На основѣ документовъ изъ Государственнаго архива Крыма разсмотрѣна тема совѣтской политики въ области борьбы съ религіей и историческимъ наслѣдіемъ Россіи на примѣрѣ массоваго уничтоженія кладбищъ и надгробныхъ памятниковъ въ Крыму въ первыя десятилѣтія СССР. Ввиду деликатности темы, въ текстѣ широко цитируются документы.
Статья подготовлена въ 2020 году, но вышла въ печать съ большой задержкой. Опубликована въ упрощённой орѳографіи въ сборникѣ «Историческое наслѣдіе Крыма. 2021» съ нѣкоторыми сокращеніями и подъ редакторскимъ названіемъ «Сохранить какъ объекты культурнаго наслѣдія. Судьба крымскихъ кладбищъ въ первое двадцатилѣтіе совѣтской власти».
Предисловіе
Послѣ захвата большевиками власти въ Россіи въ ходѣ переворота и послѣдующей гражданской войны, въ странѣ установилась крайняя форма диктатуры въ идеологіи, экономической и политической жизни, характеризовавшаяся борьбой противъ многихъ основъ русской жизни и государственности. Постепенное лишеніе людей экономической свободы и предпринимательства, фактическое упраздненіе частной собственности лишало общество дѣеспособности и возможности отстаивать свои права и интересы. Всѣ сферы жизни подчинялись централизованной государственной системѣ, а масштабный терроръ и сопутствующій голодъ ускоряли процессы трансформаціи страны. Антирелигіозная борьба была одной изъ важныхъ звеньевъ этихъ процессовъ.
Создавались новые сѵмволы и культы, а старыя святыни покорённой Россіи нещадно истреблялись. Власти, сформированныя въ результатѣ люстраціи по классовому и идеологическому цензу, демонстрировали неэффективность хозяйствованія и презрѣніе къ народной памяти.
Съ началомъ сплошной коллективизаціи въ 1929 году религіозная жизнь въ СССР понесла очередной тяжёлый уронъ: рѣшительнымъ образомъ закрывались храмы, репрессировалось духовенство и міряне. Формальнымъ поводомъ, какъ правило, становилась экономическая цѣлесообразность: церковное имущество признавалось крайне необходимымъ для различныхъ нуждъ. Цѣлью же была ликвидація очаговъ духовной и общественной жизни, не соотвѣтствовавшихъ воззрѣніямъ совѣтской власти. Неподходящія зданія церквей, служившихъ прежде памятниками исторіи и архитектуры, обезображивались и приспосабливались подъ клубы и склады, нерѣдко оставались пустыми или подвергались сносу; колокола шли на переплавку; иконы, росписи, утварь и предметы искусства большей частью безцѣльно истреблялись.
1920 годъ давно прошёлъ, но совѣтская власть не собиралась прекращать гражданскую войну какъ въ отношеніи физическаго истребленія неугодныхъ, такъ въ области идеологической борьбы. Разрушать городскіе памятники, переименовывать улицы и учрежденія, переписывать исторію оказалось недостаточно, вѣдь созидатели исторической Россіи продолжали лежать въ мѣстахъ своего вѣчнаго упокоенія подъ тяжестью каменной лѣтописи, молчаливо свидѣтельствующей о другой эпохѣ съ другимъ міровоззрѣніемъ.
Некрополь — съ древнегреческаго означаетъ «городъ мёртвыхъ». Оріентируясь на классическіе образцы, русскіе люди прикладывали силы для обустройства мѣстъ послѣдняго пристанища своихъ близкихъ. Кладбища были наполнены изящными архитектурными сооруженіями, часовнями и уникальными надгробіями съ бюстами и барельефами, художественными эпитафіями и информативными надписями. Какъ правило, на погостахъ сооружалась и церковь. Посѣщая кладбища, можно было многое узнать объ исторіи мѣста и созидавшихъ его жителяхъ, увидѣть могилы «отцовъ города». Этотъ отголосокъ старой жизни и доброй памяти о многихъ присныхъ никакъ не устраивалъ новыхъ хозяевъ, для которыхъ было цѣнно лишь революціонное прошлое, а памяти достойны лишь тѣ покойники, кто приложилъ руку къ крушенію русской православной государственности.
Поэтому большевики отправились устанавливать совѣтскую власть и на кладбища подъ предлогомъ крайней необходимости въ матеріалахъ не только надгробій, но и самихъ погребеній. Государственный вандализмъ и гробокопательство стали привычнымъ явленіемъ жизни совѣтской соціалистической страны въ первое двадцатилѣтіе ея существованія.
Яркимъ свидѣтельствомъ новой государственной политики стало уничтоженіе кладбищъ и меморіаловъ воинамъ Великой войны 1914–1918 годовъ. Въ границахъ Совѣтскаго Союза не осталось ни одного сохранившагося погоста, включая территоріи, присоединённыя въ 1939 и 1945 годахъ. Тогда какъ на земляхъ остальной Европы, включая Германію и Австро-Венгрію, до сихъ поръ имѣется сотни кладбищъ русскихъ солдатъ[1].
О томъ, какъ были организованы такого рода занятія совѣтскихъ управленцевъ въ Крыму, говорятъ немногочисленные сохранившіеся документы.
Запросъ на разборку симферопольскаго кладбища
10 мая 1931 года Финансовый отдѣлъ Симферопольскаго городского исполнительнаго комитета въ лицѣ уполномоченнаго по государственнымъ фондамъ Иванова и инспектора по госфондамъ Конина обратился въ Комиссію по вопросамъ культовъ административнаго отдѣла ЦИК Крыма, а также въ столъ культовъ Городского совѣта Симферополя и въ отдѣлъ государственныхъ фондовъ Народнаго комиссаріата финансовъ Крыма:
«Препровождая копию настоящего письма, рассылаемого всем учреждениям, о сборе метлома, просим поставить вопрос на первом заседании КрымЦИКа по вопросу о сдаче металлургической промышленности бесхозяйственных металлических оград и памятников, находящихся на территориях кладбищ города Симферополя, — на предмет сдачи таковых „Металлолому“ как метлом, по линии госфондов»[2].
Прилагаемое письмо того же Финансоваго отдѣла было адресовано ко всѣмъ бюджетнымъ учрежденіямъ Симферополя, въ ГорРКИ (Отдѣлъ рабоче-крестьянской инспекціи исполнительнаго комитета Городского совѣта), Горкомъ ВЛКСМ (городской комитетъ Всесоюзнаго Ленинскаго коммунистическаго союза молодёжи), КСПС (Крымскій совѣтъ профессіональныхъ союзовъ), симферопольское агентство «Металлоломъ»:
«Постановлением СТО [Совета труда и обороны] от 12/III-31 г. за № 102 — утверждён план заготовки лома чёрных и цветных металлов на 1931 год.
Согласно этого постановления, на трест „Металлолом“ возложена обязанность заготовить в течении 1931 года чёрного метлома 3500 тысяч тонн и цветного — 124 тысяч тонн.
Какое значение имеет метлом в народном хозяйстве страны, освещалась неоднократно в печати.
Согласно развёрстки, произведённой Особой частью по госфондам НКФ РСФСР — на финорганы Крыма установлена контрольная цифра, которая должна быть во чтобы то ни стало выполнена в размере чёрного метлома — 500 тонн и цветного — 60 тонн.
НКФ Крыма по линии госфондов на Симферопольский ГорФО устанавливается контрольная цифра по городу Симферополю в размере — 65 тонн чёрного метлома и 10 тонн цветного за весь год.
Вследствие того, что одним аппаратом ГорФО [финансовый отдел горисполкома] по линии госфондов эту работу выполнить невозможно, мы просим:
1) Администрацию данного учреждения немедленно с получением сего сдать на склад „Металлолома“ весь имеющийся метлом, для чего совместно c общественностью пересмотреть весь имеющийся инвентарь металлический, как то: самовары, баки, котлы, кастрюли и т. п. предметы на предмет выявления и сдачи как метлом всего негодного и ненужного Вам для использования по прямому его назначению. Ответственность за данную работу возлагается персонально на Вас. По всем неясностям, а также в отношении задержки со стороны „Металлолома“ в приёме от Вас метлома звоните по телефону № 1-08 или 7-80 (Горсовет, комната № 13 — Конину), для принятия с нашей стороны решительных мер. В случае нашей проверки окажется наличность метлома не сданного Вами — для металлургической промышленности, с нашей стороны будут приняты решительные меры, как за срыв плана, утверждённого СТО. Срок выполнения декадный.
2) КСПС — срочно дать указания всем МК [местным комитетам] города Симферополя по данному вопросу, копию которого просим нам выслать.
3) Горком ВЛКСМ — поручить всем ячейкам, а также всем комсомольцам, работающим в учреждениях (бюджетных), принять самое активное участие в проведении работы по сбору метлома, путём участия в Комиссиях по просмотре металлического инвентаря данного учреждения. — О принятых с Вашей стороны мерах просим сообщить.
4) Крымское агентство „Металлолома“ — дать распоряжение своим агентам о немедленном приёме метлома по заявке учреждений, сообщая нам о всех ненормальностях, а также уклонениях от сдачи метлома учреждениями.
5) Горсовет — поручить членам Горсовета, работающим в учреждениях (бюджетных), принять самое активное участие в выявлении и своевременной сдаче метлома для промышленности»[3].
Въ случаѣ полученія разрѣшенія на разборку кладбищъ, вѣроятно, планировалось привлечь безплатную рабочую силу вродѣ комсомольцевъ въ рамкахъ субботниковъ или заключённыхъ. Въ противномъ случаѣ, сборъ металлолома грозилъ повлечь непроизводительные расходы.
Однако, завѣдующій организаціоннымъ отдѣломъ ЦИК Крыма Гуловъ и инспекторъ ревизіонной комиссіи Файнбергъ въ своёмъ заключеніи отъ 3 іюня 1931 года не признали возможной такую практику:
«Препровождая письмо Симферопольского Финотдела № 8/3 от 10/V-31 г., по вопросу о сдаче в фонд металлургической промышленности „бесхозяйственных“ оград и памятников из кладбищ, Орготдел КрымЦИКа считает, что в случае проведения этой работы в порядке кампании, вопрос о том, является ли та или иная ограда или памятник бесхозяйственными не сможет быть, как общее правило, выяснен, и таким образом проведение этой работы рассматривалось бы определёнными группами населения как неподобающее отношение к могилам.
В виду этого Орготдел КрымЦИКа считает необходимым в просьбе Симферопольского Финотдела отказать, предложив Горсовету в этом отношении руководствоваться общими правилами, установленными по наблюдению за кладбищами»[4].
Это рѣшеніе было утверждено на засѣданіи Президіума Центральнаго исполнительнаго комитета Крымской АССР 5 іюня[5]. Хотя постановленіе оказалось благожелательнымъ для симферопольскихъ кладбищъ, содержаніе запроса проливаетъ свѣтъ на организаціонные подходы къ расхищенію захороненій. Случаи использованія погостовъ въ качествѣ источника строительныхъ матеріаловъ и металлическаго лома практиковались властями уже въ 1920‑хъ годахъ и продолжались позднѣе[6]. Въ этотъ разъ положительную роль, по всей видимости, сыграла личная позиція Гулова или Файнберга.
Порядокъ завѣдыванія кладбищами
Какъ видно, въ совѣтскомъ законодательствѣ уже существовали правила по наблюденію за кладбищами. Прежде всего, декретъ Совѣта народныхъ комиссаровъ «О кладбищахъ и похоронахъ», изданный 7 декабря 1918 года и регламентирующій правила безплатнаго и равноправнаго отвода мѣста для погребеній, а также источники оплаты сопутствующихъ расходовъ[7].
Въ томъ же году, 16 октября, Комиссія по вопросамъ религіозныхъ культовъ при Президіумѣ ВЦИК утвердила «Инструкцію о порядкѣ устройства, закрытія и ликвидаціи кладбищъ и о порядкѣ сноса надмогильныхъ памятниковъ». Отчасти она регламентировала защиту кладбищъ, одновременно узаконивая использованіе ихъ для нуждъ народнаго хозяйства.
Такъ въ § 3 указывалось, что кладбища должны имѣть водостоки и изгородь, причёмъ въ сельской мѣстности допускалось использованіе земляного вала. Согласно § 5 и § 12, всѣ погосты находились въ вѣдѣніи либо городскихъ органовъ коммунальнаго хозяйства, либо сельсовѣтовъ, которые совмѣстно съ органами санитарнаго надзора обязаны были заниматься благоустройствомъ и содержаніемъ кладбищъ въ надлежащемъ состояніи.
§§ 14–16 регламентировали порядокъ закрытія кладбищъ — ему должны были предшествовать заключеніе или предложеніе со стороны органа санитарнаго надзора. Причёмъ закрытые погосты предписывалось оставлять въ полной неприкосновенности вплоть до признанія ихъ ликвидированными.
Но въ соотвѣтствіи съ § 20, сносъ памятниковъ и оградокъ допускался при безхозяйственномъ содержаніи, то есть если они пришли въ ветхость и въ теченіе годичнаго срока не возстанавливались близкими умершаго, а также при ликвидаціи кладбища. Ни само опредѣленіе ветхости, ни порядокъ признанія надгробія таковымъ не оговаривались. Слѣдовательно, снести можно было легально любое надгробіе старше года. Оспорить же неправомочность дѣйствій властей можно было лишь въ случаѣ, если заинтересованное въ сохраненіи памятника лицо могло бы неопровержимо доказать, что въ теченіе послѣдняго года памятникъ находился въ удовлетворительномъ состояніи.
Согласно § 17 и § 18, ликвидація, то есть сносъ, могла производиться въ отношеніи закрытыхъ кладбищъ по постановленію городского совѣта или районнаго исполнительнаго комитета по истеченіи 20 лѣтъ съ послѣдняго захороненія (а для сырыхъ почвъ — 30 лѣтъ). Однако инструкція также предусматривала досрочный сносъ въ томъ числѣ дѣйствующихъ кладбищъ въ случаяхъ любой государственной или мѣстной надобности, то есть фактически безпрепятственно.
Практика перезахороненій праха по чьему-либо ходатайству не предусматривалась, за исключеніемъ случаевъ досрочной ликвидаціи кладбищъ. Слѣдовательно, перенести захороненіе родственника или даже выдающагося дѣятеля, по сути, не было возможности.
Отдѣльнымъ § 22 оговаривалось отношеніе къ могиламъ и памятникамъ, представляющимъ значительную историко-художественную цѣнность или относящимся къ выдающимся дѣятелямъ: ихъ сломъ былъ запрещёнъ, а забота о поддержаніи возлагалась на органы коммунальнаго хозяйства. Однако это касалось лишь погребеній, поставленныхъ на учётъ въ рамкахъ особой инструкціи Сектора науки Народнаго комиссаріата просвѣщенія РСФСР. Излишне говорить, что таковыя были рѣдкимъ исключеніемъ. По крайней мѣрѣ, ни въ одномъ изъ разсматриваемыхъ актовъ обслѣдованія кладбищъ они не упоминаются.
§ 19 признавалъ надгробія и ограды, установленныя частными лицами, собственностью послѣднихъ, а сооружённыя религіозными организаціями — частью фонда культоваго имущества. Но одновременно § 21 относилъ назначенныя къ сносу надмогильныя сооруженія, соотвѣтственно, къ безхозному или государственному имуществу, возлагая обязанность его реализаціи на органы Народнаго комиссаріата финансовъ.
Публикація «Извѣстій»
Имѣла мѣсто практика властей по системному уничтоженію надгробій ради сомнительной добычи металла и камня даже на дѣйствующихъ кладбищахъ. Объ этомъ свидѣтельствуетъ, напримѣръ, публикація М. Чуднова «Дѣло было на кладбищѣ…» въ № 160 отъ 10 іюля 1935 года всесоюзной газеты «Извѣстія» Центральнаго исполнительнаго комитета СССР и Всероссійскаго центральнаго исполнительнаго комитета Совѣтовъ рабочихъ, крестьянскихъ и красноармейскихъ депутатовъ. Статья въ довольно рѣзкой формѣ обрисовывала возмутительное положеніе дѣлъ на дѣйствующемъ симферопольскомъ кладбищѣ:
«Работницу симферопольской пуговичной фабрики имени Второй пятилетки Марию Кац постигло большое горе. Умер единственный сын. Любящая мать, отказывая себе во многом, устроила вокруг могилы сына ограду, посадила цветы и поставила памятник.
Однажды, придя на кладбище, Кац ужаснулась. Чья-то варварская рука надругалась над дорогой могилой. Каменная, цементированная ограда была разрушена. Цветы растоптаны. Железная решётка и мраморная доска бесследно исчезли. Такому же разгрому подверглись все могилы в нижней части кладбища.
Возмущённая Мария Кац обратилась с жалобой в управление коммунального хозяйства.
— Ошибочка произошла, гражданка, — ответили ей. — Но мы тут не при чём. Разборкой могил руководил технорук управления исправительно-трудовых учреждений Крыма товарищ Конкин. К нему и обращайтесь!..
Выяснилось, что разгром памятников и оград производился с ведома и одобрения Горсовета. Председатель Горсовета Бендерский и заведующий управлением коммунального хозяйства Штыкин решили доходами от продажи намогильных камней, решёток и прочего унылого кладбищенского „утиля“ пополнить отощавшую городскую кассу. Подряд на работы по разборке кладбища был сдан управлению исправительно-трудовых учреждений (УИТУ).
Как говорят, пример подобного рода „коммерческих операций“ подал городской инженер Константиновский. Однажды он продал „Центроплодоовощу“ каменную ограду вокруг бывшего военного кладбища, а выручку положил в карман.
Лиха беда — начало! Вскоре все кладбища были превращены в источники лёгких доходов. За сравнительно небольшую сумму управление госфондов при Крымнаркомфине предоставило право использования всего имущества старого русского кладбища крымскому отделению Всесоюзного института лекарственно-ароматических растений.
По некоторым улицам города прохожие начали шагать по гранитным плитам с обрывками надписей в роде: „мир праху“, „похоронен“, „было жития“…
Чтобы замять неприятный скандал с Кац, некто Голубченко, секретарь отдела культов КрымЦИК, оказавшийся, как потом выяснилось, жуликом и проходимцем, написал Конкину записку с предложением восстановить разрушенную ограду на могиле сына Кац. Но Конкин, находившийся с Голубченко в приятельских отношениях, только посмеялся над запиской.
С особенным рвением Конкин громил еврейские могилы, он разнёс вдребезги ряд ценных мраморных памятников работы итальянских мастеров. На старом русском кладбище он самочинно вскрывал склепы.
Наконец Конкин был уличён в продаже на сторону больших партий камня и железа. Его предали суду. Однако, он вскоре опять появился на кладбище снова в роли технорука, но на этот раз не в качестве вольнонаёмного сотрудника УИТУ, а в роли заключённого, отбывающего наказание.
Сейчас Мария Кац, а вместе с нею и многие другие — снова в сильном волнении. В газете появилось объявление, в котором управление коммунального хозяйства предлагает всем гражданам Симферополя, родственники или близкие которых похоронены на городских кладбищах, „отремонтировать, привести в надлежащий вид все разрушенные надмогильные сооружения (памятники, решётки, насыпи), при наличии оград окрасить таковые, а также прополоть сорняки и посыпать жёлтым песком внутри ограды“.
При этом все граждане предупреждаются, что „в случае неприведения в порядок надмогильных сооружений разрушенные надмогильные сооружения, как бесхозяйные, будут убраны и увезены с кладбища“.
Дело ясное. В поисках уже знакомых источников прибыли Горсовет и его управление коммунального хозяйства готовят новый поход за кладбищенским имуществом.
Что делать людям?
Выполнить требования коммунхоза и за свой счёт восстановить разрушенные коммунхозом памятники, ограды и снова посадить цветы, а главное — посыпать дорожки жёлтым песком? Но где гарантия, что какой-нибудь Конкин снова не разнесёт всё в куски и не надругается над могилами?
Можно, конечно, обратиться к прокурору.
Но городским прокурором работает Бендерский, недавний председатель симферопольского Горсовета, тот самый, по инициативе которого решили использовать „бесхозяйные“ кладбищенские памятники!…»[8].
Судя по яркому обличительному тону статьи, ея появленіе не могло быть простой иниціативой журналиста, а являлось скорѣе частью государственной кампаніи по прекращенію разгрома кладбищъ, продолжавшагося почти 20 лѣтъ по всѣмъ городамъ страны. Какъ бы тамъ ни было, но подобныя выступленія противъ представителей «народной власти» всегда были рискованнымъ дѣломъ, за которое рано или поздно можно было пострадать.
Изъ публикаціи слѣдуетъ, что, какъ минимумъ, бывшее военное и старое русское кладбища въ Симферополѣ свободно уничтожались съ цѣлью изъятія матеріаловъ для хозяйственныхъ нуждъ, безъ оглядки на историческую и культурную цѣнность отдѣльныхъ могилъ, безъ описи надгробій и тѣмъ болѣе перезахороненій. Размахъ явленія достигъ и дѣйствующаго кладбища, нижняя часть котораго, какъ сообщается, подверглась полному разгрому, несмотря на наличіе совсѣмъ свѣжихъ могилъ.
Авторъ подходитъ къ критикѣ осторожно, выбирая изъ пострадавшихъ представительницу національнаго меньшинства, которыя въ Совѣтскомъ Союзѣ пользовались привилегіями и особымъ вниманіемъ властей. Кромѣ того, М. Чудновъ преподноситъ явленіе какъ частный случай и иниціативу отдѣльныхъ лицъ, не упоминая, что сносъ кладбищъ съ формальной цѣлью добычи матеріаловъ производился повсемѣстно въ соотвѣтствіи съ дѣйствующими нормами и новой соціалистической моралью. А задача сохраненія старыхъ некрополей властями вообще не ставилась, въ отличіе отъ дореволюціоннаго времени.
Случаи вандализма по отношенію къ древнимъ кладбищамъ не являются рѣдкостью въ человѣческой исторіи. Однако въ прошломъ это происходило на совершенно другомъ уровнѣ культурнаго и техническаго развитія общества, въ радикально меньшихъ масштабахъ и, какъ правило, касалось совсѣмъ ужъ забытыхъ некрополей, нерѣдко принадлежавшихъ чуждымъ народамъ. Вдобавокъ эти варварства происходили стихійно, а не организованно. Первыя же десятилѣтія совѣтской власти приходятся на періодъ индустріальнаго общества, когда добыть нужный блокъ камня гораздо дешевле въ карьерѣ, чѣмъ использовать въ строительствѣ разнородный по происхожденію и неудобный по формѣ камень вторичнаго употребленія.
Согласно статистическимъ даннымъ за первую половину 1920-хъ годовъ, въ крымскихъ карьерахъ добывалось 520 тысячъ штукъ архитектурнаго камня, 3 милліона штучнаго пильнаго камня, около 200 тысячъ кубическихъ метровъ бутоваго камня[9]. А въ началѣ 1930‑хъ годовъ по всему полуострову уже активно использовались камнерѣзныя машины производства симферопольскаго завода «Индустрія»[10].
Вдобавокъ уровень информированности, коммуникацій и контроля государства за хозяйственной дѣятельности въ XX вѣкѣ сталъ безпрецедентнымъ. А потому слѣдуетъ признать, что процессы варварскаго сноса кладбищъ осуществлялись цѣленаправленно. Неслучайно хозяйственной эксплуатаціей захороненій занималась Комиссія по вопросамъ культовъ при Президіумѣ ЦИК СССР. Формально она отвѣчала за взаимоотношенія съ религіозными организаціями, а на практикѣ проводила политику совѣтской власти по полному искорененію религіи, включая разграбленіе и сносъ храмовъ, закрытіе общинъ и такъ далѣе.
Упомянутое въ статьѣ М. Чуднова Управленіе исправительно-трудовыхъ учрежденій при Народномъ комиссаріатѣ юстиціи Крымской АССР, размѣщавшееся въ Симферополѣ на улицѣ Карла Маркса, № 21, дѣйствительно занималось работами по разборкѣ надмогильныхъ сооруженій и оградъ. И дѣло было вовсе не въ конкретномъ Конкинѣ, а въ самомъ отношеніи совѣтской системы къ кладбищамъ какъ территоріи концентраціи безполезныхъ и даже вредныхъ религіозныхъ объектовъ, изъ которыхъ можно извлечь нѣкоторую, пусть и сомнительную, пользу въ хозяйственномъ отношеніи въ качествѣ источника камня и металла, особенно если привлечь безплатный трудъ.
21 января 1934 года начальникъ управленія Боцвиновъ обратился къ отвѣтственному секретарю культовъ при Президіумѣ Крымскаго ЦИК товарищу Голубченко съ предложеніемъ:
«В виду предполагаемых к разборке кладбищ и культовых зданий, как в городе Симферополе, так и по остальным городам Крымской АССР, УИТУ Крыма просит передать ему все работы по разборке кладбищ и культовых зданий.
С своей стороны, УИТУ обязуется, на основании заключённого договора, по Вашему указанию, обеспечить 100-процентное удовлетворение рабсилой с правом получения от разборки металлолома, для изготовления предметов широкого потребления силами лишённых свободы и в мастерских ФЗИТК [фабрично-заводской исправительно-трудовой колонии], что даст возможность максимально использовать рабсилу лишённых свободы и загрузить их процессами производственного труда»[11].
Документъ примѣчателенъ тѣмъ, что свидѣтельствуетъ о принятыхъ ЦИК рѣшеніяхъ по сносу храмовъ и кладбищъ по всѣмъ городамъ Крыма. И это подтверждается фактами: къ 1939 году изъ тысячъ храмовъ и культовыхъ зданій на полуостровѣ остались дѣйствующими лишь единицы, многіе были снесены. Вмѣстѣ съ тѣмъ были утрачены десятки старыхъ дореволюціонныхъ кладбищъ, которыя изобиловали религіозной сѵмволикой, цитатами изъ священныхъ книгъ, званіями и титулами дореволюціонной эпохи.
Разслѣдованіе фактовъ
Публикація въ «Извѣстіяхъ» стала отправной точкой формальнаго разбирательства, иниціированнаго Центральнымъ исполнительнымъ комитетомъ Крымской АССР. По его результатамъ, какъ и предполагалъ авторъ статьи, никто не былъ наказанъ, но тѣмъ не менѣе, оно отразилось въ документахъ, даже часть изъ которыхъ позволяетъ понять чудовищный размахъ продолжавшихся погромовъ въ мѣстахъ вѣчнаго упокоенія. Рѣчь идётъ, прежде всего, о подшивкѣ писемъ и докладовъ, съ которыми работалъ отвѣтственный секретарь Комиссіи по вопросамъ культовъ при Крымскомъ ЦИК Гринфельдъ.
Постановленіе, подписанное 22 іюля 1935 года предсѣдателемъ ЦИК Крыма Ильясомъ Умеровичемъ Тарханомъ (разстрѣлянъ 17 апрѣля 1938 года какъ участникъ контрреволюціонной пантюркистской націоналистической организаціи, въ 1956 году реабилитированъ), гласило:
«Заслушав доклад бригады, расследовавшей статью т. Чуднова в газете „Известия“ от 10/VII-35 года „Дело было на кладбище“ Президиум ЦИК Крымской АССР — постановляет:
1. Довести до сведения редакции „Известия ЦИК и ВЦИК“, что статья тов. Чуднова правильно освещает факты, имевшие место при разборке надмогильных сооружений на кладбищах г. Симферополя.
2. Поручить прокурору Республики срочно провести по этому делу тщательное расследование и виновных привлечь к судебной ответственности.
3. Поручить Симферопольскому городскому совету, всем РИКам и Горсоветам проверить состояние кладбищ в районах и городах и привести их в надлежащий порядок.
4. Предложить Комиссии по культам при КрымЦИКе проверить в месячный срок состояние кладбищ по всем городам Крыма, о результатах проверки доложить Президиуму ЦИКа, приняв одновременно необходимые меры к приведению кладбищ в порядок в соответствии с существующими инструкциями ВЦИКа.
5. Предложить Симферопольскому Горсовету восстановить разрушенный памятник на могиле сына гражданки Кац»[12].
Такимъ образомъ, правительство Крыма признало справедливость фактовъ, изложенныхъ въ публикаціи «Извѣстій». Характерно, что возстановить предложено только могилу, принадлежавшую Маріи Кацъ, хотя была уничтожена вся нижняя часть дѣйствующаго кладбища. Къ сожалѣнію, упомянутый докладъ по обслѣдованію симферопольскаго погоста, который могъ бы сообщить дополнительныя свѣдѣнія, среди представленныхъ документовъ отсутствуетъ.
Первое симферопольское кладбищѣ, называемое Преображенскимъ по именованію построенной въ 1824 церкви при нёмъ, полностью утрачено. Оно занимало кварталъ между улицами Севастопольская, Караимская, Садовая (нынѣ Козлова) и Кладбищенская (нынѣ Крылова). Тамъ нашли послѣднее пристанище первые жители и основатели Симферополя православнаго вѣроисповѣданія, а въ годы Крымской войны — были захоронены тысячи скончавшихся отъ ранъ и болѣзней русскихъ воиновъ и офицеровъ. 4 декабря 1932 года власти города приняли рѣшеніе о ликвидаціи кладбища и церкви — сносу подлежало всё: меморіалы, выдающіеся памятники — ни эксгумація, ни опись, ни фотофиксація не производились. Церковь просуществовала ещё нѣсколько лѣтъ. Эту территорію занялъ кварталъ жилой застройки[13].
Сегодня извѣстно, что въ крымской столицѣ кладбищенскимъ камнемъ не только активно мостились улицы, но изъ него было построено и немало домовъ, подъ штукатуркой стѣнъ которыхъ во время ремонтовъ или отъ ветхости открываются имена, даты жизни и эпитафіи нашихъ предковъ.
Къ такимъ выявленнымъ зданіямъ, возведённымъ въ 1930-хъ годахъ, относятся:
- бывшій домъ команднаго состава Красной арміи № 30/3 по Севастопольской улицѣ (изъ плитъ перваго городского кладбища);
- многоквартирный домъ № 1 на бульварѣ Ленина въ честь революціи 1905 года (изъ камня со стараго русскаго кладбища и разрушеннаго Александро-Невскаго собора);
- элитные дома № 16 и № 30 съ апартаментами для партійныхъ работниковъ по нынѣшней Александро-Невской улицѣ (Розы Люксембургъ);
- зданіе городской бани по проспекту Кирова, № 54 до перестройки было полностью сложено изъ могильныхъ плитъ;
- помѣщенія республиканской санитарно-эпидеміологической станціи по улицѣ Набережная, № 67;
- подсобное помѣщеніе редакціи радіовѣщанія ГТРК «Крымъ» на территоріи караимской кенасы по улицѣ Караимская, № 6;
- зданіе техникума радіоэлектроннаго приборостроенія по улицѣ Караимская, № 29а (изъ плитъ перваго симферопольскаго кладбища);
- многоквартирный домъ № 23а по Караимской улицѣ (надгробія съ христіанскаго кладбища);
- школа № 14 по улицѣ Караимская, № 23 построена въ 1929 году на мѣстѣ захороненія героевъ Альминскаго сраженія Крымской войны (изъ плитъ съ могилъ русскихъ воиновъ);
- многоквартирный элитный домъ № 22 по улицѣ Жуковскаго для семей заслуженныхъ большевиковъ (надгробія съ воинскаго кладбища героевъ Крымской войны въ районѣ Петровской балки).
Вопросъ о постановкѣ на учётъ этихъ домовъ для изъятія исторически цѣнныхъ надгробій при ремонтахъ или разборкѣ ставился не разъ, ещё въ украинскій періодъ, но до сихъ поръ ничего не сдѣлано и въ конечномъ счётѣ расколотыя плиты попадаютъ на свалку, какъ это произошло въ случаѣ съ разборкой бани[14]. Въ маѣ 2020 года при ремонтѣ зданія техникума по улицѣ Караимская, № 29а въ очередной разъ обнажились вмурованныя въ стѣны могильныя плиты съ эпитафіями и въ очередной разъ общественность безрезультатно пыталась привлечь вниманіе властей къ этому вопросу.
А вѣдь домовъ и скрытыхъ подъ асфальтомъ мостовыхъ изъ надгробій огромное количество по всей странѣ. И потому въ цѣляхъ сохраненія остатковъ культурнаго наслѣдія требуются нормативные акты, регламентирующіе порядокъ дѣйствій при обнаруженіи такихъ объектовъ. Ещё болѣе важной задачей является охрана и сохраненіе наиболѣе цѣнныхъ старыхъ некрополей.
Въ разсматриваемой перепискѣ сохранились акты по обслѣдованіямъ кладбищъ ряда крымскихъ городовъ, проведённымъ мѣстными органами въ присутствіи отвѣтственнаго секретаря Комиссіи по вопросамъ культовъ при ЦИК Крыма Гринфельда. Примѣчательно, что инспектировались почти исключительно дѣйствующія кладбища, гдѣ по существовавшимъ нормамъ случаи разборки надгробій должны были отсутствовать, кромѣ случаевъ ветхости и угрозы обвала. Содержаніе этихъ актовъ въ цѣломъ обрисовываетъ не столь ужъ удручающую картину, которая, впрочемъ, была далека отъ реальности, на что указываютъ отдѣльные факты.
Кладбища Карасубазара (нынѣ Бѣлогорскъ)
Освидѣтельствованіе дѣйствующихъ городскихъ кладбищъ Карасубазара производилось 6 августа 1935 года комиссіей въ составѣ предсѣдателя городского совѣта Эскіюртлы, завѣдующаго городского отдѣла народнаго образованія Меджитова и завѣдующаго отдѣла коммунальнаго хозяйства Сопина въ присутствіи Гринфельда:
«1. Из осмотренных татарского, еврейско-крымчакского, русского и армяно-католического кладбищ ограды имеют только последние 2 кладбища — русское и армяно-католическое, еврейско-крымчакское кладбище имеет следы разрушенной … ограды; татарское же кладбище ограды совсем не имеет.
Все кладбища — действующие; кроме вышеизложенных имеется 2 татарских кладбища, которые в данное время являются недействующими.
2. Памятники и надмогильные сооружения в большинстве находятся в исправности и сохранности, за исключением некоторых из них на еврейском, русском и католическом кладбищах, которые или повалены и местами разбиты, а части каменных плит валяются тут же.
На русском кладбище была обнаружена одна совершенно разрушенная и раскопанная могила, вокруг которой имеются следы бывшей каменной ограды.
Мраморные памятники в большинстве своём целы, за исключением некоторых, части из которых сбиты и свалены, как например: „шапки“ или „кресты“.
Жалоб по поводу разрушения памятников и надмогильных сооружений в Горсовет не поступало.
3. Все упомянутые выше кладбища совершенно никем не охраняются, сторожей и сторожек нигде не имеется, за исключением католического кладбища, где имеется сторожка, занятая под жильё посторонними гражданами из с/х „Мариано“.
4. Комиссия обнаружила, что на территории католического кладбища внутри ограды артелью „Аркадаш“ без ведома и разрешения Горсовета устроен арман [гумно, ток], где производится обмолка пшеницы, и там же сложены в больших скирдах солома, сено и пшеница, принадлежащие с/х „Мариано“, милиции и артели „Аркадаш“. Территория кладбища кругом засорена и завалена соломой.
Комиссия считает необходимым в ближайшее время ввести следующие мероприятия:
а) Объявить регистрацию могил, с одновременным обязательством заинтересованных лиц следить за исправностью и восстановлением памятников и надмогильных сооружений. Кроме этого, Горсовету взять на особый учёт мраморные памятники и следить за их сохранностью.
б) Горсовету мобилизовать внимание городского населения на необходимость устройства ограды вокруг кладбища и установления общественной охраны такового и добиться, чтобы в сторожках помещались сторожа, охраняющие кладбища, для чего немедленно освободить сторожки от посторонних жильцов для вселения туда сторожа.
в) Немедленно освободить территорию католического кладбища от армана и скирд пшеницы и соломы, обязав организации и владельцев армана и скирд тщательно очистить территорию от соломы и мусора и одновременно через прокурора привлечь руководителей этих организаций к уголовной ответственности за самоуправство — самовольный захват и использование кладбища под арман и скирды.
г) Горсовету осуществить систематический надзор за состоянием кладбищ, не допуская разрушения памятников и надмогильных сооружений, также и их расхищения»[15].
Согласно акту, ситуація съ дѣйствующими кладбищами Карасубазара въ цѣломъ была удовлетворительной, за исключеніемъ единичныхъ случаевъ вандализма, обусловленныхъ полнымъ отсутствіемъ охраны. Два упомянутыхъ недѣйствующихъ татарскихъ кладбища комиссія даже не посѣщала.
Кладбища Стараго Крыма
10 сентября 1935 года комиссія въ составѣ предсѣдателя городского совѣта Максимова, завѣдующаго отдѣломъ коммунальнаго хозяйства Можаева, депутата Горсовѣта Агеева, техника Растрыгина въ присутствіи Гринфельда проинспектировала три кладбища города Старый Крымъ.
«Русское кладбище. Действующее, обнесено с трёх сторон каменным забором сухой кладки и с четвёртой стороны — рвом. Каменный забор частично разрушен, ров в местах, занесённых землёй, требует углубления. Ворота отсутствуют. Имеются некоторые нарушения на могилах (часть памятников сдвинута с места, некоторые деревянные кресты отсутствуют). Могилы содержатся в порядке.
Татарское кладбище. Действующее, обнесено со всех сторон каменным забором сухой кладки, могильные памятники (каменные плиты) и могилы находятся в порядке.
Еврейское кладбище. Действующее, находится на возвышенности. Не огорожено.
Остальные кладбища, находящиеся при церквях: русской, греческой и армянской, татарской мечети, не действуют.
Заключение комиссии. В целях приведения действующих кладбищ в благоустроенный вид комиссия считает необходимым произвести следующее: восстановить частичное разрушение каменных заборов на русском и татарском кладбищах, поставить на русском кладбище ворота, углубить канавы в занесённых землёй местах на прежнюю глубину, поставить на места упавшие памятники и сдвинутые с могил. Воспретить пастьбу скота на всех кладбищах.
В отношении бесхозно содержащихся могильных изгородей, пришедших в ветхость и разрушенных, необходимо таковые убрать с территории кладбищ»[16].
Содержаніе акта сообщаетъ, что въ Старомъ Крыму дѣйствующія кладбища тоже находились въ относительномъ порядкѣ, информація же о старыхъ погостахъ отсутствуетъ.
Кладбища Ѳеодосіи
Обслѣдованіе ѳеодосійскихъ кладбищъ было произведено 10 октября 1935 года комиссіей въ составѣ представителя управленія коммунальнаго хозяйства завѣдующаго нежилымъ фондомъ Лебедева, инспектора по государственнымъ фондамъ финансоваго отдѣла горисполкома Евневича и инспектора иностраннаго отдѣла Ѳеодосійскаго отдѣла Сидакова въ присутствіи товарища Гринфельда.
«1. Русское кладбище обнесено с трёх сторон каменной стеной, а четвёртой стороной прилегает к горе. Состояние могил и надмогильных сооружений в общем удовлетворительно, за исключением нескольких могил, на которых обкладка разрушена и надмогильные сооружения или свалены, или разбиты. На территории кладбищ, имеется русская действующая церковь и церковные жилые помещения, занимаемые священником и церковным и кладбищенским сторожами.
2. Армянское кладбище. Обнесено каменной стеной исправной, разрушенных могил и надмогильных сооружений не имеется. На территории кладбища имеется армянская церковь, действующая в настоящий момент, а также жилое помещение, занимаемое церковным сторожем. Сторожа для охраны кладбища не имеется.
3. Старо-еврейское кладбище. Обнесено со всех сторон каменной стеной, исправной, ворота держатся на замке и имеется сторож, у которого хранится ключ. Могилы и надмогильные сооружения находятся в удовлетворительном состоянии, за исключением нескольких могил, из которых надмогильные сооружения свалены, и частью разбиты.
4. Караимское кладбище. Обнесено каменной стеной, с двух сторон, а остальные две стороны защищены рвом и горой. Причём упомянутая выше каменная стена в двух местах разрушена. Могилы частично запущены, а надмогильные сооружения свалены и разбиты. Охраняется кладбище одним сторожем, староеврейского кладбища.
5. Новоеврейское и караимское кладбище (смешанное). Ограды не имеется. Разрушенных могил не имеется. Охраняется кладбище одним сторожем, караимского и староеврейского кладбища.
Жалоб со стороны граждан на разрушение могил и снесение надмогильных сооружений в феодосийский Горсовет не поступало. Несмотря на то, что Феодосийским Горсоветом была объявлена регистрация могил и надмогильных сооружений в 1932 году и повторно в 1934 году, всё же до сего времени со стороны родственников и заинтересованных лиц имеется значительное количество незарегистрированных могил и надмогильных сооружений, и таковые, можно считать, находятся в бесхозном состоянии. В феврале месяце текущего года, согласно акта специально выделенной комиссии из числа бесхозно-надмогильных сооружений была выделена часть таковых и продана представителю электромонтажного Московского завода. Исходя из вышеизложенного, комиссия, находя в общем состояние кладбищ удовлетворительным, в то же время в целях приведения городских кладбищ в более устроенный вид, считает необходимым провести нижеследующие мероприятия:
1. В ближайшее время исправить часть разрушенной стены на караимском кладбище.
2. Взять на учёт все мраморные и гранитные надмогильные сооружения (памятники и плиты) на предмет охранения их от разрушений.
3. На всех кладбищах обязательно иметь сторожа, в обязанность которого вменить охрану надмогильных сооружений, а также не допускать, особенно в ночное время, посторонних лиц, устройства пьянства и ночлега.
4. Принять срочные меры к очистке территории кладбищ от остатков разрушенных старых могил и обломков камней и плит.
5. Мобилизовать общественность на необходимость содержания и приведения в порядок могил и надмогильных сооружений, а также бережного отношения к таковым при посещении кладбищ.
6. Впредь никаких изъятий и сносов надмогильных сооружений без особого на то постановления президиума Горсовета не производить.
7. Проведением в жизнь вышеупомянутых мероприятий надлежит заняться непосредственно Горсовету, для чего постановить на обсуждение Президиума Горсовета вопрос о состоянии городских кладбищ и принятия конкретных мероприятий по существу»[17].
По Ѳеодосіи тоже не понятно, въ какомъ состояніи пребывали закрытыя кладбища, однако, учитывая что даже съ дѣйствующихъ погостовъ шла торговля матеріалами, сложно не усомниться, что къ этому времени старые некрополи уже были въ значительной степени снесены властями. Присутствіе краткой оговорки о снесённыхъ и проданныхъ незарегистрированныхъ надгробіяхъ для нуждъ цѣлаго предпріятія отражаетъ реальное положеніе дѣлъ въ отношеніи погребеній, справедливое и для другихъ городовъ — прежде всего недѣйствующихъ погостовъ, состояніе которыхъ неслучайно упускалось въ актахъ.
Кладбища Керчи
Осмотръ дѣйствующихъ кладбищъ Керчи производился 14 октября 1935 года комиссіей городского совѣта въ составѣ завѣдующаго земельно-садоводческимъ секторомъ управленія коммунальнаго хозяйства Сладкомёдова, отвѣтственнаго секретаря Горсовѣта Малайдаха, инспектора Государственнаго фонда финансоваго отдѣла горисполкома Войниловича, въ присутствіи Гринфельда.
Новый храмъ Архангела Гавріила на мѣстѣ снесённаго, христіанское кладбище за Глинищемъ, 18 марта 2017 года.
«1. Русское кладбище имеет с лицевой стороны каменную стену, вдоль которой тянется ров, а с остальных трёх сторон — выход в степь, имеется только ров без стены.
Имеется сторож, который там же на кладбище живёт. На территории кладбища имеется церковь и церковная сторожка, в которой проживает церковный сторож. Состояние могил, памятников и надмогильных сооружений в общем удовлетворительное, особенно зарегистрированные. Наряду с этим имеется незначительное число обвалившихся памятников и надмогильных плит, главным образом, по причине ветхости и недосмотра из-за бесхозности. Кроме того, имеются некоторые могилы, с которых сняты каменные памятники в июле месяце этого года, согласно акта ГорФО исключительно из бесхозных могил.
2. Еврейское кладбище огорожено со всех сторон каменной оградой, находящейся в исправности. Имеется сторож, проживающий там же в сторожке, кроме того, имеется две каменных постройки, ранее используемых под молельню и мертвецкую, а ныне пустующие, которые после соответствующего ремонта могут быть использованы под жильё. Состояние могил, памятников и надгробных сооружений — так же, как и на русском кладбище.
3. Татарское кладбище (действующее), которое ограды не имеет, а имеет с трёх сторон старую канаву, а с четвёртой стороны примыкает к стене Еврейского кладбища, состояние могил и могильных сооружений удовлетворительное.
4. Жалоб на изъятие памятников и могильных сооружений в Горсовет со стороны заинтересованных граждан не поступало, за исключением одной жалобы гражданки Бородачёвой о снятии памятника с могилы её родственника во время производства изъятия ГорФО бесхозных памятников, каковая жалоба, была немедленно удовлетворена установкой памятника на своё место как ошибочно снятый.
Исходя из вышеизложенного и находя в общем состояние кладбищ удовлетворительным, комиссия в целях благоустройства кладбищ находит необходимым произвести нижеследующие мероприятия:
а) На кладбищах, где отсутствуют ограды, необходимо углубить канавы, окружающие кладбища, в целях преграждения доступа скоту.
б) Взять на учёт все мраморные и гранитные памятники в целях охранения их от порчи и хищений.
в) Привести в порядок территории кладбища, где имеются разрушенные надгробные сооружения, очистив таковую от обломков камня и мусора.
г) Вменить в обязанность сторожам не допускать на территорию кладбищ праздношатающихся (особенно в ночное время), устройство пьянок и ночлежек, также изъятие зелёных насаждений.
е) Следить за тем, чтобы сторожа не взымали платы за копку могил сверх установленного тарифа.
д) Изъятие с кладбищ памятников, решёток и других надгробных сооружений не допускать без особого на то постановления Президиума Горсовета.
Вышеизложенные мероприятия по благоустройству кладбищ поставить на обсуждение ближайшего Президиума Горсовета»[18].
Снова на фонѣ утвержденій объ удовлетворительномъ состояніи кладбищъ присутствуютъ скромныя оговорки о томъ, что производится уничтоженіе незарегистрированныхъ захороненій. За бюрократическими строками о томъ, что на русскомъ кладбищѣ за Глинищемъ (нынѣ закрытое кладбище за автовокзаломъ) сняты каменные памятники исключительно съ такъ называемыхъ безхозныхъ могилъ скрывается масштабное уничтоженіе надгробій. Сегодня даже въ центрѣ кладбища, у возстановленной Гавріило-Варваровской церкви, найти дореволюціонныя могилы сложно. Однако, судя по сохранившимся фотографіямъ, эта территорія ещё до 1920 года была полностью занята обустроенными захороненіями. Теперь же на мѣстахъ старыхъ погребеній можно наблюдать многочисленные памятники совѣтскаго періода. Кладбищенскій храмъ 1914 года постройки былъ снесёнъ, какъ и расположенная рядомъ часовня надъ семейнымъ склепомъ генерала Нелидова, построенная въ 1911 году для отпѣванія покойныхъ. Подъ храмомъ былъ предусмотрѣнъ обширный склепъ, гдѣ среди прочихъ упокоились храмоздатели Гавріилъ Яковлевичъ Цыбульскій съ супругой Варварой. Въ совѣтское время онъ былъ разграбленъ ради добычи цинковыхъ гробовъ. При расчисткѣ забитаго мусоромъ и землёй подвальнаго помѣщенія въ 2003 году священникъ Николай Вандышевъ отсѣялъ груды человѣческихъ костей и замуровалъ ихъ въ двѣ ниши для гробовъ.
Отсутствіе жалобъ въ 1930-е годы на сносъ совѣтской властью могилъ родственниковъ имѣетъ вполнѣ очевидное объясненіе. Это былъ періодъ голода съ милліонами жертвъ, коллективизаціи и раскулачиванія съ конфискаціей имущества и массовой высылкой крестьянъ и другого рода репрессій по всей странѣ. Нужно было не только удѣлить силы и время защитѣ погребеній родныхъ, когда рѣчь шла подчасъ о собственномъ выживаніи, но имѣть мужество выступить противъ власти, прекрасно понимавшей, чѣмъ и для чего она занимается, — это легко могло быть использовано для обвиненія въ контрреволюціи. Не говоря уже объ озвученномъ въ статьѣ М. Чуднова игнорированіи органами подобныхъ заявленій. Вдобавокъ, чтобы жалоба на сносъ могилы была зарегистрирована, слѣдовало вначалѣ поставить погребеніе на учётъ, а процедура эта была не только платной, но ещё и безобразно организованной. Такъ что большинство даже посѣщаемыхъ могилъ офиціально значились безхозными.
Однимъ изъ самыхъ большихъ праздниковъ русскаго народа до революціи была Радуница, когда на вторую недѣлю послѣ Пасхи люди посѣщали могилы близкихъ, устраивали трапезы на кладбищахъ и служили панихиды въ храмахъ. Совѣтская власть открыто боролась съ этимъ явленіемъ религіозной жизни и вообще почитаніемъ могилъ. Дѣлалось всё, чтобы во вторникъ на Радуницу люди не имѣли возможности посѣщать погосты и храмы. А члены Комсомола и «Союза воинствующихъ безбожниковъ» устраивали различные акціи, призванныя отвлечь или помѣшать людямъ публично почтить память умершихъ. Массово уничтоженные кресты на старыхъ кладбищахъ краснорѣчиво свидѣтельствуютъ о развлеченіяхъ безбожной молодёжи, которую власть стимулировала бороться противъ любыхъ проявленій религіозности, что доходило до вторженія на церковную территорію при поддержкѣ совѣтскихъ органовъ правопорядка съ цѣлью помѣшать праздничнымъ богослуженіямъ.
«...Надо твёрдо помнить: в праздниках нет ничего святого. Они установлены не богом и даже не религией, а созданы самими людьми первобытными, невежественными, полудикими. Бороться против религиозных праздников — это значит бороться против рабства, дикости и невежества, против хозяйственной отсталости, против закрепощения человека слепыми и непонятными силами природы», — призывала совѣтская пропаганда, отзывомъ на которую становились молодёжныя акціи, дѣйствительно наполненныя дикостью и невѣжествомъ[19].
Кладбища Евпаторіи
5 октября 1935 года Гринфельдъ обратился къ прокурору Евпаторійскаго района Мишіеву съ просьбой выслать копію акта созданной по иниціативѣ послѣдняго комиссіи по осмотру состоянія кладбищъ и надмогильныхъ сооруженій города Евпаторіи, уже окончившей работу, и привлечь къ законной отвѣтственности виновныхъ въ допускѣ хищническаго изъятія памятниковъ и надмогильныхъ сооруженій съ городскихъ кладбищъ. Отвѣтъ послѣдовалъ лишь въ январѣ 1936 года послѣ вторичной просьбы Гринфельда, причёмъ было сообщено, что дѣло находится въ стадіи разслѣдованія[20].
Комиссія произвела осмотръ евпаторійскихъ кладбищъ 25 августа 1935 года. Въ ея составъ вошли: бригадиръ Ламброзо и члены бригады юрисконсульты Пескишевъ и Ходжашъ, присутствовали завѣдующій управленія коммунальнаго хозяйства Маляровъ, городской инженеръ Вратчиковъ, дорожный техникъ УКХ Гончаренко и замѣститель завѣдующаго финансоваго отдѣла горисполкома Деровагемовъ. Совпаденіе или нѣтъ, но въ работѣ этой комиссіи Гринфельдъ не принималъ участія и при этомъ въ актѣ впервые нашли детальное отраженіе многочисленныя нарушенія и безчинства:
«а) Русское действующее кладбище находится в сравнительно удовлетворительном состоянии. Однако, ряд могил и на данном кладбище носят следы разрушения надмогильных сооружений и снятия таковых: надмогильное сооружение Мичерли, состоящее из чёрного мрамора, разрушено, и обломки мрамора разбросаны. С зарегистрированного памятника Буладжали № 40 снята мраморная плита. У одного из мраморных надмогильных сооружений разбита на части мраморная колонка, трудно установить, чьё данное надмогильное сооружение. В двух надмогильных сооружениях в виде часовни внутри всё выломано и установить их принадлежность невозможно.
б) еврейское действующее кладбище — находится в удовлетворительном состоянии. Следов разрушения надмогильных сооружений не видно.
в) еврейское недействующее кладбище, находящееся к югу от караимского кладбища, представляет собой в большей части груду развалин, памятники частью снесены, частью разбиты и разбросаны возле могил. Не представляется возможным установить, были ли памятники разрушенные, полуразрушенные, вполне исправные, зарегистрированные и т. д. Могильные сооружения из чёрного мрамора — Бухбиндер и Бинштока — разрушены и валяются на земле, каковые, как видно, были приготовлены к отправке. Вполне исправное надмогильное сооружение Якубовича разрушено и колонка распилена.
Зарегистрированный памятник № 104 Подольского разрушен.
Из 11-ти могильных памятников выломаны вставленные мраморные щитки, плитки с надписями и установить, кому принадлежат эти памятники, невозможно.
Вся заборная ограда разрушена. Всюду валяются следы дроблённого камня, мрамора, указывающие на то, что во многих случаях надмогильные сооружения разрушались безобразно.
г) Караимское действующее кладбище в юго-восточной и юго-западной стороне представляет собой сплошные руины. Надмогильные сооружения уничтожены подряд. Установить, чьи надмогильные памятники уничтожены, невозможно, т. к. кроме холмов и груды камня, дроблённого мрамора и гранита возле них ничего нет. Совершенно не представляется возможным установить, были ли уничтожены памятники — разрушенные, полуразрушенные, вполне исправные, зарегистрированные и т. д.
Целый ряд фактов указывают на безобразное снятие мрамора и гранита. Надмогильные сооружения „коньки“, и „сандуки“, и плиты в большинстве случаев не пилились правильно, а разбивались на месте, что удостоверяется грудами свежих обломков мрамора, бута и гранита.
Из-под зарегистрированных двух могильных сооружений № 251 — Гелеловича, из чёрного мрамора, изъято плитки-ступеньки размером примерно 200 × 30 см каждая.
Зарегистрированное новое могильное сооружение под № 247 разрушено. У могильного сооружения Ормели изъята целая мраморная колонка (постамент из красного мрамора). У зарегистрированного памятника № 244 Джигита отбит угол карниза.
Разрушено коленчатое надмогильное сооружение из серого мрамора — Синани Шолома. Разработка велась в самом безобразном состоянии.
Северная сторона кладбища пострадала сравнительно меньше, т. к. „разработка“, если это можно назвать разработкой, что делалось при снятии памятников, начата была с юго-востока и к моменту приближения к северной стороне, последовало запрещение прокурора Евпаторийского района продолжать работу.
Констатируя отдельные факты разрушения и уничтожения надмогильных сооружений, бригада одновременно отмечает, что ею тщательная проверка по регистрационным спискам УКХ наличия всех надмогильных сооружений не была произведена.
Перерегистрация памятников была объявлена Евпаторийским РайФО с 15/VI по 1/VIII-34 г., но впоследствии срок был продлён. Перерегистрацию производил УКХ, взимая за каждый зарегистрированный памятник один рубль.
Произведя регистрацию могильных памятников, УКХ произвёл её таким образом, что ни сам УКХ, ни лица, зарегистрировавшие памятники, не могли проконтролировать впоследствии целость и сохранность памятников.
Регистрация велась по следующей системе: лицо, желавшее зарегистрировать могильные памятники близких ему лиц, заявляло в УКХ с перечислением всех регистрируемых им могильных памятников, и на все эти могильные памятники выдавалась одна общая квитанция за одним номером, который одновременно являлся и номером общим для всех перечисленных в квитанции могильных памятников. Таким образом, на кладбище ряд могил носят один и тот же номер, и вполне естественно, если часть могильных памятников по чему-либо уничтожены или будут уничтожены, заметить это на месте будет очень трудно.
Самое же главное, что УКХ, проведя регистрацию могильных памятников на бумаге в канцелярии УКХ, на месте на кладбище никакой регистрации не производил, могильные памятники не пронумеровал, предоставив это делать самим лицам, зарегистрировавшим памятники, не предупреждая даже об этом. Вследствие этого только после начавшегося разрушения могильных памятников, большинство были пронумерованы по просьбе заинтересованных лиц, кладбищенским сторожем тов. Сергеевой, и, как заявила последняя, в подтверждение указанного факта по книгам УКХ значилось зарегистрированными могильных памятников 440, а на кладбищах при подсчёте ею оказалось пронумерованных зарегистрированных могильных памятников только 74.
Согласно решению Президиума Горсовета, имеющемуся в деле госфондов РайФО по реализации могильных памятников (лл. 25), категорически запрещалось снесение целых могильных памятников, хотя и не зарегистрированных. Несмотря на это, отсутствие на кладбищах целого ряда могильных памятников „коньков“ и „сандуков“ и других, а также продажа „Крымстроймрамору“ и другим организациям, а также использования для личных нужд УКХ большого количества мрамора — тяжеловесного, и плит, и других камней, что также видно из вышеуказанного дела (лл. 31) и справки УКХ, приложенной к данному делу, говорят за то, что целый ряд целых и ценных могильных памятников были всё же снесены. Снятие могильных памятников производилось самым бесхозяйственным образом, и, несомненно, из изъятых мраморных плит, гранита и прочего ценного камня, значительная часть была обесценена и превращена в обломки и щебень уже в момент снесения могильных памятников, что указывается грудами обломков и щебня на месте могил на кладбище.
Как видно из материалов вышеуказанного дела госфондов РайФО, акта комиссии, обследовавшего кладбище (лл. 24), на еврейском действующем кладбище предполагалось к снесению и изъятию 3000 штук штучного камня, 500 кг железных решёток и других стройматериалов, в то время, когда кладбище находится в удовлетворительном состоянии и большинство могильных памятников зарегистрировано. Трудно понять, какие штучные камни предполагала изъять комиссия — возможно, разобрать вполне исправный забор-ограду, сложенный из штучного камня, а также разобрать вполне исправные железные решётки надмогильных сооружений.
На караимском действующем кладбище — предполагалось к снесению и изъятию из могильных памятников 500 кубометров бутового камня, 70 кубических метров мрамора и других стройматериалов.
Если принять во внимание, что могильные памятники „коньки“, состоящие в большинстве случаев из бутового камня, имеют максимум два кубических метра каждый, то же — мраморные могильные памятники „сандуки“, то предполагалось снести одних бутовых могильных памятников не менее 250 штук и 35 мраморных»[21].
Подъ «коньками» и «сандуками» подразумѣвались два основныхъ типа караимскихъ надгробій, которые ещё въ 1830-хъ годахъ учёный Пётръ Ивановичъ Кёппенъ классифицировалъ какъ «двурогія» и «безрогія», причёмъ послѣднія, какъ правило, были болѣе древнимъ типомъ. Оба типа ещё можно встрѣтить въ Крыму, а особенно хорошо эти массивные памятники, украшенные рѣзнымъ орнаментомъ и надписями, сохранились на требующемъ реставраціи кладбищѣ «Балта-Тіймезъ» въ Іосафатовой долинѣ близъ Бахчисарая[22].
«На русском действующем кладбище, несмотря на удовлетворительное состояние такового предполагалось к снесению и изъятию 3 тонны железных оград, 200 кубических метров бутового камня и других стройматериалов.
При составлении вышеуказанного акта, комиссия не указала количество предполагаемых к снесению могильных памятников и их состояния. Такая постановка указания, давала возможность впоследствии к снесению целых и вполне ценных могильных памятников, что на практике впоследствии и было осуществлено.
На оборотной стороне вышеуказанного акта (лл. 24) имеется приписка дорожного техника УКХ т. Гончаренко о том, что по установке заведующего Горкоммунотделом, все надмогильные сооружения хотя находящиеся в исправности, но не зарегистрированные, засчитать в кубатуру предназначенных к снесению и изъятию могильных памятников; таким образом, несомненно, что целый ряд исправных могильных памятников были снесены. Эта приписка т. Гончаренко, видимо, им же на практике была полностью осуществлена.
РайФО, объявив регистрацию могильных памятников, продав Горкоммунотделу разрушенные, полуразрушенные и бесхозные могильные сооружения, согласно договора, имеющегося в деле, а также продав „Крымстроймрамору“ 100 тонн мрамора, не контролировало и не проверяло на месте ведения регистрации, правильное снесение и вывоз тех или иных могильных сооружений и правильную организацию работ по разработке количества разработанного и добытого стройматериала, несмотря на то, что за каждый добытый кубический метр того или иного стройматериала, оно получало определённую сумму. Данный участок работы был предоставлен со стороны РайФО произволу.
Кроме того, в указанном деле госфондов (лл. 37) имеется записка РайФО сторожу кладбища об отпуске 100 тонн мрамора. На вопрос бригады: „Каким образом определялся вес отпущенного мрамора?“, — сторож кладбища т. Сергеева ответила, что „весов у нея нет, сколько было вывезено мрамора она не знает, а записка РайФО служит для неё, как оправдательный документ, удостоверяющий возможность отпуска ‚Крымстроймрамору‘ мрамора“.
Тяжеловесный же мрамор и плиты мраморные из могильных памятников, отпущенные „Крымстроймрамору“, взвешивались на складах „Нефтеторлеса“, после вывоза с кладбища самым сотрудником „Крыстроймрамора“.
Снесение и разработка могильных памятников производилась не только постоянными рабочими УКХ, но и рабочими нескольких предприятий в порядке „субботника“.
Согласно заявления дорожного техника УКХ Гончаренко, до его ухода в отпуск, т. е. до 20/VII с. г. работой на кладбищах руководил он»[23].
Въ актѣ приводилась ссылка на циркуляръ НКХ РСФСР № 112 отъ 21 мая 1932 года и выдержки изъ §§ 5, 14–20 уже разсмотрѣнной Инструкціи Комиссіи по вопросамъ религіозныхъ культовъ при Президіумѣ ВЦИК отъ 16 октября 1931 года, служившей основаніемъ для хозяйственной эксплуатаціи мѣстъ массовыхъ захороненій.
Содержаніе акта по евпаторійскимъ кладбищамъ вполнѣ ясно обрисовываетъ офиціальный характеръ утилизаціи надгробій, которая предварялась работой особой комиссіи, устанавливавшей нормативы добычи матеріаловъ и лично обслѣдовавшей погосты.
«На основании вышеизложенного бригада приходит к следующим выводам:
Ни Горкоммунотдел, ни РайФО эти положения Инструкции не соблюдены, т. к. ни одно из вышеуказанных кладбищ официально, ни частично, ни полностью не ликвидированы, и они не имели никаких законных оснований объявлять бесхозными надмогильные памятники на действующих и не действующих, но не ликвидированных кладбищах и вследствие этого договор о предоставлении Райфинотделом УКХ права снесения и разработки памятников, находящихся на действующих русском, караимском и еврейском кладбищах и на недействующем еврейском, следует рассматривать, как договор незаконный.
б) Благоустройством кладбищ Горкоммунотдел не занимался.
в) Охрана кладбищ поставлена не на должную высоту.
г) Самая разработка мрамора, гранита и другого камня на кладбище, вывозка из кладбища, учёт качества и количества вывезенного камня производилось при полном отсутствии руководства и контроля со стороны РайФО и УКХ, вследствие чего хозяйственный эффект от этой работы был значительно ниже могущего быть и большое количество ценного материала было уничтожено.
д) Мощение могильными плитами тротуаров улиц даже без предварительного уничтожения надписей на этих плитах доказывает, насколько отсутствовал какой-то ни был контроль над разработкой камня на кладбищах»[24].
Какъ видно, это единственный актъ, составленный вполнѣ добросовѣстно и съ участіемъ юристовъ, указавшихъ на отсутствіе даже формальнаго оформленія дѣйствій совѣтскихъ чиновниковъ въ видѣ рѣшенія о ликвидаціи кладбища или признанія конкретныхъ погребеній безхозными. И хотя составить эти документы, но сути, можно было внѣ зависимости отъ фактическаго состоянія захороненій, даже эта норма не исполнялась. Понёсъ ли кто-либо наказаніе, а прежде всего завѣдующій городскимъ отдѣломъ коммунальнаго хозяйства, неизвѣстно. Но опытъ Севастополя показываетъ, что прокуратура въ этомъ отношеніи бездѣйствовала.
Кладбища Севастополя
Аналогичнаго вышеприведённымъ актамъ по Севастополю въ документахъ Гринфельда не имѣется, отсутствуетъ и упоминаніе о проведённомъ обслѣдованіи подобнаго рода. Тѣмъ не менѣе, рядъ другихъ документовъ позволяютъ пріоткрыть завѣсу того вандализма, который годами осуществлялся и въ городѣ русской славы.
Профессоръ Ленинградскаго электротехническаго института Г. Н. Четверухинъ вспоминалъ о событіяхъ въ Севастополѣ въ бытность его начальникомъ артиллеріи Береговой обороны Чёрнаго моря:
«Как известно, в основу идеологической политики партии были приняты положения учения Л. Троцкого „О мировой революции“, согласно которой проповедовалась ненависть к классовому врагу вплоть до его физического уничтожения. Это убедительно обрисовал поэт А. Блок: „Мы на го́ре всем буржуям, мировой пожар раздуем, мировой пожар в крови…“. Когда революционные бури за рубежом поутихли, положения этого учения были применены в отношении к своему собственному народу. Сперва началась насильственная борьба против старого, а затем послѣдовали репрессии…
В 1927 г. в Севастополе были осквернены братские могилы, в которых были похоронены 100 тысяч защитников Севастополя, погибших во время его обороны в 1854–1855 гг. Сброшены с мест надгробия, повалены и разбиты массивные каменные кресты. В бывшем гарнизонном Михайловском соборе, на стенах которого увековечивались названия армейских и флотских частей, оборонявших Севастополь, развернули противовенерический пункт. Одновременно в прессе стали глумиться над деятелями русской истории, стали требовать сноса памятников.
…В одном из октябрьских номеров газеты „Красный черноморец“ за 1927 г. появилась статья „Какие нам нужны памятники?“. Суть статьи заключалась в том, что в городе имеется много памятников царским адмиралам и генералам, а героям-революционерам памятников нет. Ввиду этого ставился вопрос о снятии таких памятников. Одновременно из ниш Панорамы „Оборона Севастополя“ были сброшены и разбиты бюсты активных участников обороны, а на Корабельной стороне — даже бюсты героев-матросов Игнатия Шевченко и Петра Кошки…
Я давно не посещал Панораму и на приглашение Марии Павловны: „Давай сходим, а то ведь могут совсем её закрыть!“, — в воскресный день пошёл на Исторический бульвар и зашёл в Панораму. Там шустрый экскурсовод давал пояснения к сюжету полотна Рубо, убеждая зрителей, что адмирал Нахимов „разбойничье напал в Синопской бухте на турецкий флот и уничтожил его!“…»[25].
Другой очевидецъ А. Л. Сапожниковъ, бывшій дворянинъ, инженеръ, генеалогъ и авторъ ряда историческихъ трудовъ, такъ вспоминалъ уничтоженіе бюстовъ на зданіи Панорамы.
«Как-то возвращаясь из гимназии домой, я на улице увидел возбуждённую группу людей, в основном мужчин, вооружённых ломами, кирками и канатами. Они шли по середине улицы, громко разговаривая и напевая сугубо р-р-революционные песни. Выяснилось, что народ идёт разрушать памятники „империалистической бойни“, воздвигнутые царским правительством на Историческом бульваре, — Панораму обороны Севастополя 1854–1855 годов и укрепления 4-го бастиона.
…Первая остановка произошла у памятника Тотлебену, творцу всех инженерных сооружений во время первой обороны Севастополя. Ему забросили на шею петлю, попробовали раскачать, но проклятый „милитарист“ был крепко закреплён и не подавался усилиям народа. Так как никто не хотел задерживаться, то его оставили в покое и, послав в адрес графа два-три крепких выражения, двинулись дальше. Здание панорамы оказалось закрытым, а на стук в массивные дубовые двери никто не вышел.
…По всему фасаду круглого здания панорамы были ниши, в каждой из них стоял бюст кого-либо из защитников Севастополя (Корнилова, Нахимова, Истомина, Хрулева и др.), прославившихся во время его обороны. Забросили петлю на один из злосчастных бюстов, и он легко упал вниз, разбившись на мелкие части. Это очень понравилось, и через какие-нибудь полчаса ни одного бюста в нишах не осталось. Разбив последний бюст, пацифисты с песнями разошлись по домам. Я тоже вернулся домой, но со страшной тяжестью на сердце.
Примерно такой же участи, правда несколько позже, подвергся памятник Нахимову у Графской пристани. … После 1945 года в общественное мнение усиленно внедряли мысль, что памятник был уничтожен немцами во время оккупации уже в последнюю войну. Но в моем архиве хранится серия фотографий, иллюстрирующих, как снимали статую с постамента, как везли на арбе во двор музея, как потом разбирали… Гражданская война продолжалась — даже с памятниками»[26].
Въ 1928 году помимо памятника П. С. Нахимову, были также уничтожены памятникъ адмиралу М. П. Лазареву на Корабельной сторонѣ и бюстъ героя Крымской войны генерала Д. Е. Остенъ-Сакена. Газета «Маякъ коммуны» такъ аргументировала эту необходимость:
«По меньшей мере, странно, что в рабочем центре Крыма нет памятника учителю рабочего класса. Это делается особенно заметным при том большом количестве памятников, какое мы имеем здесь защитникам самодержавия. Особенно бросается в глаза памятник адмиралу Нахимову, поставленный у входа в город со стороны моря. Немалое удивление вызывает эта бронзовая фигура у иностранных моряков, в частности, у турецких. И в самом деле, разве не насмешкой высится попирающая турецкие национальные знамёна фигура Нахимова в городе, борющемся за разрушение национальных перегородок? На площади им. III Интернационала — руководителя пролетариев всего мира не может быть памятника царскому адмиралу».
Въ 1930 году въ той же газетѣ появилась замѣтка Кудрявцева «Снять памятники», призывавшая: «…вместе с колоколами изъять металл со всех старых памятников. В Севастополе таких памятников очень много. Они воздвигнуты генералам, графам и купцам».
Ещё въ 1927 году поднимался вопросъ о вскрытіи усыпальницы подъ Владимірскимъ соборомъ для изъятія цѣнностей, но тогда это сочли преждевременнымъ[27]. Вскорѣ ситуація въ корнѣ измѣнилась: съ новой силой развернулась антирелигіозная борьба, соборъ былъ закрытъ 4 мая 1932 года.
Кампанію по разоренію кладбищъ въ Севастополѣ возглавляла Комиссія по вопросамъ культовъ при Севастопольскомъ городскомъ совѣтѣ подъ предсѣдательствомъ Амета А. Ибраимова. Въ число иниціаторовъ также входили Борисъ Россейкинъ, Абрамъ Лифманъ, Григорій Кононовъ, Василій Ѳедотовъ, Рохусъ Бартле, Соломонъ Ерусальми. 23 февраля 1933 года комиссія признала цѣлесообразнымъ вскрытіе усыпальницы національныхъ героевъ Россіи подъ Владимірскимъ соборомъ съ цѣлью добычи цинковыхъ гробовъ.
Лишь въ 1992 году перемѣшанные съ мусоромъ въ склепѣ останки адмираловъ В. А. Корнилова, В. И. Истомина, П. С. Нахимова, М. П. Лазарева, С. П. Тыртова, Г. П. Чухнина, М. П. Саблина, И. А. Шестакова и пяти морскихъ офицеровъ, погибшихъ въ Крымскую войну, были снова съ почётомъ преданы землѣ въ возстановленной усыпальницѣ.
Въ январѣ 1934 года управляющій Крымскимъ отдѣленіемъ треста «Металлоломъ» Владиміровъ направилъ въ Севастопольскій городской совѣтъ обращеніе съ помѣткой «секретно», испрашивая разрѣшеніе на изъятіе 150 цинковыхъ гробовъ съ русскаго городского кладбища съ цѣлью удовлетворенія потребностей крымской промышленности въ остродефицитномъ цинкѣ для фонда обороны страны. При этомъ пояснялось: «В склепах, гробах лежат остатки бывших генералов, адмиралов и прочей буржуазии»[28].
Среди разграбленныхъ захороненій была и гробница героя Крымской войны и Русско-турецкой 1877–1878 годовъ выдающагося инженера-фортификатора генералъ-адъютанта Э. И. Тотлебена. Въ надгробномъ памятникѣ, созданномъ по проекту академика архитектуры А. А. Карбоньера, былъ взломанъ склепъ и изъятъ цинковый гробъ, въ которомъ тѣло Тотлебена въ 1890 году по повелѣнію Александра ІІІ было перевезено изъ Прибалтійскаго края въ Севастополь и съ честью погребено на Братскомъ кладбищѣ.
Возстановленіе гробницы и перезахороненіе праха удалось осуществить лишь во время оккупаціи города войсками другого антирусскаго режима: нѣмцевъ къ этому побуждали задачи пропаганды и уваженіе къ выдающемуся воину, представителю стариннаго германскаго рода. Газета «Голосъ Крыма» отъ 2 іюля 1943 года сообщала:
«На Севастопольском Братском кладбище в воскресенье, 27 июня, было много публики. Здесь у восстановленной германским командованием поруганной большевиками гробницы Эдуарда Ивановича Тотлебена состоялась торжественная церемония. Прах героя Севастопольской обороны 1855 г. выдающегося русского военного инженера, выброшенный большевистскими вандалами из гроба, снова был предан земле.
К девяти часам утра на кладбище прибыли представители местного гарнизона, германские генералы и офицеры, многие жители города, кому дорога память прославленного севастопольского героя. Торжественная церемония открылась заупокойной литургией… У гроба с прахом Э. И. Тотлебена застыли в почётном карауле германские солдаты.
…По решению городской управы, Историческому бульвару ныне присваивается имя Э. И. Тотлебена. В одном из высших учебных заведений Крыма на факультете математических наук будет учреждена стипендия его имени, сейчас восстанавливается дом, где жил Тотлебен, в нем будет создан городской дом ветеранов войны»[29].
Повторно склепъ былъ разграбленъ вскорѣ послѣ освобожденія Севастополя. Позднѣе былъ уничтоженъ мраморный бюстъ русскаго героя (возстановленъ въ 2003 году скульпторомъ В. Е. Сухановымъ) и вѣнчавшій памятникъ крестъ (по-прежнему отсутствуетъ).
25 августа 1935 года секретарь Комиссіи по вопросамъ культовъ при Крымскомъ ЦИК Гринфельдъ и замѣститель руководителя Народнаго комиссаріата финансовъ Крымской АССР Руденко получили жалобу отъ управляющаго крымской конторой «Цвѣтметлома» о бездѣйствіи севастопольской Комиссіи по культамъ въ отношеніи передачи цинковыхъ гробовъ съ кладбища на нужды индустріализаціи[30]. Само письмо въ дѣлѣ отсутствуетъ, однако сохранилось приложенное къ нему обращеніе инспектора по государственнымъ фондамъ Финансоваго отдѣла Севастопольскаго горисполкома Рохуса Рохусовича Бартле отъ 15 іюля 1935 года съ помѣткой «Не подлежитъ оглашенію».
«Настоящим довожу до Вашего сведения, что Комиссия по делам Культов при СевГорсовете в течение 1 года никакой работы по культам не проводит, несмотря на то, что есть целый ряд вопросов, который следовало бы проработать, как например: реализация бесхозного надмогильного сооружения из Севгоркладбища и проведение переучёта имущества, находящегося в ещё открытых молитвенных зданиях в гор. Севастополе. Для проведения последней работы имеется Ваша директива от марта месяца 1935 г. за № Г-15.
В октябре 1934 г. Президиумом СевГорсовета выделено на заседании 6 человек в Комиссию по делам культов:
1. Бывший ответственный секретарь Горсовета т. Ибраимов (председатель комиссии);
2. Тов. Ерусальми, бывший секретарь ИНО [Иностранный отдел ОГПУ];
Остальные 4 человека — члены из ГК ВКП(б), из Горпрофсовета, НКВД и из ГорФО — я, Бартле.
Мною неоднократно было заявлено тов. Ибраимову о недопустимости такого явления, и всё это оставалось без внимания.
В настоящее время Ибраимов уволен, а на его месте отв. секретарём Горсовета тов. Салиев.
А также нет секретаря тов. Ерусальми, на его месте секретарь ИНО [Иностранный отдел НКВД] тов. Арбузов.
Последним я также неоднократно говорил о том, что необходимо созвать заседание и проработать все наболевшие вопросы, но последние всё время отклоняются от этого, указывают, что зачем заседать, когда незачем.
На основании вышеизложенного, принимая во внимание необходимость реализации некоторого имущества из Севгоркладбища, как то цинковых гробов, я прошу дать указание ответственному секретарю Горсовета (он же председатель Культкомиссии) т. Салиеву по работе делам культов, ибо он считает, что это есть общественная работа, которую может выполнить или не выполнить»[31].
Р. Р. Бартле, слѣдовательно, оказался наиболѣе дѣятельнымъ членомъ севастопольской Комиссіи по культамъ какъ въ отношеніи контроля за собственностью пока «ещё открытыхъ» молитвенныхъ зданій, такъ и въ вопросѣ распоряженія кладбищенскимъ имуществомъ. Однако, ввиду новыхъ обстоятельствъ, товарищъ Гринфельдъ не оцѣнилъ этого рвенія и направилъ 31 августа письмо вмѣстѣ съ обращеніемъ Финансоваго отдѣла замѣстителю прокурора республики Бордонову для производства срочнаго разслѣдованія и привлеченія къ уголовной отвѣтственности виновныхъ въ разрушеніи могилъ и расхищеніи цинковыхъ гробовъ, а также въ распродажѣ таковыхъ Р. Р. Бартле[32]:
«Согласно договорённости с Вами при этом направляю Вам письмо Управляющего Крымской конторой „Цветметлом“ с приложением переписки на двух листах по поводу распродажи инспектором Севастопольского ГорФО гражданином Бартле пустых цинковых гробов, изъятых им из городского кладбища, также о разрушении склепов на гор. кладбище и расхищении цинковых гробов, благодаря отсутствию надзора за кладбищем со стороны Сев. Горсовета, и одновременно прошу Вашего срочного распоряжения прокурору г. Севастополя немедленно произвести расследование по существу и виновных в разрушении могил и расхищении цинковых гробов, ценных материалов и драгоценностей привлечь к уголовной ответственности.
О принятых Вами мерах прошу сообщить мне для доклада Председателю Культкома при Президиуме КрымЦИКа»[33].
Борьба совѣтскихъ органовъ за послѣднее наслѣдіе покойниковъ продолжалась, и 8 октября управляющій Крымской конторой «Цвѣтметломъ» Степановъ повторно обратился къ Гринфельду съ просьбой разрѣшить забрать изъятые изъ захороненій цинковые гробы:
«Ставлю в известность, что до сих пор имеющиеся на севастопольском кладбище бесхозные гробы, сконцентрированные в разных местах для какой-то надобности до 200 штук общей сложностью, не сданы „Цветметлому“, несмотря на настойчивые просьбы и требования в течении 4-х месяцев, и таковые продолжают расхищаться.
Созданная Комиссия при Сев. Горсовете не разрешает их нам передать и не даёт утвердительного ответа.
Прилагаемой в копии акт от 15/IХ с. г. подтверждает продолжающиеся хищения.
Прошу дать указания на месте об изъятии этих гробов и передачи их „Цветметлому“, а также и др. кладбищенского имущества из цветных металлов, что сразу положит конец хищениям и разрушению склепов.
Одновременно сообщаю, что результатов расследования по вопросу распродажи цветных металлов с кладбища СевГорФО нет до сих пор никаких.
Просьба копию Ваших распоряжений о сдаче нам кладбищенского лома цветных металлов прислать нам»[34].
Въ № 208 «Извѣстій» отъ 5 сентября 1935 года было опубликовано сообщеніе, что Президіумъ ЦИК Крымской АССР призналъ сообщённые корреспондентомъ М. Чудновымъ факты правильными:
«При разборке надмогильных сооружений на кладбищах Симферополя действительно имели место случаи разгрома могил и хищений могильных плит и памятников из мрамора должностными лицами.
Президиум поручил прокурору республики срочно произвести тщательное расследование по этому делу и привлечь виновных к судебной ответственности.
Симферопольскому Горсовету, всем РИКам в Горсоветам поручено проверить состояние кладбищ и привести их в надлежащий порядок. Симферопольскому горсовету предложено также восстановить разрушенный памятник на могиле сына гражданки Кац»[35].
А 20 сентября изъ редакціи газеты въ ЦИК Крымской АССР было направлено письмо читателя И. Ильяшевича, который сообщалъ подробности о разгромѣ караимскаго кладбища въ Севастополѣ и указывалъ, что бѣдствіе постигло всѣ города Крыма. И снова дѣлался акцентъ на національныя меньшинства, представителямъ которыхъ въ Совѣтскомъ Союзѣ было легче возвысить голосъ:
«Прочитав в № 160 „Известий“ статью Чуднова „Дело было на кладбище“, я тогда же хотел написать Вам, но замедлил и вот в № 208 „Известий“ есть уже и результат.
Поэтому у меня опять явилась охота писать. Именно о том, что не только в г. Симферополе, но и во всех городах Крыма повторилась та же картина на кладбищах, что и в Симферополе. Именно по распоряжению Горсоветов на кладбища приезжали подводы и забирали памятники, причём это делалось так варварски, что по пути ломались чугунные и железные ограды, сваливались на землю неподходящие памятники, разбивались они и так далее.
Так, в частности, в городе Севастополе совершенно разгромлено караимское (нацменьшинств) кладбище, откуда увезены все памятники из белого мрамора, плиты мраморные разбиты, ограды поломаны. На мой вопрос заведующему кладбищем (русским), по чьему распоряжению произведено искажение могил — он ответил: „По распоряжению Горсовета“, причём добавил, что мрамор якобы понадобился для метро в Москве и так далее. Я усумнился в этом, так как в Крыму достаточно мраморных разработок, чтобы ломать памятники на кладбищах, к тому же в мизерном количестве. Потом я узнал, что белый мрамор понадобился для колон в зале парткома по улице Ленина, № 5. Неужели для этого не нашлось другого мрамора?
Во всяком случае следовало бы произвести расследование, по чьему распоряжению произведён разгром караимского кладбища в городе Севастополе и виновных привлечь к ответственности.
К сему следует добавить, что за могилы Горсовет взыскивал известную плату, но за благоустройством не следит, так как ограды (заборы) кладбищ находятся в полуразрушенном состоянии, по кладбищу и могилам разгуливают коровы и свиньи и никому до этого нет дела.
Член профсоюза И. Ильяшевич
Севастополь, Пролетарская ул., д. 21, кв. 2.
Севастополь, 8 сентября 1935 года»[36].
2 декабря Гринфельдъ направилъ прокурору Севастополя два обращенія. Въ первомъ, съ копіей замѣстителю прокурора Крыма, онъ просилъ сообщить результаты разслѣдованія, добавляя, что по сообщенію управляющаго Крымской конторой «Цвѣтметломъ» въ Севастополѣ продолжаютъ расхищаться цинковые гробы. А во второмъ просилъ подробно изслѣдовать факты, указанные въ неопубликованномъ въ «Извѣстіяхъ» письмѣ И. Ильяшевича по поводу хищническаго изъятія надмогильныхъ сооруженій съ караимскаго кладбища Севастополя работниками Горсовѣта[37].
Отвѣтъ отъ замѣстителя прокурора Крыма Бордонова поступилъ 26 декабря 1935 года, а отъ прокурора Севастополя Подгорнаго — 4 января. Въ обоихъ случаяхъ было приложено заключеніе старшаго слѣдователя Севастополя Саксаганскаго отъ 20 октября по дѣлу съ обвиненіемъ Р. Р. Бартле по статьѣ 109 Уголовнаго Кодекса «Злоупотребленіе властью или служебнымъ положеніемъ»[38]:
«Крымская областная контора „Цветметлома“, 25 августа с. г. обратилась в Отдел культов КрымЦИКа с жалобой на Сев. ГорФО, который якобы не принимает должных мер к изъятию с кладбища цветного металла в виде пустых цинковых гробов. Одновременно контора „Цветметлома“ сообщала, что 150 килограмм гробового цинка были реализованы инспектором по Госфондам Бартле заводу „Серп и Молот“, чем нарушена монополия „Цветметлома“.
Прокуратурой Крымской АССР в действиях Бартле был усмотрен состав уголовно-наказуемого деяния и было возбуждено против него преследование за реализацию цинка и за разрушение склепов на кладбище.
Следствием установлено:
1) Что на Севастопольском городском кладбище действительно имели место разрушения склепов преступным элементом в результате недостаточной охраны кладбища. В целях сохранения цинковых гробов от хищения, последние, по распоряжению треста „Земхоззеленстрой“, были снесены в один из склепов, где и замурованы. Все разрушения склепов, таким образом, относятся к периоду времени до 1932 года.
2) Требование Крымской конторы „Цветметлома“ об изъятии цинка из кладбища продолжает оставляться Сев. ГорФО без удовлетворения, несмотря на указания НКФ Крыма от 29/VIII с. г., так как вопрос этот ещё не разрешён Президиумом Сев. Горсовета, куда направлен запрос Сев. ГорФО от 1/IX.
3) Инспектором Сев. ГорФО Бартле, действительно реализовано 150 килограмм цинка заводу „Серп и Молот“ в гор. Симферополе, чем нарушена монополия „Цветметлома“. По объяснению Бартле, это нарушение вызвано незнакомством его с существующими по этому поводу директивами. Цинк ныне находится на заводе и может быть изъят „Цветметломом“.
За допущение этого нарушения Бартле приказом НКФ Крыма подвергнут дисциплинарному взысканию.
Считая: 1) что разрушения кладбища, имевшее место до 1932 года, произошло не по вине Бартле, что розыск виновников его нецелесообразен за давностью, 2) что отказ ГорФО от изъятия цинка на кладбище также имеет место не по вине Бартле и не составляет действия преступного характера, 3) что реализация цинка Заводу „Серп и Молот“, хотя и является нарушением монополии „Цветметлома“, но произведено Бартле без всякой корысти и иных личных мотивов, что Бартле за допущенный им проступок понёс дисциплинарное взыскание и, что действия его подходят под признаки примечания 1 к ст. 112 УК, руководствуясь примеч. к ст. 6 УК и ст. 204 УПК, постановил:
Настоящее дело производством прекратить. Копии сего постановления сообщить прокурору Крымской АССР, прокурору Севастополя и Крымской областной конторе „Цветметлома“ для сведения»[39].
Очевидно, что прокуратура Крыма рѣшила оправдать незаконныя дѣйствія инспектора по государственнымъ фондамъ Р. Р. Бартле (связаннаго, очевидно, и съ другими руководителями Севастополя) и не нашла ничего лучше, чѣмъ списать разрушеніе надгробій и склеповъ на «преступные элементы», заодно отодвинувъ эти событія на нѣсколько лѣтъ назадъ, до изданія Инструкціи. Самому же Бартле вмѣнялось чуть ли не въ заслугу, что онъ вмѣсто того, чтобы обезпечитъ надзоръ за кладбищемъ, опередилъ злоумышленниковъ въ дѣлѣ расхищенія захороненій и «собралъ» нѣсколько сотенъ цинковыхъ гробовъ.
Ещё 8 октября въ разныхъ мѣстахъ севастопольскаго кладбища оставалось 200 изъятыхъ изъ могилъ гробовъ, которые, какъ сообщалось, продолжали расхищаться. Симферопольскому консервному заводу «Серпъ и молотъ» Р. Р. Бартле продалъ десятки гробовъ: только цинка изъ нихъ было добыто 150 кг[40]. Въ конечномъ счётѣ въ вину Бартле была поставлена лишь неправильная реализація металлолома.
Хотя прокуроръ Севастополя обѣщалъ извѣстить Гринфельда о результатахъ разслѣдованія по фактамъ, изложеннымъ въ письмѣ И. Ильяшевича относительно караимскаго кладбища, документовъ на этотъ счётъ въ дѣлѣ не имѣется[41].
Старое митридатское кладбище Керчи
Много позже, 15 августа 1936 года, Комиссія по вопросамъ культовъ при Президіумѣ ЦИК СССР направила въ исполнительный комитетъ Крыма полученное 25 іюля анонимное письмо изъ Керчи объ уничтоженіи стараго христіанскаго кладбища на Митридатѣ для провѣрки и разсмотрѣнія фактовъ съ точки зрѣнія требованій «Инструкціи о порядкѣ устройства, закрытія и ликвидаціи кладбищъ и о порядкѣ сноса надмогильныхъ памятниковъ»[42]:
«В прошлом году в газете „Известия“ была помещена заметка о творящихся безобразиях в Симферополе на кладбище. Не лучше дело обстоит и у нас в Керчи, Старое кладбище по чьему-то распоряжению разрушили, а надмогильные плиты сняты с могил и устроены тротуары, идёшь по Карла Маркса или по Крестьянской улице и читаешь на тротуаре: „Здесь покоится раб божий или раба божия“, и кажется тебе, что ты идёшь не по городской улице, а по кладбищу, по могилам, а наш город ведь индустриальный, приморский, есть много иностранцев.
Сейчас на старом кладбище по какому-то распоряжению стали разрывать старые могилы, кости выбрасывают из гробов, ямы остаются не зарытыми, что весьма действует на массы, это действие безумных хозяйственников, которые таким путём добывают старый материал для ГМЗ, позорно и пагубно для Советской власти.
Почему просим: обратите серьёзно на это Ваше внимание и положите конец творящимся у нас в Керчи безобразиям.
Сознательные граждане г. Керчи»[43].
Такимъ образомъ, несмотря на произведённое въ Крыму разбирательство и работу городскихъ комиссій по обслѣдованію и приведенію кладбищъ въ надлежащій видъ, системное гробокопательство съ цѣлью добычи металлическихъ гробовъ продолжалось и во второй половинѣ 1936 года, причёмъ настолько беззастѣнчиво, что вскрытыя могилы даже не закапывались. Не оправдались надежды людей, что послѣ обличительной статьи прекратятся варварства властей по отношенію къ мѣстамъ вѣчнаго упокоенія, и кто-то рѣшился подать жалобу анонимно. Характерно, что просители ссылались на мнѣніе иностранцевъ, которое всегда было небезразлично большевикамъ, — взывать къ нравственности было бы въ самомъ дѣлѣ наивно. Показательное глумленіе надъ достоинствомъ людей и святынями приговорённаго къ уничтоженію «стараго общества» было одной изъ ключевыхъ сторонъ ранней совѣтской власти.
Въ началѣ сентября Гринфельдъ направилъ это письмо прокурору Керчи съ копіей предсѣдателю Керченскаго городского совѣта Ильину и просьбой привлечь къ отвѣтственности виновныхъ въ незаконныхъ дѣйствіяхъ[44]. Отвѣтъ отъ прокурора въ дѣлѣ отсутствуетъ и не упоминается, а по существу поставленныхъ вопросовъ разъясненіе предоставили 9 октября руководитель Управленія коммунальнаго хозяйства Горсовѣта Штыкинъ и замѣститель городского инженера Кузнецовъ:
«Старое кладбище, находящееся в населённой части города упразднено и похороны с 1913 года переведены на Новое кладбище на окраине города Керчи. Кладбище, как имеющее давность после последних похорон более 20 лет, упразднено и пришло в полный упадок. По проекту реконструкции города место это отведено под парк, и будет планироваться. Уцелевший от расхищения камень от развалившихся оград и надмогильные плиты употреблялись при постройке и ремонте общественных зданий. Плиты шли на тротуары. Некоторые из них имеют следы надписей — это имело место в 1928–29 годах. Теперь тротуары эти заменяются асфальтовыми»[45].
Формально инструкція не мѣшала «хозяйственникамъ» уничтожать кладбища и захороненія, что подтверждаетъ и само содержаніе письма. Но чиновники на всякій случай прибегли къ той же уловкѣ, что и въ Севастополѣ, сообщивъ, что разборка кладбища производилась задолго до изданія инструкціи и, вѣроятно, другими людьми. Въ остальномъ изложенные въ письмѣ факты не опровергались. Къ слову, рабочіе могли разсчитывать на цинковый гробъ далеко не въ каждомъ захороненіи, а потому имъ, очевидно, приходилось вскрывать, помимо склеповъ, всѣ болѣе или менѣе значимыя могилы. О помощи крупному Государственному металлургическому заводу, плавившему добываемую въ Керчи руду въ трёхъ домнахъ, и вовсе говорить нелѣпо. А разрушительный трудъ по разборкѣ памятниковъ, помимо серьёзнаго культурнаго урона и угнетающаго впечатлѣнія на горожанъ, въ конечномъ счётѣ обернулся скорой замѣной тротуаровъ изъ надгробій асфальтомъ…
Въ итогѣ митридатское кладбище ещё до войны было полностью уничтожено, а паркъ на его мѣстѣ никогда не закладывался. Сегодня этотъ пустырь съ могилами не охраняется отъ застройки. И его южную, самую древнюю, сторону уже заняли одноэтажные дома, при рытьѣ котловановъ подъ которые открывались многочисленныя погребенія.
Недостаточно просто осудить и отречься отъ злодѣяній прошлаго — нужно приложить усилія, чтобы хоть какъ-то исправить послѣдствія и отдать должное нашимъ предкамъ, упокоившимся въ центрѣ Керчи на склонѣ горы Митридатъ. Ещё не поздно взять территорію бывшаго кладбища подъ охрану, обустроить мѣсто вѣчнаго упокоенія многихъ тысячъ горожанъ и разбить меморіальный паркъ, а въ центрѣ пересѣченія главныхъ аллей установить часовню-звонницу въ стилѣ ближайшей Аѳанасьевской церкви съ извѣстными именами всѣхъ погребённыхъ.
Въ Крыму сохраняется не такъ ужъ много особо цѣнныхъ древнихъ кладбищъ. Многіе изъ нихъ находятся на грани исчезновенія, но при должномъ отношеніи и сравнительно небольшихъ усиліяхъ они могутъ сохраниться какъ объекты культурнаго и историческаго наслѣдія.
Итакъ, благодаря краткой статьѣ въ центральной печати и послѣдовавшему за нею формальному разслѣдованію дѣла до насъ дошли отрывки большой исторіи варварскаго и цѣленаправленнаго уничтоженія совѣтской властью старыхъ кладбищъ. Но важно сказать, что критическія по отношенію къ партійнымъ работникамъ выступленія корреспондента газеты «Извѣстія» въ Крыму М. Н. Чуднова, очевидно, не остались забытыми. 24 января 1937 года, буквально черезъ полтора года послѣ выхода статьи, которая всё ещё продолжала напоминать о себѣ, Михаилъ Николаевичъ былъ арестованъ НКВД Крыма и 2 февраля 1938 года приговорёнъ военнымъ трибуналомъ Черноморскаго флота къ разстрѣлу съ конфискаціей имущества по контрреволюціонной 58-й статьѣ Уголовнаго кодекса РСФСР: пункты 6, 8, 10, 11, 13 — шпіонажъ, террористическіе акты, пропаганда или агитація противъ совѣтской власти, а также борьба противъ рабочаго класса и революціоннаго движенія въ періодъ гражданской войны. Упоминалось, что, будучи направленъ въ 1919–1920 годахъ въ тылъ бѣлыхъ, М. Н. Чудновъ былъ раскрытъ и арестованъ. Въ анкетныхъ данныхъ сообщалось, что осуждённый родился въ 1900 году въ городѣ Кулебяки, по національности русскій, изъ рабочихъ, безпартійный, женатъ, получилъ среднее образованіе и на моментъ ареста жилъ въ Симферополѣ. Реабилитированъ 30 ноября 1961 года за отсутствіемъ состава преступленія[46].
Ходаковскіе К. Н. и В. Н., 2021 г.
[1] Электронный ресурсъ «Памяти героевъ Великой войны 1914–1918 годовъ», раздѣлъ «Захороненія».
[2] ГАРК. Ф. Р-663, оп. 3, д. 639, л. 2.
[3] ГАРК. Ф. Р-663, оп. 3, д. 639, л. 3.
[4] ГАРК. Ф. Р-663, оп. 3, д. 639, л. 4.
[5] ГАРК. Ф. Р-663, оп. 3, д. 639, л. 1.
[6] ГАРК. Ф. Р-663, оп. 18, д. 51, л. 30.
[7] РГАСПИ. Ф. 2, oп. 1, ед. хр. 7681, л. 1–2.
[8] Извѣстія. — М., 1935. № 160 (5713) отъ 10 іюля.
[9] Весь Крым. 1920–1925. — Симферополь: Изданіе КрымЦИКа. 1926, с. 16–17.
[10] Жаровъ Ф. О. Крымъ. — М.: ГУПИ, 1936, с. 45, 119.
[11] ГАРК. Ф. Р-663, оп. 18, д. 51, л. 17.
[12] ГАРК. Ф. Р-663, оп. 18, д. 51, л. 1.
[13] Астаповъ Алексѣй, прот., Кашлюкъ Владиміръ, прот. Церковь Всѣхъ святыхъ съ Симферополѣ и ея некрополь. — Симферополь: Н. Оріанда, 2020, с. 8-9, 11, 30.
[14] Правдинъ А. Дома изъ надгробій // «Крымскій Телеграфъ». 2013, № 262 отъ 20 декабря, с. 12–13; Смирновъ Д. Некрополь Симферополь // «Крымскій Телеграфъ». 2020, № 580 отъ 5 іюня.
[15] ГАРК. Ф. Р-663, оп. 18, д. 51, л. 2.
[16] ГАРК. Ф. Р-663, оп. 18, д. 51, л. 4–6.
[17] ГАРК. Ф. Р-663, оп. 18, д. 51, л. 3.
[18] ГАРК. Ф. Р-663, оп. 18, д. 51, л. 7.
[19] Рожицынъ В. «Святая Пасха» (атеистическая брошюра) // Чёрная книга («Штурмъ небесъ»). Сборникъ документальныхъ данныхъ, характеризующихъ борьбу совѣтской коммунистической власти противъ всякой религіи, противъ всѣхъ исповѣданій и церквей. / Сост. А. А. Валентиновъ. 1925, с. 100.
[20] ГАРК. Ф. Р-663, оп. 18, д. 51, л. 8–10.
[21] ГАРК. Ф. Р-663, оп. 18, д. 51, л. 11–13.
[22] Кеппенъ П. И. Крымскій сборникъ. О древностяхъ Южнаго берега Крыма и горъ Таврическихъ. 1837, с. 29–31.
[23] ГАРК. Ф. Р-663, оп. 18, д. 51, л. 13.
[24] ГАРК. Ф. Р-663, оп. 18, д. 51, л. 13.
[25] Четверухинъ Г. Н. Сполохи воспоминаній // Морской сборникъ. 1991. № 11, с. 87.
[26] Сапожниковъ А. Л. Крымъ осенью 1920 г. // Исходъ Русской Арміи генерала Врангеля изъ Крыма. — М.: Центрполиграфъ, 2003. с. 607–608.
[27] Соколовъ Д. В. Истреблённая память. Культурное наслѣдіе дореволюціонной Россіи въ Крыму послѣ 1917 года // Сайтъ «Русская стратегія» rys-strategia.ru. 7 мая 2019 г.
[28] Гурковичъ В. Н. Смерть и воскресеніе графа Тотлебена // Крымъ и Россія: неразрывныя историческія судьбы (матеріалы республиканской научно-общественной конференціи). — Симферополь, 1994, с. 26–27; Южная столица Крымъ. 1995. № 1 отъ 6 января, с. 5; Свято-Владимірскій соборъ (усыпальница адмираловъ) // Сайтъ Севастопольскаго благочинія hersones.org.
[29] Гурковичъ В. Н. Смерть и воскресеніе графа Тотлебена…
[30] ГАРК. Ф. Р-663, оп. 18, д. 51, л. 21.
[31] ГАРК. Ф. Р-663, оп. 18, д. 51, л. 22.
[32] ГАРК. Ф. Р-663, оп. 18, д. 51, л. 21.
[33] ГАРК. Ф. Р-663, оп. 18, д. 51, л. 19.
[34] ГАРК. Ф. Р-663, оп. 18, д. 51, л. 18.
[35] Извѣстія. — М., 1935. № 208 (5761) отъ 5 сентября.
[36] ГАРК. Ф. Р-663, оп. 18, д. 51, л. 23, 25, 27.
[37] ГАРК. Ф. Р-663, оп. 18, д. 51, л. 15, 24.
[38] ГАРК. Ф. Р-663, оп. 18, д. 51, л. 16, 28.
[39] ГАРК. Ф. Р-663, оп. 18, д. 51, л. 29.
[40] ГАРК. Ф. Р-663, оп. 18, д. 51, л. 16.
[41] ГАРК. Ф. Р-663, оп. 18, д. 51, л. 28.
[42] ГАРК. Ф. Р-663, оп. 18, д. 51, л. 34.
[43] ГАРК. Ф. Р-663, оп. 18, д. 51, л. 33, 35.
[44] ГАРК. Ф. Р-663, оп. 18, д. 51, л. 32.
[45] ГАРК. Ф. Р-663, оп. 18, д. 51, л. 30, 36.
[46] Реабилитированные исторіей. АР Крымъ: Кн. 7. — Симферополь, 2012, с. 101.
