Когда Роберт Оппенгеймер стал свидетелем взрыва сознанной им первой атомной бомбы в июле 1945 года, в голове ученого промелькнул отрывок из известного индуистского писания: "теперь я стал смертью, разрушителем миров...". Этот момент обозначил внутреннюю гибель ученого и вынудил его обратиться к вечному поиску спасения души от осознания им содеянного.
Юлиус Роберт Оппенгеймер известен тем, что по справедливости может считаться "отцом" американской атомной бомбы. Во время Второй мировой войны он возглавлял профильную лабораторию в Лос-Аламосе, родной дом проекта "Манхеттен". Долгое время утверждалось, что разработки в области использования энергии атома пойдут на мирные цели, однако приблизительно с 1942 года картина стала меняться. Летом 1945 года начались первые испытания.
На сохранившемся видео интервью с Робертом Оппенгеймером он говорит: "мы знали, что мир уже не будет прежним. Несколько человек смеялись, несколько человек плакали, большинство людей молчало...". Именно в тот момент ученому пришла фраза, прочитанная ранее в Бхагавад-гите: "если бы сияние тысячи солнц одновременно вспыхнуло на небе, таким великолепием могла бы сиять слава этой Великой Души... теперь я стал смертью, разрушителем миров..." (глава 11 стих 32).
С этого момента "отец" атомной бомбы начинает поиск нового смысла существования — смысла жить в попытке оправдать то, что созданное им оружие, вероятно, скоро уничтожит миллионы. Как утверждают источники, Оппенгеймер и раньше интересовался индуизмом, но именно испытания взрывного устройства "Тринити" заменило человеческий интерес на осознание необходимости личностного спасения.
Интерес ученого к религиозным и мифологическим мотивам прослеживается даже в самом названии "Тринити", взятого им «Священных сонетов» английского проповедника Джона Донна.
Но почему Бхагават-гита? Бхагавад-гита — это священное индуистское писание, состоящее из 700 стихов, написанное на санскрите и переданное в виде философского диалога между великим принцем-воином по имени Арджуна и его колесничим Кришной, воплощением Вишну. Столкнувшись с противоборствующей армией, состоящей из его друзей и родственников, Арджуна не знает как поступить. Но Кришна убеждает его принять участие в битве, постепенно раскрывая перед Арджуной свою истинную божественную сущность. Кришна объявляется себя самой Высшей сущностью, абсолютной истиной и высшим благом. Он убеждает Арджуну принять его в качестве наставника, тем самым избавив себя от внутренних оков и предав себя воли Всевышнего, становясь просто воином — оружием без эмоций.
В индуизме с его нелинейной концепцией времени великий бог участвует не только в творении, но и в разрушении. Цитируя Бхагавад-гиту, ученый сравнивает себя в Арджуной. Смысл его объяснения прост: что бы ни делал Арджуна, все в руках божественного, ведь Арджуна — солдат, и у него есть обязанность сражаться. Кришна, а не Арджуна, будет определять, кто будет жить, а кто умрет, и Арджуна не должен ни сожалеть, ни радоваться тому, что уготовано судьбой, но должен быть возвышенно непривязанным к таким результатам. Он должен быть предан Кришне. Вера Арджуны спасет его душу. В этом заключалась попытка внутреннего спасения ученого.
Но Оппенгеймеру, похоже, так и не удалось достичь этого мира внутри себя. «В каком-то грубом смысле, который не может полностью погасить ни вульгарность, ни юмор, ни преувеличение, физики познали грех, и это знание, которое они не могут потерять..." — сказал он через два года после взрыва "Тринити".
Четвертый аргумент священной книги звучит как: смерть — это иллюзия, мы не рождаемся и не умираем. Но ведь индуизм, проповедуемый, Бхагавад-Гитой, — это философия. Ее нужно жить. Из поздних источников об авторе можно сделать вывод о том, что Оппенгеймер никогда до конца не верил, что люди, убитые в Хиросиме и Нагасаки, не страдали. Хотя он добросовестно выполнял свою работу, он никогда не мог поверить в то, что что-либо может освободить его от круговорота жизни и смерти. В Книге даже напротив, Арджуна осознает свою ошибку и решает присоединиться к битве.
Для Арджуны, возможно, и было сравнительно легко оставаться равнодушным к войне, потому что он верил, что души его противников будут жить, несмотря ни на что, но не для Роберта. Все указывает на то, что Оппенгеймер до конца жизни остро ощущал последствия применения его детища. Очевидно, ученый не считал разрушение Хиросимы и Нагасаки иллюзией, как и тысячи потерянных в пламени взрыва жизней.
