Идейное течение ассоциируется прежде всего с именем Аксаковых. Сергей Тимофеевич и его сыновья.
А ведь ничто не предвещало. Знакомясь с биографией будущего классика нашей литературы, невольно ловишь себя на мысли: не с него ли "списан" Обломов? "Обломовщина", рассеянный образ жизни и неспешность, очень похожая на банальную лень - всё это началось прямо за порогом гимназии. "Расцвело" в университете. Нет, до исключения дело не дошло, но шестнадцатилетний студент оставил учение без сожаления.
Сожаление пришло позже: "Во всю мою жизнь я чувствовал недостаточность знаний, и это много мешало мне и в служебных делах, и в литературных занятиях".
Наверное, ещё и поэтому, а не только по врождённой скромности, Аксаков никогда не чувствовал себя мудрецом, пророком, всезнайкой, и никогда не стремился поучать окружающих - черта, в стариках особенно симпатичная.
А тогда, в 16 лет, Аксаков занял более, чем скромную должность переводчика. Возможность карьерного роста была, но увлечься службой юный чиновник так и не смог.
К счастью, для человека, материально независимого, была возможность воспользоваться указом "о вольности дворянства". В 21 год Аксаков выходит в отставку и возвращается в свой потерянный рай - туда, где ещё крепко держится восемнадцатый век. Но чувствуя недостаток интеллектуального общения, ездит в столицу каждый год.
Во время одной из таких поездок познакомился с Державиным, и потом горько сожалел об упущенной возможности: Державин предложил ему прочесть свои записки "о жизни", а Аксаков решил, что сможет сделать это позже. Гаврила Романович, реликт времён Екатерины II, ему, юноше, казался вечным. А жить Державину оставалось несколько месяцев, и записок его Аксаков так и не увидел.
И всё же пять лет спустя, в 1816 году, Аксаков осел в Москве. Женился на Ольге Семёновне Заплатиной, красавице и умнице, дочери суворовского генерала и внучке пленницы-турчанки Игель-Сюм. Нечасты были в русском обществе смешанные браки, но кто же не знает, что потомство от таких браков талантливо? И оба сына Аксаковых оставят заметный след в русской истории.
Молодой отец ничего так не желал, как "подарить своим детям мир своего детства". На десять лет они с женой уехали под Оренбург, в имение, и там один за другим родились Костя, Вера, Ваня, Миша. Наверное, в этом и есть исток той гармонии, которую отмечали все, кто знал эту семью: дети стали ближайшими друзьями отца, навсегда сохранив не только горячую привязанность к нему, но и совершенное дружеское единомыслие.
Конец сельской идиллии настал только тогда, когда пришлось всерьёз думать об образовании детей.
Большой дом на Остроженке стал для них уголком любимой провинции посреди Москвы: обширная усадьба, сад, огород, баня, хозяйственный двор... При широком, на старинный лад хлебосольстве, дом всегда был полон гостей. Вся литературная и музыкальная Москва: Глинка, Писарев, Загоскин, Щепкин, Жуковский, Мочалов...
Знакомство и дружбу с Гоголем Аксаков считал вообще особой эпохой своей жизни. Именно Гоголь уговаривал, убеждал, упрашивал Аксакова взяться за перо, уверял, что ждёт от него нового слова в литературе. И Аксаков обещал ему, но... когда - нибудь потом. Всю жизнь ему казалось, что спешить некуда, да и незачем.
Эта его черта более всего раздражала Белинского: "Когда увижу его - люблю, а когда не вижу - чувствую род какой - то враждебности. Чудный, прекрасный человек, богатая и сильная натура, но я не знаю, когда он выйдет из китайской стены ощущений и чувств своей детскости".
В 1830 году пресса почти единодушно ополчилась на Пушкина: "Исписался - перешёл на прозу - увядание таланта"! Аксаков анонимно публикует статью "О значении поэзии Пушкина". После этого произошёл забавный случай: в светской гостиной Пушкин встретил едва знакомого ему Аксакова. И сказал: "Никто ещё никогда не говорил обо мне, вернее, о моем даровании так верно, как говорит в последнем номере "Московского вестника" какой - то неизвестный барин!"
Четыре года спустя Пушкин восхитится очерком "Буран" - первым опытом Аксакова в прозе.
Сыновья выросли и стали публицистами - идеологами славянофильства. Тихий патриотизм, стихийное чувство отца они превратили в профессию для себя.
Было бы в этом что-то несимпатичное, если бы и молодые Аксаковы не были людьми столь искренними, высоконравственными и бескорыстными. Для них было аксиомой то, что русский крестьянин - идеал человека, существо абсолютно гармоничное, богоносец, учитель жизни, способный превратить Россию в земной рай, как только получит землю и волю.
Спустя почти два века это кажется беспредельной наивностью. Но призывы славянофилов к изучению собственной страны и своего народа, к освобождению этого народа и пробуждению его самосознания - всё это было как нельзя более справедливо и своевременно.
И вслед за сыновьями, Сергей Тимофеевич в своих статьях ставит вопросы, в двадцать первом веке ставшие ещё более актуальными, чем в девятнадцатом:
- Если согласиться с тем, что Россия - отсталая окраина Европы, должна ли Россия двигаться европейским путём? Через Реформацию, крестовые походы, инквизицию, гражданские войны и революции? И если да, то зачем?
- Нужен ли нам итог западного развития - мешок с деньгами вместо Бога?
Жизнь менялась, тип помещика - самодура уходил в прошлое. Ему на смену шёл "буржуа" - хищник.
"Тот - буйный гуляка, драл своих дворовых, но не был жаден на доходы и заботился о благосостоянии своих крестьян, а современный образованный хозяин - изверг, которому и имени нет! Он не знает предела своим доходам, и нет ему дела до "благосостояния крестьян". Одно у него дело и одна цель - приобрести всё, что можно приобрести, действуя с невиданной на Руси изощрённостью и наглостью, и поклоняясь одному божеству - деньгам.
Ужас превращения народа в разрозненные единицы, эгоистические личности, всеобщая сделка, основанная на материальном расчёте каждого - это всеобщая смерть на Земле".
Разменяв свой шестой десяток, Сергей Тимофеевич мог считать себя состоявшимся публицистом, идеологом славянофильства. И всё ещё не подозревал, что настоящий литературный дебют и настоящая слава у него - впереди!
(Начало темы:
Окончание:
