Началось все в 1889 году, когда Владимир Степанов, выпускник петербургского Театрального училища, четырьмя годами ранее поступивший в кордебалет Мариинского театра (в 1889-м произведен в корифеи), начал посещать курсы по антропологии и анатомии в Санкт-Петербургском университете, обучаясь у Фортунатова Алексея Михайловича. Изучение анатомии нужно было Степанову постольку, поскольку именно на ее основе покоилась разрабатываемая им система танца. Уже к началу 1891 года система Степанова была достаточно отшлифована, чтобы быть представленной для официальной демонстрации.
23 февраля "Петербургская газета" сообщала о "новом открытии", о котором только и говорят в хореографическом мире. В статье подчеркивалось, что до сих пор балет не знал азбуки (по всей видимости, автор имел ввиду именно какую-то общепризнанную систему, наподобие музыкальных нот; забегая вперед, скажем, что и система Степанова таковой не стала), а движения передавались единственным путем - устно.
"Артист нашей балетной труппы задался целью восполнить этот пробел и изобрел способ записывания хореографических телодвижений. Г-н Степанов применил музыкальные знаки к передаче всех телодвижений....Теперь система вполне выработана и представлена в дирекцию театрального училища для получения привилегий. Г-н Степанов читал уже несколько лекций в театральном училище с большим успехом, и на днях его изобретение будет рассматриваться в особой конференции".
Уже на следующий день, 24 февраля 1891 года, специальная комиссия, в которую входили балетмейстеры Мариинского театра Мариус Петипа и Лев Иванов, артисты (действующие и бывшие) Екатерина Вазем, Христиан Иогансон, Павел Гердт, а также управляющий балетной труппой императорских театров Иван Рюмин и ее режиссер Владимир Лангаммер, изучив изобретенную Степановым систему, "единодушно" (как отмечено в протоколе заседания) сочли ее "абсолютно практичной и применимой для записи балетов". Было отмечено, что до сей поры не существовало подходящей системы, и что система Степанова, восполнив этот пробел, "окажет хореографическому искусству огромную услугу".
Затем Степанову дали отпуск и стипендию для изучения анатомии в Париже у Жана-Мартена Шарко (у которого когда-то учился Зигмунд Фрейд). Именно там, за границей, он впервые и изложил свою разработку в виде пособия. Труд "Alphabet des movements du corps humain" (т.е. "Азбука движений человеческого тела") вышел в 1892 году на французском языке и придал методу Степанова международный статус. Последний фактор, по всей видимости, был немаловажен для того, чтобы в дальнейшем дирекция императорских театров не просто обратила внимание на изобретение Степанова, но и внедрила ее для преподавания, а также и продвигала ее.
После возвращения Степанова в Петербург в конце 1892 года ему было позволено в качестве эксперимента (а заодно и тестирования) преподавать свою систему студентам Театрального училища. А 14 апреля 1893 года дирекцией императорских театров был устроен экзамен (где присутствовали все те же члены комиссии 1891-го года, за исключением находящегося на лечении Петипа, но с добавлением Ивана Всеволожского, а также некоторых других лиц), в ходе которого студенты Театрального училища записывали и расшифровывали рандомно загаданные танцы. Расшифровка предполагала не только теоретический аспект, т.е. перевод знаков системы в балетные термины, но и непосредственное "вытанцовывание" расшифрованного. Петербургская газета от 16 апреля бодро сообщала о "блестящих" результатах экзамена. "Несколько студенток легко записывали ... заданные танцы, а другие разбирали их и танцевали... После таких блестящих результатов, достигнутых в столь короткое время, преподавание хореографической стенографии наверняка станет обязательным в театральной школе". Так и произошло: нотацию Степанова начали преподавать в Театральном училище в том же году, а сам Степанов стал первым преподавателем.
Вообще-то, не так уж единодушны были члены той комиссии, одобрившие систему. Если, к примеру, Павел Гердт и Лев Иванов действительно относились к ней положительно, то Мариус Петипа как раз был известен своим неприятием изобретения. Француз, конечно, дипломатично пожелал Степанову удачи в его дальнейших изысканиях, однако в целом относился к его системе скептически, отмечая, что "талантливый балетмейстер, возобновляя прежние балеты, будет сочинять танцы в соответствии с собственной фантазией, своим талантом и вкусами публики своего времени и не станет терять свое время и труд, копируя то, что было сделано в стародавние времена".
"Легкость", с которой ученики записывали и расшифровывали записанное, также вызывает сомнение. Судя по воспоминаниям некоторых выдающихся воспитанников Театрального училища, их отношение к изучению метода в целом (поскольку все же были исключения) не было энтузиастским. Тамара Карсавина писала, что "ученики не любили этих уроков, называя их "кабалистической абракадаброй"".
Собственно, что же представлял из себя разработанный Степановым метод?
Пособие, подготовленное Степановым, состояло из нескольких разделов: сначала введение, затем анатомические заметки (о строении тела); затем шла основная часть, где непосредственно давались знаки и их соответствия (расшифровка);
далее шли простые практические упражнения для закрепления пройденного; наконец, в конце пособия был помещен тот самый протокол комиссии (от 24.02.1891), одобрившей нотацию Степанова.
Сама запись по методу Степанова выглядела так.
Как видно по рисунку, в полной записи - три нотных стана. Нижний, состоящий из 4-х линеек, нужен для записи положений и движений ног, средний (3 линейки) - рук, верхний (2 линейки) - корпуса и головы. Знаки, подобные нотам той или иной длительности (а также оригинальные знаки) образуют род иероглифов или связанных шестнадцатыми (восьмыми, четвертными) "ребрами" (как группы нот) криптограмм. В начале каждой новой строки стана записываются ключи (выворотности, полупальцев и т.д. - аналоги музыкальных ключей).
Здесь стоит подчеркнуть, что всеми этими знаками и криптограммами записывались не специфические балетные движения (батманы, арабески, аттитюды и т.д.), а именно сгибания, разгибания, отведения, повороты конечностей. Чтобы определить, какое именно балетное движение зашифровано, нужно, по сути, догадаться о нем по последовательности этих самых сгибаний и разгибаний. Попросту говоря: если из записи видно, что рабочая нога поднимается вверх, вперед, и чуть сгибается в колене, то это - аттитюд-девон. И так в остальном.
Попроще дело обстоит с изображением рисунка танца. Им занято пространство над или под линейками, где указываются траектории, фигуры, направления перемещений танцовщиков. Здесь же обозначаются участники: крестик (или черный кружок) - танцовщик, нолик - танцовщица. Стрелки показывают, куда им двигаться.
Изложенного, кажется, достаточно, чтобы понять, что система была сложной как для записи, так и для расшифровки (хотя Лев Иванов заявлял о том, что Степанову удалось упростить запись танца, что является преимуществом его системы по сравнению с теми, что разрабатывались ранее). Даже простейшее движение записывается в несколько "этапов" и несколькими знаками. Хотя бы уже поэтому придуманная Степановым система не могла быть аналогом музыкальной партитуры и претендовать на широкое употребление. Если музыкальная партитура довольно проста в считывании, а овладение нотной грамотой совсем не является сверхъестественной задачей, то овладение навыком расшифровки хореграфической партитуры (к слову, понятие, введенное в оборот как раз Степановым), записанные рассматриваемым методом, требует изрядной доли энтузиазма, если не фанатизма.
Сам Степанов записывал и расшифровывал быстро, что немудрено. Но вот по многочисленным воспоминаниям современников, для них запись и расшифровка по системе отнюдь не были так легки, как утверждалось в газете. Наоборот: многие подчеркивали излишнюю трудность работы с ней.
"Система Степанова была очень подробной, но сложной и трудной" - Т. Карсавина.
"Простое движение, арабеск, например, представляется на бумаге чем-то ужасно громоздким" - А. Волынский.
"...на расшифровку одной строки...записи (2-4 такта танца) требовалось целых полтора часа" - А. Ширяев.
Наконец, Мариус Петипа в отзыве на книгу Степанова, указал, что чрезвычайно трудно "указать в одном и том же такте и па, и положение рук, головы, таза, верхней части бедер, движения колен, торса, повороты корпуса, сгибания и разгибания плеч, кистей, запястья и проч."
Сложно поверить, что даже на первых порах появления нотации этого не осознавали те, кто ее одобрял, и даже, возможно, сам Степанов. Однако изобретение продвигалось дирекцией императорских театров: еще Иван Всеволожский добился в свое время от Министерства Двора утверждения тарифов на оплату записи. Да и позднее ведение записи наследия с ее помощью было поддержано Владимиром Теляковским, ибо таким образом он решал давно беспокоившую его проблему: наличие второго (а иногда и первого) балетмейстера. Должность эта оказывалась совершенно ненужной при наличии записей - так он рассуждал.
Возможно, Степанов понял бы всю сложность ее применения своей системы на практике (а может, и так понял), и тогда стал бы ее дорабатывать, а может и потерял бы к ей интерес. Этого мы не узнаем, т.к. в 1896 году он умер совсем молодым - ему не исполнилось и 30-ти лет. Как показала история, после его смерти судьбу его изобретения могло ждать два пути.
Об этом - в следующей статье.
Спасибо за внимание!
