Мы публикуем документальные новеллы, посвящённые героям, которые сражались под Москвой, отстояли столицу и вернулись с войны благодаря самоотверженности людей, которые каждый год уходят в леса – искать останки бойцов, которые погибли, защищая нас
АРХИВНЫЕ ДАННЫЕ
Книга Памяти погибших и пропавших без вести на Великой Отечественной войне, хранящаяся в Москве, в Музее Победы, содержит запись о «рядовом 310-го стрелкового полка 8-й стрелковой дивизии Панченко Алексее Прокофьевиче, 1899 года рождения, который похоронен у с. Луг Надворнянского района Ивано-Франковской области на Украине» (том 10 стр. 109).
В 2016 году украинские поисковики нашли останки бойца с медалью «За отвагу» № 501442 в 30 километрах от места, указанного в Книге Памяти захоронения. Вероятно, в тяжелейших условиях боёв в документы закралась ошибка. К поиску подключились российские волонтёры. Документы оставили имя его жены и их адрес, но такого дома в современной Москве уже нет. Удалось выяснить, что Алексей Панченко ушёл на фронт добровольцем 6 июля 1941 года с московского завода «Каучук» в 5-ю дивизию народного ополчения. В боях за Москву в октябре 1941-го Панченко был тяжело ранен, в июле 1942-го вернулся в строй, воевал на 1-м Украинском фронте, награждён орденом Славы III степени и медалью «За отвагу».
***
Осенний лес тих. Он засыпает после летнего буйства. Он почти готов к долгой сонной зиме. Ватаги птиц вывели потомство и улетели на юг. Бабочки и стрекозы исчезли, отгуляв свой короткий трепетный век. Только трудяги-муравьи снуют между опавшими листьями – спешат дотащить последние припасы и закупоривают свои дома к длинной зиме.
Лес засыпает, и мягкий разноцветный ковёр опавших листьев скрадывает, глушит редкие теперь звуки. И холодное солнце теперь просто дневное светило. Оно не способно согреть бредущих по лесу странных людей. Их серые лица покрыты чёрными, въевшимися в кожу точками – порохом. Серая щетина на щеках, хриплое прерывистое дыхание – от клокочущих простудой лёгких. Стальной блеск одинаково серых глаз. Грязные, с рыжими прожжёнными дырами, шинели. Чёрные засаленные воротники гимнастёрок. Ремни с полупустыми подсумками – отвисшие, сбившиеся на животы, застёгнутые на пробитые в коже свежие дырки. Наверное, по этим ремням, как по годовым кольцам на деревьях, можно отмечать страшный путь солдатской судьбы – отступления.
Не таясь, хрустя сломанными ветками, люди несут через засыпающий лес свою драгоценную ношу – зелёный кокон плащ-палатки. Кокон этот, обляпанный, облепленный прелыми листьями, прилажен к сломанным стволам молодых берёзок. Оттуда, из глубины чёрного провала, как из пещеры, из амбразуры грязных, в чёрной крови, бинтов – взгляд стальных глаз. В нём не отражается голубое небо и блёклое солнце. В нём – чёрная боль и ненависть. В нём, как в зеркале, – последний бой дивизии народного ополчения.
Алексей Прокофьевич Панченко… Старый, по меркам войны, солдат. Сорокалетний. Он помнил, как девятнадцатилетним пацаном добровольцем ушёл на фронт своей первой войны, Гражданской. Ушёл потому, что не мог тихо сидеть в своём доме на окраине любимй Москвы. Ушёл воевать за счастье народа. Своего народа. Закончил войну и вернулся – чтобы строить и поднимать то, что война разрушила. Его город зацвёл, и о городе заговорил весь мир.
Любимый город брал своё начало с тихого маленького дома на окраине. Любимый человек в этом доме – жена. Своё спокойное счастье он черпал из взгляда её всё понимающих бездонных глаз. За это тихое счастье он и воевал тогда, в Гражданскую. И, сидя на залитой летним светом веранде у сверкающего, в медалях, самовара, купаясь в любимых тихих глазах, в которых отражалось солнце, он понимал, как был счастлив.
Потом по брусчатке Москвы снова зачастили дробью, ударили слаженным тактом ботинки и сапоги. Он смотрел на уходящие шеренги и понимал, что и ему пора. Разномастными были эти шеренги – в чёрных ватниках, в пижонистых профессорских пальто, в старых кавалерийских шинелях. В кепках, в пилотках, в будёновках. Он смотрел на лица уходящих – весёлые и серьёзные, глубокие или немного бесшабашные – и понимал: ему тоже пора.
Жена тихо и немного покорно вздохнула, посмотрела ему в глаза и собрала нехитрый солдатский скарб. Быстро собрала, как будто сидор все эти годы ждал за дверью: «Доброволец… Разве удержишь его? Где там...»
Сейчас, в лесу, проваливаясь в морок боли, скрипя зубами так, что, казалось, ещё немного, и они скрошатся в пыль, он вспоминал. Вспоминал, как у маленькой Вязьмы остался цвет Москвы. Как в стрелковых ячейках, близоруко щурясь слезящимися от напряжения глазами в прицелы винтовок, длинными музыкальными пальцами дёргая стальные их затворы, лупили по серым чужим цепям мальчики, скрипачи и пианисты. И как навсегда исчезали они в кустах миномётных разрывов, хоронивших в чёрной земле вместе с их телами ненаписанные великие произведения. Как под блестящими гусеницами чёрных танков оставались никогда уже не изобретённые мощные красивые машины и лекарства от страшных болезней. Вот в огненном смерче навсегда оборвалась великая поэма. Это её автор, близорукий очкарик, студент-филолог, со связкой гранат бросился под те самые блестящие гусеницы. Дав ему, добровольцу Алексею Панченко, миг, чтобы сменить позицию и длинным росчерком пулемётной очереди проредить строй в грязно-зелёных куртках с закатанными рукавами.
А потом вспышка и темнота. И теперь – качающиеся в такт шагающим голые ветви берёз над головой. Это последние из их взвода несут его на себе. К дому несут, к Москве. К жизни и свету. Только сможет ли он жить теперь так же спокойно, как до войны?
Они вышли. Вышли и вынесли его. Были долгие операции и месяцы госпиталей. Было ликование и горькие слёзы радости, когда в палату вбежала молоденькая девчонка-санитарка и включила тарелку репродуктора. Из динамика, чеканя слова, так же как летом по брусчатке мостовой солдатские ботинки печатали шаг, понеслось: «Поражение немецко-фашистских войск под Москвой. Срыв вражеского блицкрига». Он плакал, понимая, что всё было не напрасно. А слёзы его были горькие из-за несбывшихся надежд – тех, кто навсегда остался под Вязьмой.
Потом опять была война. И была первая, главная солдатская медаль – «За отвагу». Медаль была для него общая – на всех, оставшихся под Москвой. Были бои и трупы врагов. Были сожжённые русские и украинские деревни. Он первым поднимался в атаку, чтобы своими руками дотянуться до тех, кто там, под Москвой, растаптывал своими коваными сапогами ненаписанные книги и картины. Был главный солдатский орден – Славы.
И был последний его бой – в Закарпатье. Бой, где он снова первым поднялся в атаку. И вместе с десятками своих товарищей остался на склоне неизвестной высотки. Последнее, что он увидел, были её губы и её глаза. А оттуда, из глубокой тишины неба, ему протянул руку и робко улыбнулся, глядя своими чистыми, огромными в очках глазами, студент-филолог, оставшийся под Вязьмой. Улыбнулся и сказал: «Пора!» Чтоб дочитать ему свою поэму?
За этот бой была ещё одна медаль, и тоже «За отвагу». Но она так и затерялась, вместе с тысячами других невручённых наград, в сейфах больших кабинетов. Да и не нужна она ему больше, медаль...
Долгий путь домой – по родной стране, вдруг оказавшейся разрезанной непонятными ему границами. Он вернулся туда, откуда уходил. Но дома с яблонями уже не было. И её тоже больше не было. На месте их дома вырос красивый большой музей, с вечным огнём и памятниками. Памятниками им – оставшимся на фронте и вернувшимся.
Гроб с его останками внесли на руках в красивый зал мужественные солдаты из роты почётного караула. И люди в зале склонили головы над его прахом. Он смотрел на них сверху – высокий стройный мужчина в выбеленной дождями и ветром гимнастёрке с двумя медалями «За отвагу» и орденом Славы на груди. Он обнимал за плечи немолодую, но ещё очень красивую женщину, склонившую ему на плечо голову. А рядом с ними, смущённо улыбаясь, стоял молодой паренёк в смешных круглых очках и в белой рубашке. И тихо читал им свои стихи.
***
С героем простились в Зале Памяти и Скорби Музея Победы. В последний путь красноармейца провожали солдаты роты почётного караула 154-го отдельного комендантского Преображенского полка, представители Всероссийского проекта «Дорога домой», Поискового движения России, учащиеся кадетских классов, руководство и сотрудники музея.
Вскоре поисковикам Всероссийского журнала «Военная археология» удалось установить, что малой родиной Алексея Панченко является станица Родниковская Курганинского района Краснодарского края, а уже кубанские поисковики нашли родных погибшего солдата — в станице Родниковской и в Санкт-Петербурге: пять внучек, правнуков и даже праправнуков.
22 июня 2018 года прах солдата, по просьбе родных, был перезахоронен. Герой обрёл вечный покой на малой родине, в станице Родниковская.
Подполковник запаса Сергей Мачинский
Фото: из личного архива Сергея Мачинского, ТАСС
© "Союзное государство", № 11, 2021
Дочитали до конца? Было интересно? Поддержите журнал, подпишитесь и поставьте лайк!
