Доброе и мягкое сердце – минус для правителя, Излишняя доброта только вредит королю, царю, падишаху, президенту и прочим властителям. Пожалеешь раз, пожалеешь два... в итоге грянет мятеж, восстание, а может того хлеще – революция. Со всеми вытекающими последствиями – анархией, кровавыми беспорядками, жертвами и прочими безобразиями. Самый лучший пример к вышесказанному, судьба французского короля Людовика XVI.
Он был очень хорошим человеком. Как пишут в характеристиках: не пил, не курил, был честным, добрым и морально устойчивым. В развращенном придворном обществе тех времен сумел сохранить чистоту нрава. Отличался большой честностью, простотой в общении, неприязнью к роскоши. И это во Франции, где и сегодня президенту полагается путаться с актрисами, стриптизершами и прочими красотками. А в те времена король должен был менять любовниц, как перчатки. А Людовик XVI был не такой. Они все были такими, а он не такой. Верный муж, всячески потакающий своей ветреной жене Марии-Антуанетте. Так ради приличия, сходил пару раз на сторону и все. Не любил празднеств и роскошных пиров, не затевал расточительных войнушек. Даже на любимую охоту выезжал не с огромной свитой, а с парой егерей и ружьишком. Любимое занятие – закрыться в слесарной мастерской и изготавливать всякие механические подделки – токарь был отменный. Но не стоит думать, что за этим занятием он бросал государственные дела – как полагается хорошему королю он им уделял большое время.
Таким Людовик XVI был с самого детства. И за это его дедушка Людовик XV, известный своей фразой «После нас хоть потоп», невзлюбил наследника и держал его вдали от государственных дел. Тот же, как примерный потомок любил и уважал дедулю, хотя немного презирал за распутный и расточительный образ жизни.
В 1774 году дедушка умер и на престол самого главного государства того мира взошел Людовик XVI. С самыми лучшими намерениями он вступал на престол, искренне желая править на пользу народа, проводить нужные реформы и бороться с злоупотреблениями. Молва о его честности, доброте и похвальных намерениях возбудили в простых французах светлые надежды. Новый король поначалу оправдывал их. Посадил в тюрьму ненавистную народу фаворитку дедушки Жанну Дюбари, изгнал прежних министров. Были отменены ряд феодальных повинностей, особые королевские привилегии, сокращены придворные расходы, ликвидированы синекуры. Главными министрами были назначены умные и талантливые администраторы Тюрго и Мальзерб. Тюрго занимаясь экономикой и финансами провел ряд насущных реформ: равномерное распределение налогов и податей, обложением земельным налогом привилегированных сословий (дворянство и церковь). Была введена свобода хлебной торговли, отменены внутренние таможни. В общем провел преобразования во всех отраслях Франции. Мильзерб же занимался реформацией замшелого судопроизводства и юстиции: уничтожил внесудебные преследования, установил свободу совести и еще много хорошего и нужного.
Но естественно находились и те, которых эти нужные реформы отрицательно затрагивали, лишали доходов, положения и власти – знать, дворяне, священники, ушлые спекулянты и прочие. Они плакались, жаловались королю и королеве. А король был добрый, слушал их, жалел и отменял законы, которые несколько дней назад подписывал и утверждал. Как писал Аркадий Аверченко в своей «Всемирной истории» на Людовика влияли все кому не лень. Придет Тюрго принесет хороший и нужный закон, повлияет на Людовика, тот его подпишет. Тут же припрется королева Мария-Антуанетта, пощебечет, поплачет, повлияет, и Луи отменит этот указ.
В общем, со свойственной ему нерешительностью король хотел изничтожить злоупотребления, но со свойственной ему нерешительностью не искоренял их, а лишь смягчал. Когда его убедили отменить крепостное право в собственных владениях, он согласился, но «уважая собственность» отказался отменить это право на землях сеньоров.
В конце концов кто-то так «повлиял» на «шешнадцатого»Людовика что он отправил умного и дельного Тюрго в отставку. Да говоря откровенно, тому уже надоело быть министром при короле-флюгере, у которого семь пятниц на неделе. После удаления Тюрго в финансах водворился полный бардак. Для наведения порядка позвали Жак Неккера, потом Александра де Колонна, затем Ломени де Бриенна. Но и те не смогли ничего добиться путного, то боролись с привилегированными сословиями и проводили реформы, то по душевной доброте короля отменяли их. В общем, шаг вперед, два шага назад. Дальше-больше. За финансами жопа пришла в экономику и общественные взаимоотношения. Бардаком воспользовалась реакционное дворянство. Первой ласточкой стал закон 1781 года, допускавший в офицеры только представителей старого дворянства. Затем указ запрещавший третьему сословию доступ к судебным должностям. Дворян освободили от налогов не только введенных Тюрго, но тех которые были при Людовике 15. Сеньоры на основании древних документов восстанавливали свои феодальные права. Даже в королевских доменах проявилось оживление феодализма. Финансы пришли в полное расстройство: дефицит достиг 198 миллиона ливров. Никакие займы уже не могли покрыть этот дефицит. Неумелое управление, расточительность королевы, щедрые дары которые добрый король раздавал своим родственникам и придворным. Соответственно в народе доверие и любовь к королю ослабли. Тем более пример политической свободы был перед глазами – североамериканские штаты добились независимости и стали прекрасно обходится без монархов.
В конце-концов рвануло. «Под давлением же народа было созвано королем Национальное собрание. Но тут вмешалось давление аристократии и придворных. Король послал Национальному собранию приказ разойтись. Оратор собрания Мирабо вскочил н заявил:
- Мы здесь по воле народа, и только сила штыков разгонит пас.
В эту минуту случилось так, что никто не давил на короля. Он кивнул головой и добродушно сказал:
- Ну ладно. Сидите уж.
Впрочем, через несколько дней под давлением придворной партии король решил стянуть к Парижу войска из иностранных наемников. Тогда-то Франция и возмутилась против своего короля. (Аркадий Аверченко. Всемирная история).
В Париже вспыхнуло восстание, и народ захватил Бастилию. Напрасно маршал Брольи убеждал монарха уехать в Лотарингию, встать во главе армии и силой разогнать бунтующих парижан. Вместо этого Людовик XVI, опасаясь гражданской войны, пешком отправился в Национальное собрание, пообещал, что войска будут удалены из столицы и громогласно объявил что народ и король едины. Утвердил на свою голову создание национальной гвардии, а затем вобще переселился в Париж. Впал в полную апатию – день-деньской токарил что-то в мастерской, либо бродил по дворцу Тюирли. Тем временем влияние и власть переходило к учредительному собранию. Луи XVI уже не царствовал, а присутствовал при смене событий. То приспосабливался к ним, то взывал к иностранным державам о помощи.
Два года он жил в Лувре не решаясь на какие-либо активные действия. Наконец 21 июля 1791 года решился на побег. Ночью в сопровождении трёх телохранителей, выехал с семьей, в сторону восточной границы. Но в городке Сент-Мену его заметил почтмейстер Друэ. Чтобы удостоверится, вскочил на коня и бросился вслед уезжающей карете. Догнав в городе Варене, узнал в паже переодетого короля и ударил в набат. Сбежавшийся народ арестовал короля и королеву. Под конвоем они были возвращены в Париж. Народ, столпившийся на улицах, встречал монарха гробовым молчанием.
14 сентября 1791 года Людовик принес присягу новой конституции. Но втихую продолжал вести переговоры с эмигрантами и иностранными державами, умоляя тех вторгнутся во Францию. В итоге очередное восстание, манифестация закончившаяся захватом Тюильри. Французская монархия была низвержена, Людовик XVI уже как гражданин Луи Капет был арестован и заключен в замок Тампль.
В первый раз на него никто не влиял и не давил. Может быть, поэтому Людовик на суде повел себя как истинный король. Держал себя с большим достоинством и, не довольствуясь речами избранных им адвокатов, сам защищался от обвинений, ссылаясь на права данные ему конституцией. Со спокойствием выслушал смертный приговор. 21 января 1793 года достойно и смело взошёл на эшафот. Его последними словами были: «Я умираю невиновным, я невиновен в преступлениях, в которых меня обвиняют. Говорю вам это с эшафота, готовясь предстать перед Богом. И прощаю всех, кто повинен в моей смерти».
Но говоря откровенно – виновен. Слишком был добрым, нерешительным и мягкотелым. Хотел быть хорошим правителем для всех. А так не бывает! А через 120 лет еще один добрый правитель развалил огромную и могучую страну и был расстрелян вместе с семьей в подвале Ипатьевского особняка.
