Кима БРЕЙТБУРГА назвали в честь Коммунистического Интернационала Молодёжи. Правда полное имя у него несколько иное
– Ким Александрович, насколько я знаю, в прошлом веке за именем Ким обычно стояла аббревиатура названия «Коммунистический интернационал молодёжи». Соответственно, чаще всего его давали по идеологическим соображениям в семьях убеждённых коммунистов.
– Вообще, имя это очень древнее и в переводе с корейского обозначает «золото» – вспомните Ким Чен Ира, например. Но у меня как раз имя имеет идеологические корни. Более того, у меня полное имя «Кимол». Всё началось с дедушки, который действительно был убеждённым, активным и деятельным коммунистом. В Гражданскую он воевал за советскую власть, был знаком с наркомом лесной промышленности УССР Казимиром Косиором, с комдивом Григорием Котовским, служил в ЧК, участвовал в ликвидации банды Махно, создавал на юге Украины для первых колхозов и совхозов первые МТС – машинно-тракторные станции. Родом он был из Одессы, там коммунизм и строил. Боевой был дед, заслуженный. Вот он и назвал одного из своих сыновей, моего дядю, Кимом, как раз в честь молодёжного интернационала. Но дядя трагически погиб ещё в 1930-е. Когда я родился, дедушка настоял, чтобы меня назвали в его честь.
Театр за колючей проволокой
– Дядю репрессировали?
– Нет. Но вообще наша семья от репрессий пострадала очень сильно. У меня папа – еврей, мама – голландка, а познакомились они в ГУЛАГе, в Ухтинском лагере уже после войны. Мама попала туда ещё 18-летней девчонкой, папа был ненамного старше. Потом их, конечно, реабилитировали.
– Интересно выходит. Многим людям сталинские репрессии стоили жизни, а вам, выходит, они жизнь подарили. Но за что ваших родителей отправили в Ухтлаг?
– Отец до войны окончил в Одессе музыкальную школу Столярского, играл на аккордеоне и фортепьяно. Добровольцем ушёл на фронт, дошёл до Сталинграда, был дважды ранен. В конце войны его в составе специальной группы забросили в Грецию, как я понимаю, с задачей организовать повстанцев и поднять народное восстание, в результате которого при поддержке Советской армии Греция стала бы социалистической республикой. Но пока они собирали повстанцев, в Греции высадились англичане. За «опоздание» всей группе в Союзе влепили по 10 лет лагерей. Мама же в конце войны оказалась в Потсдаме. Когда в город вошли советские войска, её репрессировали, и она попала в тот же лагерь, что и папа. Она была очень интеллигентной девушкой: окончила гимназию, свободно говорила на немецком, польском, украинском и русском языках, занималась музыкой. В лагере её определили актрисой в музыкально-драматический театр, в котором отец был одним из ведущих оркестрантов.
– Театр в лагере?
– Да, это же был огромный лагерь, почти город. Там были свои магазины, библиотеки, бани... Был и очень крутой театр, в котором работали народные артисты, знаменитые режиссёры. Там, за колючей поволокой, родился мой старший брат.
– А вы?
– Я почти за решёткой. Маму отпустили рожать во Львов. Там она меня родила и отправилась обратно, досиживать. Через несколько месяцев срок окончился, родителей освободили, а вскоре и полностью реабилитировали.
– Когда вы решили связать судьбу с музыкой?
– У меня не было других вариантов. Папа музыкант, мама актриса оперетты. Кем быть? Музыкантом, конечно. Плюс у меня рано обнаружили абсолютный слух и уже с пяти лет начали учить музыке. Было совершенно ясно, что никуда не деться – придётся стать музыкантом.
– Наверное, и для вас, как для многих детей, пианино было самым страшным пыточным инструментом?
– Разумеется, но как по-другому ребёнка приучать к искусству? Если бы не мамино упорство и терпение, я бы музыку тогда забросил. Как любому мальчишке, мне хотелось и погулять, и порезвиться, и в футбол погонять, но нужно было заниматься. Я за инструментом проводил очень много времени, окончил в Днепропетровске музыкальную школу, за ней – Николаевское государственное высшее музыкальное училище как теоретик, а уже гораздо позже Институт современного искусства в Москве с отличием.
Роковой «Диалог»
– Однако теоретик занялся практикой и начал не писать про музыку, а играть её...
– В 15 или 16 лет я увлекся музыкой «Битлз». И всё! Это окончательно «добило» мою судьбу. Выбор был сделан окончательно. Тем более что папа у меня тоже много лет работал и в эстраде, и в джазе. Играл в Московском концертном оркестре Анатолия Кролла, сам создавал большие джаз-бэнды. Идя по его стопам, я уже в 18 лет начал заниматься музыкой вполне профессионально.
– Вместе с отцом выступали?
– Нет, хотя отец и брал меня на свои концерты и спектакли. Но я с ним не играл, просто сидел в оркестровой яме, вытянув шею, и с трудом наблюдал за тем, что происходит на сцене. Повзрослев, стал заниматься рок-музыкой, создал группу «Диалог». Мы по всему бывшему Советскому Союзу играли-играли и доигрались до того, что со времён перестройки, с 1986 года, стали одной из первых советских рок-групп, активно гастролировавших за границей. Что греха таить, нас часто выставляли как выставочную витрину: смотрите, в Советском Союзе тоже есть рок. В 1987 году мы выступили на крупнейшей в Европе музыкальной зимней ярмарке MIDEM. Это была одна из первых, а может, и первая серьёзная вылазка советской рок-группы. С тех пор нас начали приглашать на различные фестивали и подобные мероприятия. Вплоть до 1992 года домашних гастролей у нас становилось всё меньше, а зарубежных – всё больше. К этому времени к нам подтянулись братья Костя и Валера Меладзе, они с нами проработали года полтора или два.
– Знаменитые рок-музыканты советского периода часто рассказывают, как им было трудно, как зажимали рок, не давали выступать. Вам было легче?
– Ненамного. Нам помогло то, что мы в 1980-м году, сразу после Берлинского фестиваля, уехали работать в Кемерово.
– Что вас туда потянуло?
– Правильнее будет сказать не что, а кто. Нам прислали приглашение, и мы уехали. В филармонии Кемерова работал замечательный директор Юрий Львович Юровский, бывший при Екатерине Фурцевой директором Росконцерта. Когда Фурцеву убрали, он тоже попал в опалу. Поехал в Кемерово, построил там прекрасное здание филармонии, привозил туда Большой театр, симфонические оркестры, различные популярные и кассовые коллективы. Кроме нас там тогда работали «Лейся, песня», «Земляне», «Люди и куклы». Да что там, он с музыкантами «Битлз» был лично знаком. Легендарный человек, опытнейший менеджер. Он взял нас под крыло и в каком-то смысле защитил: решал вопросы с репертуаром, с московскими комиссиями, умел их принять должным образом, обработать, обласкать и уговорить.
– Если он ещё с Фурцевой работал, значит в 1980-х ему было около 70 лет. Неужели он понимал вашу музыку?
– Я думаю, он понимал, что мы делаем какую-то новую музыку. Мы всё-таки не шли в полный отрыв, а играли довольно интеллигентные композиции. У нас с ним были очень хорошие отношения. Но главное, он дал нам возможность заниматься именно своим творчеством. В то время это было не просто: всё было строго регламентировано, репертуарные комиссии требовали играть только произведения членов Союза композиторов. Но нам с его помощью как-то удавалось проскочить сквозь эти дантовские круги. Мы ставили моноспектакли, некую предтечу мюзиклов. Они, как правило, были хорошо продуманы, отрежисированны, там были внутренняя драматургия, хорошие тексты. Я в этом плане сотрудничал с прекрасными поэтами: Арсением Тарковским, Юстинасом Марцинкявичюсом, Александром Межировым, Юрием Левитанским, Григорием Поженяном.
После «Диалога» делал проекты Николая Трубача, группы «Премьер-министр», «Бахыт-Компот» в качестве музыкального продюсера. Довольно долго продюсировал группу «Браво», вместе мы записали очень хорошие альбомы: «Стиляги из Москвы», «Московский бит», «На перекрёстках весны».
– То есть из артиста и музыканта вы стали композитором и продюсером.
– Да. Началось сотрудничество с каналом «Россия», пошли программы «Народный артист», «Секрет успеха», «Битва хоров». Постепенно я пришёл к мысли, что песни невозможно писать до бесконечности – я и так написал их около 600. Меня стало это немного тяготить, учитывая специфику нашего шоу-бизнеса. Когда подошёл к 60 годам, решил, что хватит, я не хочу больше писать на потребу очередного программного директора очередной радиостанции, пытаясь угадать, что ему нравится, а что нет. Просто к творчеству это не имеет никакого отношения. Я решил, что мне лучше заниматься тем, что я искренне люблю.
– И взялись за мюзиклы?
– В своё время на меня произвела просто огромное впечатление рок-опера Эндрю Ллойда Уэббера «Иисус Христос – суперзвезда». Я всегда тяготел к подобным формам, более крупным, чем песни. И вот в начале нового века решил, что пора наконец настала и я могу себе позволить поработать в удовольствие. Материально я себя чувствую достаточно независимым. Всё, что нужно человеку для нормальной жизни, у меня и так есть. Решение заниматься музыкальным театром было естественным, меня увлекает эта деятельность.
– Для души.
– Именно для души.
– А гимн Союзного государства вы не для души написали?
– Вы имеете в виду песню «Две сестры – Беларусь и Россия»? Ну да, там ни корысти, ни заказов не было. С Беларусью меня вообще связывает многое, как в жизненном, так и в творческом плане. Для меня белорусская земля особая, на ней воевали мои дед и отец. В молодости огромное впечатление на меня произвело творчество «Песняров». Я до сих пор восхищаюсь Владимиром Мулявиным, который, не будучи белорусом, в рамках советской эстрады сумел создать этот уникальный коллектив. Для меня он до сих пор остаётся музыкантом с большой буквы, неповторимой личностью. Поэтому «Две сестры» я писал абсолютно искренне и без какого-то заказа.
Я её приурочил к «Славянскому базару». Хотел написать песню, которую исполнили бы представители двух наших стран. Ими тогда стали два наших «народных артиста» – россиянин Алексей Гоман и белорус Руслан Алехно. Я не преследовал никаких материальных целей. Слова написала замечательная переводчик и поэтесса Элеонора Мельник. Песня получилась очень лиричная, лишённая всякого пафоса. Вслушайтесь в слова, они замечательные, вся Беларусь в них:
У моей любимой васильки в русых косах,
Не алмазы в них горят, а летние росы.
А в глазах-озёрах отражаются звёзды,
Как в живом серебре.
В связи с диким количеством пропагандистского антироссийского спама, имеющего явную ботовскую природу 🤖, мы временно оставляем возможность для комментариев только подписчикам канала. Просим прощения у других читателей и надеемся на понимание. С другой стороны, если хотите высказать своё мнение – подпишитесь➕➕➕, обещаем, что не пожалеете!
Валерий ЧУМАКОВ, Москва
Фото: личный архив К. Брейтбурга,
© "Союзное государство", №5, 2017
Дочитали до конца? Было интересно? Поддержите журнал, подпишитесь и поставьте лайк!
