В художественном мире Осипа Мандельштама (1891 – 1938) живопись заняла заметное место лишь в 1920-х. В стихах и прозе то лишь мелькают, то ярко описываются картины Джорджоне, «рогатые митры Тициана», «пестрый Тинторетто», «светотени мученик Рембрандт», «Рюисдалевы картины», «козлиная (?) испанская живопись» …
Но, наверное, наиболее подробно, с подлинной любовью Осип Эмильевич писал о французских художниках XIX века. Им посвящено и его знаменитое стихотворение «Импрессионизм»:
Художник нам изобразил
Глубокий обморок сирени
И красок звучные ступени
На холст, как струпья, положил.
Он понял масла густоту -
Его запекшееся лето
Лиловым мозгом разогрето,
Расширенное в духоту.
А тень-то, тень все лиловей,
Свисток иль хлыст, как спичка, тухнет,-
Ты скажешь: повара на кухне
Готовят жирных голубей.
Угадывается качель,
Недомалеваны вуали,
И в этом солнечном развале
Уже хозяйничает шмель.
Некоторые считают, что поэта вдохновила картина Клода Моне «Сирень на солнце».
А вот что Мандельштам писал об импрессионистах и постимпрессионистах в своей замечательной прозе «Путешествие в Армению».
О Сезанне:
«Славный дедушка! Великий труженик. Лучший желудь французских лесов.
Его живопись заверена у деревенского нотариуса на дубовом столе. Она незыблема, как завещание, сделанное в здравом уме и твердой памяти.
Но меня-то пленил натюрморт старика. Срезанные, должно быть, утром розы, плотные и укатанные, особенно молодые чайные. Ни дать ни взять — катышки желтоватого сливочного мороженого».
О Матиссе:
«Красная краска его холстов шипит содой. Ему незнакома радость наливающихся плодов. Его могущественная кисть не исцеляет зрения, но бычью силу ему придает, так что глаз наливается кровью.
Уж эти мне ковровые шахматы и одалиски!
Шахские прихоти парижского мэтра!»
О Ван Гоге:
«Ван-Гог харкает кровью, как самоубийца из меблированных комнат. Доски пола в ночном кафе наклонены и струятся как желоб в электрическом бешенстве. И узкое корыто биллиарда напоминает колоду гроба.
Я никогда не видел такого лающего колорита.
А его огородные кондукторские пейзажи! С них только что смахнули мокрой тряпкой сажу пригородных поездов».
О Ренуаре:
«Глядя на воду Ренуара, чувствуешь волдыри на ладони, как бы натертые греблей».
О Синьяке:
«Синьяк придумал кукурузное солнце».
О Писсарро:
«Серо-малиновые бульвары Писсарро, текущие как колеса огромной лотереи, с коробочками кэбов, вскинувших удочки бичей, и лоскутьями разбрызганного мозга на киосках и каштанах».
P.S. Еще искали, что писал Мандельштам о русской живописи. Судя по всему, нравилось ему немногое. Зато самое главное он ценил. Знакомая поэта Наталья Штемпель вспоминала:
«Мы пошли в Третьяковскую галерею… Но осмотр оказался, к моему удивлению очень коротким. Осип Эмильевич, не останавливаясь, пробежал через ряд залов, пока не разыскал Рублева, около икон которого остановился. За этим он шел».