. Комэск объясняет, что пришёл командир эскадрильи с замполитом пообщаться. Нас запускают. Если техник по службе на хорошем счету, а женщина уже не первый гарнизон меняет, то общение выходит спокойное и благожелательное. Комэск представляется, меня представляет, рассказывает, что муж служит хорошо и это, несомненно, заслуга второй половины. Интересуется проблемами, жалобами, объясняет что можно решить, что — нельзя и почему. Я молча слушаю, впитываю. Как правило, разговор происходит в коридоре и быстро иссякает. Мы прощаемся и движемся к другой квартире.
Но наступает момент, когда за дверью женский голос заявляет, что ей с нами не о чем разговаривать. Голос раздражённый. Я сразу разворачиваюсь и начинаю спускаться вниз по лестнице. Но комэск не отступает, продолжает разговор через дверь и я останавливаюсь.
Несколько фраз комэски и дверь приоткрывается. Я поднимаюсь и стою за спиной комэски. Женщина настроена решительно, впускать нас не собирается. Мне страшно неудобно, хочется уйти. Но не комэске. Он говорит какую-то незначительную ерунду, но, видимо, лестную для женщины. Несколько фраз и мы в коридоре. Женщина смягчается под напором комэски и вот мы уже снимаем шинели и проходим на кухню. На столе появляется кофе, женщина преображается на моих глазах, превращаясь из мегеры в радушную хозяйку. Я не понимаю как это у комэски получается. Ладно, можно было бы это назвать случайностью. Но мы ещё раз нарываемся на грубость в другой квартире. А в результате переговоров комэски опять оказываемся за столом. И этот раз на столе после чая появляется бутылка коньяка! Отказаться нельзя, сами напросились. После беседы хозяйка прощается с нами, как с родными. Я — в шоке.
Мы заканчиваем свою миссию и выходим из дома технического состава. Этот дом стоит напротив лётного, совсем рядом. Мы с комэской живём в одном подъезде и, пока проходим три десятка метров до своего подъезда, он у меня спрашивает:
- Ну, что? Понял как надо делать обход?
- Нет, товарищ подполковник, не понял, - честно признаюсь я.
- Ну, ладно. Учись, пока я жив.
Я знал, конечно, что комэск был изрядным балаболом. Но не догадывался, что это свойство может быть полезным в службе. Вот кому надо было быть замполитом. Мне это искусство вовек не освоить. А хотелось бы. Печально, что я ничего не запомнил из его оборотов речи. И комэск такого удовольствия мне больше не доставил.
